.. Она оправдывает шофера и обвиняет «ротозейку». Читателю неизвестно, кого она называет так, но Василий сразу понял — себя обвиняет. Обвинить себя, да еще публично, через печать! Эх, если бы все так умели поступать!..
— «На место аварии прибыли специалисты,— продолжал читать Володя,— в том числе начальник испытательного полигона будущих скоростных легковых автомобилей строящегося завода. Они установили...»
В этом абзаце Ярцев сделал для себя открытие: оказывается, маневр самосвала с асфальта через кювет и обратно в кювет обследовали специалисты, даже руководитель группы испытателей будущих автомобилей, который сказал, как пишет Ирина: «Шофер самосвала с большим риском для себя действовал расчетливо и точно, как опытный испытатель...»
— Во, слышишь, Вася, какую аттестацию тебе дают!..— заметил Володя.
— Это уж слишком,— смутился Ярцев, а про себя подумал: «Ирина оправдывает меня, подкрепляя свои суждения высказываниями авторитетов. Зачем она это делает? Разве ее правда и самообвинение потеряли бы силу без
авторитетов? Она действительно честная, но, видно, еще робеет даже перед собой. Перед самосвалом стояла с безрассудной храбростью, а тут за спину авторитета нырнула...»
— После аварии,— читал Волкорезов,— шофер Василий Ярцев, закончив ремонт своего самосвала, по собственной инициативе организовал внеурочный профилактический ремонт тормозных систем во всем парке. Эта работа продолжается. Василий Ярцев считает: машины должны выходить на трассы с надежными тормозами. Но и ротозеек на дорогах не должно быть».
«Это правильно»,— заключил про себя Ярцев.
— Молодец, Вася,— похвалил Володя, откладывая газету,— теперь пора ужинать.
— Не Вася молодец, а эта самая Ирина Николаева,— неожиданно поправил его Афоня.— Она умный и честный человек.
«Умный и честный»,— про себя повторил Ярцев слова Афони. Это, пожалуй, верно, до того честная и откровенная, что забыла сказать или не захотела трогать того самого главного, что возмущало меня тогда до темноты в глазах и возмущает сейчас: как избавиться от привычки выпускать детали с недозволенными допусками — «не заклинило, и ладно».
— Она говорит,— продолжал Афоня,— аварий на дорогах в сто раз было бы меньше, если бы все умели так держать руль, как держит Василий Ярцев. Так и сказала при мне редактору газеты и начальнику автоинспекции города, который был приглашен в редакцию на обсуждение статьи...
— Постой, постой,— перебил его Витя Кубанец,— теперь нам ясно, кому ты одолжил свои сапоги.
— Ну и одолжил. А что тут выяснять. Доехали на автобусе до нашей остановки. Сошли. Я уже дома, а ей шагать по грязи вон куда... На ногах туфельки... Как бы ты поступил на моем месте?
— Пригласил бы на ужин,— ответил Виктор. Это почему-то огорчило Афоню.
— Не догадался...— признался он.
— Уж не влюбился ли? Тут поднялся Ярцев:
— Ладно, садимся ужинать. Нашелся босый сын, те церь можно и о себе подумать.
Афоня понял, что друзья не без тревоги ждали его, поэтому легко вскочил с койки, сунул ноги в модельные туфли, что стояли под койкой Ярцева — своих у него еще не было,— и к столу.
После ужина Афоня спросил Витю Кубанца:
— Какую тему дали для сочинения?
— «Творчество Льва Николаевича Толстого».
— Ясно,— Афоня улыбнулся.
Для него автор «Войны и мира» — земной бог человеческой мудрости, который учит чувствовать переживания людей так, как никто до него не учил, что умение чувствовать переживания друга помогает найти ключ к доверию, к сердцу, к откровенности; что откровенность и доверие побуждают в людях стремление к сотрудничеству, к поиску верных путей в жизни, к творчеству, к созиданию. Царство доверия — заветная мечта светлых умов. Вот почему Толстой нужен сегодня и еще нужнее будет завтра.
Ярцев слушал Афоню, а перед глазами мелькали чьи-то торопливые руки, лица со слепыми взглядами, перед которыми сыпались, катились в ящики разные детали с дефектами и без дефектов в общем потоке...
Радоваться бы ему в такой-то час — тысячи людей будут читать о нем завтра в газете! А он будто испугался этого и с грустью думает о завтрашних встречах с товарищами в автопарке. Этот Афоня, как показалось ему, не без умысла затеял разговор о творчестве Толстого, о величии человека, о царстве доверия.
Ярцев еще не знал, что через день его пригласят в управление завода на беседу, а затем состоится встреча с начальником испытательного цеха, который предложит поехать с группой шоферов-испытателей в Италию, в Турин, чтобы познакомиться с практикой выборочных испытаний легковых автомашин фирмы «Фиат».
Прошла еще одна зима. На Крутояре она была похожа На затяжную страду, когда дожди начинают чередоваться со снежной крупой, а люди в летних майках, будто забыв
о холоде и усталости, дни и ночи бьются за хлеб: еще одно усилие, еще... и зерну не угрожает ни зимовка под снегом, ни прелость... К весне семидесятого года тронулась первая линия конвейера, и главный корпус, куда стекались заготовленные в разных цехах детали, напоминал полевой ток с зерном нового урожая. Только здесь люди не выкладывали последние силы, а с удивительной легкостью приращивали одну деталь к другой, которые тут же сами собой стыковались с узлами кузова зарождающегося автомобиля. Перед глазами вершилось то, во что трудно было поверить три года назад. С главного конвейера сходили один за другим красавцы «Жигули».
Первая тысяча, вторая, третья — верь не верь, сразу начали отсчитывать тысячами,— наступая на пятки убегающей от действительности сказке про чудеса в некотором царстве. Вот оно, это царство автоматики и новейшей техники! И для сомнений нет причин — все автомобили удобны в управлении и носятся вихрем, с ветром споря. А когда с главного конвейера сошла стотысячная машина, завод приступил к монтажу второй очереди автосборочных линий.
Именно в этот момент продолговатая площадь, лежащая между управлением строительства и генеральной дирекцией завода, стала ареной состязаний двух ведомств за кадры. Они объяснялись по этому поводу на разных языках: одни отстаивали интересы строительства, другие — своевременный пуск агрегатов. Между тем большие группы строителей перекатывались из одного конца площади в другой, недоумевая: «Мы строили завод, чтобы работать в его цехах, а нас не отпускают, дескать, нельзя оставлять стройку без шоферов. А ведь эта специальность ходовая, и заводу она нужна день ото дня все больше и больше».
Пожалуй, больше всех вымогал этот период Виктора Кубанца. Вместе с товарищами по общежитию он еще зимой уволился из автоколонны — перевода не дали — и поступил в заводской парк автослужбы, где исподволь сколачивались экипажи второй очереди пускового объекта. Казалось, все осложнения позади: мечта стать специалистом передовой техники производства автомобилей стала реальной.
Пришла очередь получать комнату-малометражку по списку молодоженов. Список составлялся и утверждался
в постройкоме, когда Витя работал в автоколонне, а штукатур Полина, ставшая его женой, еще не уходила в декретный отпуск. Жили они в разных общежитиях, и по ходатайству друзей их включили в первоочередной список. Но вот Полина уже в родильном доме, а Кубанца из списка исключили. Кинулся в постройком. Там развели руками:
— Дом ведомственный, а вы уволились от .нас, просите там, где работаете.
Метнулся в завком:
— Исключили из очереди, как быть?
— Не имели права исключить, потому что жена осталась на прежнем месте работы.
— Она в декретном сейчас— Виктор умолчал, что Полина уже в родильном доме: говорят, нельзя оповещать об этом, примета плохая.
— Тем более никто не имел права вычеркивать ее из списка,— попытались успокоить его на новом месте работы.— У тебя есть все основания требовать!..
Виктор Снова прорвался в постройком, затем в партком стройуправления.
— Вот справка: жена ударник бригады штукатуров жилстроя, находится в декретном.
— Ваша жена не просила комнату, ее нет в списке. Был ее муж, Виктор Кубанец, но он уволился с работы, потому и вычеркнут. Пусть она сама напишет заявление, тогда посмотрим.
— Она сейчас в родильном доме,— взмолился Виктор.
— Сочувствуем, но помочь не можем... Решайте этот вопрос по месту работы.
И пока Полина находилась в родильном доме, Витя носился из одного конца площади в другой резвее любого футболиста, влетал в кабинеты взмыленный, но дело не двигалось с места: автозавод еще только планировал строить дом для молодоженов, а жилуправленйе строительства, руководствуясь положением о ведомственных домах, вообще не имело права выдавать ордер на имя человека, который уволился из этого ведомства.
Полина с волнением ждала радостной вести, но Виктор прибегал к окну палаты и беспомощно разводил руками-снова неудача!
Когда у Полины родилась девочка, Виктор и его друзья подъехали к родильному дому в трех легковых автомобилях, и сразу празднично стало на площадке против окон
палаты, где лежала Полина. Ребята устроили парад цветов, словно яркий ковер расстелили на асфальте. Так и должно быть — родилась девочка!
Прошла неделя, вторая. Полина выписалась из родильного дома и до конца декретного отпуска уехала с Галкой — так назвали девочку — к матери в деревню. А Виктор между тем продолжал обивать пороги ведомств и учреждений. Везде вежливо советовали подождать, потерпеть. Новые дома временно заселяли иностранными специалистами. Там же для них оборудовались столовые, комнаты отдыха, салоны. Стоило ли скупиться на мелочи, коль отгрохали такие корпуса для автогиганта? Молодоженам, видимо, предстояло ждать квартиры до окончания пускового периода всего завода.
Как-то вечером, возвратись домой, Виктор увидел на своей койке кипу книг, инструкций, чертежей итальянской машины «Фиат-124». Это базисная модель. По ней выпускается советская пока под литерным номером «2101». Учитывая суровость наших дорог, внесены изменения: увеличена мощность двигателя, усилена ходовая часть, поднят дорожный просвет, поставлены автономные тормоза для задних и передних колес... Конструкторы учли предложения шоферов-испытателей, обкатавших более сотни «фиатов». Один «фиатик» из обкатанных, на спидометре которого отсчитывалась вторая сотня тысяч километров, приписан к учебной автобазе завода и закреплен за Ку-банцом. Вот уже три месяца ездит на нем Виктор по городу и заводу без ремонта. Поэтому удивился, когда друзья «угостили» его инструкциями и чертежами знакомой машины. Вероятно, чтобы отвлечь от грустных дум о квартире. А что еще они могли придумать? Спасибо и на этом.
Перекидывая книжки и чертежи на пустующую четвертый месяц койку Ярцева, Виктор обнаружил условия конкурса шоферов «Знай свою машину» и записку: «Кубанцу. Ознакомься с этой литературой. Тебе надо вклю--читься в конкурс».
Прошел день, и ребята один за другим стали приставать с предложением открыто. Надо, надо. Особенно много убедительных доводов выставлял Афоня Яманов.
— Мы тебе поможем стать победителем,— убеждал он.
— Мне сейчас не до конкурсов,— отмахивался Виктор.
— Именно сейчас это и надо делать,— подтвердил Володя Волнорезов.
— Обязательно надо,— строго, будто подвел черту, сказал Рустам Абсолямов.— Выполняй волю экипажа.
Даже Мартын Огородников, который до сих пор мотается где-то в подсобном хозяйстве завода на поденной работе, и тот включился в общий хор жильцов девятки:
— Сказано — надо, значит, надо... Вот Ярцев скоро вернется из Италии, тогда дело веселее пойдет... И вообще надо авторитет зарабатывать, глядишь — квартиру да-.дут...
Виктор включился в конкурс без особого желания. Но, видя, с каким старанием помогают ему друзья, постепенно стал входить в азарт. Дважды проехал по предполагаемой трассе.
После первого тура его не отчислили. Во втором Виктор попал в десятку сильнейших. Уже приближался третий тур, заключительный и самый трудный — регулировка и самостоятельное устранение дефектов на трассе. В десятке больше половины асы — водители 6 многолетним опытом. Попробуй потягайся с ними!
И снова друзья насели:
— Понимаешь, Витя, ты должен обставить их всех,— убеждал Афоня.
— Должен,— потребовал Володя.
— Обязательно должен,— сказал Рустам так, что хоть реви, но не отступай.
— Сначала говорили — надо, теперь — должен.
— Конечно, должен.
— Не могу. Попал в десятку, и ладно. Это мой потолок.
— Почему так плохо говоришь! — вскипел Рустам Абсолямов.— Какой потолок, где в голове потолок? Против всех пошел...
— Нет в голове потолка, по себе знаю,— заверил Мартын Огородников,— поэтому нельзя против всех, понимаешь? Нельзя...
Сложный человек по натуре Мартын, верткий, он будто не замечал всего того, что происходило на Крутояре, по-прежнему верил в свои универсальные способности и еохранял за собой право поучать остальных, находить выгодные позиции для самоутверждения, думать так, как думается.
Виктор только улыбкой ответил на его заверения.
Помолчали, подумали и решили: каждому, кроме Афо-ни Яманова, за оставшуюся неделю освоить практику регулировки клапанов, карбюратора, зажигания, тормозов, найти верные способы устранения дефектов и помочь Виктору в решающей схватке.
Вернулся из Турина Ярцев. Вернулся усталый, чем-то озабоченный, потому молчаливый. Но Афоня Яманов сказал ему о заключительном этапе конкурса — взять хоть третий приз во что бы то ни стало! — и «туринец» зажегся:
— Нужна оснастка — инструменты для регулировки разных узлов.
Раскрыл свой сундук, с тоской посмотрел на столярные инструменты, затем начал перебирать слесарно-шофер-ские. Выбрал самые необходимые, преимущественно универсального назначения, включая походный вулканизатор с запасом сырой резины.
Прошло еще два дня, и стало известно, что заключительный этап конкурса и выявление победителя состоится на той площади, при упоминании которой Кубанец бледнел и терял нормальный рассудок.
— Держись, Витя, та площадь обязана тебя выручить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27