На другое утро, захватив с собой котелок и немного продуктов, мы отправились с ним по направлению к Кирова кану
Хочешь глянуть да мою засадку? - повернулся ко мне Михаил, когда мы отошли от крайнего домика Воскресеновки с четверть километра.
— С большим удовольствием,— откликнулся я и последовал за своим спутником.
Мы свернули с шоссейной дороги и, пройдя шагов тридцать в сторону, остановились около узкой глубокой ямы. На склоне крутого холма она была выкопана в виде удобного кресла. Если в нее усаживался охотник, его глаза находились как раз на уровне верхнего края, обращенного к шоссейной дороге. Дно засадки покрывал толстый слой половы: в него в холодные дни Михаил зарывал ноги.
— Вот тебе и засадка. Хороша?
— Что и говорить, конечно, хороша,— утвердительно кивнул я головой.— В такой засадке даже в метель сидеть не страшно.
— А сколько я из этой засадки лисиц побил, не пересчитаешь! — начал Михаил, когда мы вышли вновь на асфальтированную дорогу и направились дальше. И волков 9 штук — девятнадцатого в прошлую зиму убил. Матерого, здорового волка. Как приволок я его домой, все соседские собаки куда-то попрятались и два дня их не было видно.
— Да, лисицу убить легко,— продолжал Михаил.— Потому легко, что она дура набитая. Это не волк. Иногда за одну ночь трех, даже четырех убьешь. Однажды еще с вечера подбежала ко мне лисица. Выстрелил я в нее и оставил на месте. Упала она на бугорок и на снегу растянулась так, что ее шагов на пятьдесят видно. Прошло с полчаса. Гляжу, по полю вторая лисица идет. Учуяла она убитую, осторожно подошла к ней, а потом ухватила ее зубами за шею и поволокла к оврагу. Выстрелил я — убил и эту. Наверное, не больше получаса прошло, как заприметил я третью лису. Еще издали увидел ее. Идет она по следу первой и так старательно снег вынюхивает. Только не подошла близко. Издали завидела убитых, постояла немного, а потом давай их сторонкой обходить. Обходит, вглядывается, носом тянет — видно, кровь учуяла. Вот так, обходя убитых лисиц, она почти целый круг сделала и как раз нарвалась на засадку, только с другой стороны подошла. Часа два после этого просидел я зря, замерз совсем, хотел было домой идти, да гляжу, прямо из деревни ко мне по дороге трусцой еще лисица бежит. Эта долго ждать не заставила — убил и четвертую.
— Неужели, Михаил, волк, как и лисица, впросак попадает?
— Ну, нет... волка с лисой равнять нельзя. Сказал я тебе — лисица набитая дура, а волк против нее вроде мудрец. Иной раз без ружья близко подпустит, а вот с ружьем подойти трудно.
— Значит, осторожный зверь?
— Куда уж быть осторожней! — развел руками мой собеседник.
— А ведь я, Михаил, не случайно тебя об этом спрашиваю. Пришлось мне когда-то слышать, что один из охотников в горах Средней Азии наткнулся однажды на сотенную волчью стаю и за 5 минут застрелил 5 хищников. Правда, это давно случилось, может быть, в то время и волки не такими осторожными были, а все-таки не могу поверить этим рассказам. Вот мне и хочется о волчьей осторожности у тебя, старого охотника, выяснить.
— А что выяснять-то, вранье все это, и только,— огрызнулся Михаил и, окинув меня недружелюбным взглядом, стал подниматься по склону лесного оврага.
— Да за что же, Михаил, на меня-то сердишься?
— Да ну тебя с твоими сказками. Лучше слушай,— поднял он руку,— хорик кричит.
Я замер на месте и прислушался. «Биб-биб-биб-биб-биб»,— из-за невысокого лесного увала донесся до нас странный голос персидской белки. «Биб-биб-биб-биб»,— откликнулся на него другой с противоположной стороны леса. Я быстро пошел в том направлении.
— Куда ты? Не надо спешить. Разве найдешь белку в такой чаще? — остановил меня Михаил.— В Понзоре их много, и утром они кричат часто, так что найти их будет нетрудно. Я остановился.
«А все же как странно кричит эта белка»,— думал я, прислушиваясь к незнакомому звуку.
Наступил вечер. Среди лесной чащи мы с Михаилом расчистили небольшую площадку и развели костер. Веселый огонек отогнал темноту ночи, и в глухом незнакомом лесу стало тепло и уютно как дома.
— А все-таки, Михаил, как же ты волков стрелял? — обратился я к своему товарищу, когда мы закончили скромный ужин.
— Как стрелял? Да известно как. Подойдет близко к засадке, то есть на верный выстрел, значит, мой, а учует, не подойдет — значит, зря ночь просидел. Только зверь очень строгий, просто так не убьешь — много времени и терпения от охотника нужно.
И Михаил рассказал о своих зимних охотах на серых хищников так образно, что я как будто сам с двустволкой в руках в ожидании волка сидел в яме, выкопанной на склоне холма близ шоссейной дороги.
Когда я проснулся, стояло серое осеннее утро. Густой непроницаемый туман заполз в ущелье и низко повис над вершинами крупного леса, скрыв от взора безлесные высокогорья. Какая-то особенная тишина и теплая сырость окружали нас. Казалось, замерло все живое. Неподвижно стояли еще покрытые сырой поблекшей листвой деревья, кругом ни шелеста, ни голоса лесной птицы. Вопреки вчерашним словам моего спутника молчали и белки.
Вскипятив на костре чайник и наскоро закусив, мы собрали свои пожитки и разошлись в разные стороны. Михаил вновь стал подниматься в гору, надеясь на снежных полях близ перевала отыскать след медведя, а я медленно пошел вдоль склона в надежде встретить персидскую белку. Отыскивая зверьков, я часто останавливался, всматривался в ветви больших деревьев, прислушивался к слабым лесным шорохам. Но белок не было видно. Лес оставался неподвижным и молчаливым, как будто еще не проснулся после долгой осенней ночи.
Вдруг кругом стало светло. Сплошная пелена тумана разорвалась на небе, и яркие лучи солнца залили лесную чащу.
«Биб-биб-биб-биб-биб», в тот же момент услышал я над головой уже знакомый мне крик персидской белки и увидел зверька в кроне старого бука. Он суетливо бегал по горизонтальным ветвям, стараясь перебраться на соседнее дерево. Это ему не удавалось. Зверек, видимо, не решался на большой прыжок и, посуетившись немного, выбрал друзой путь. Он спустился на землю, пробежал шагов двадцать в сторону и вскарабкался по стволу рядом стоящего бука. Странным, непривычным показалось мне поведение этой белки, и я невольно вспомнил белку нашего севера. Широко расставив в таких случаях свои цепкие лапки и вытянув длинный и пушистый хвост, она уверенно бросается с вершины ели, чтобы с помощью большого прыжка достигнуть соседнего дерева.
Пока я наблюдал за поведением зверька, лес оживился. Своеобразные голоса персидских белок доносились со всех сторон. Видимо, зверьков было очень много. Когдаа же солнце высоко поднялось над горами и в ущелье стало совсем тепло, я решил отдохнуть, а главное, понаблюдать за поведением мало известного для меня животного.
Я примостился на крутом склоне как раз против большого дуба, на котором перед тем заметил пару персидских белок. Мне хорошо было известно, что наши белки около полудня предпочитают не оставаться пол лучами солнца и обычно скрываются в своих гнездах. У меня появилась маленькая надежда, что и эти белки для дневного отдыха заберутся в дупло дуба, отверстие которого помещалось сравнительно низко. В таком случае я смог бы закрыть выход и поймать зверька. А в то время, да, откровенно говоря, и сейчас, живая персидская белка в моих глазах представляла и представляет ценность. Ведь о повадках зверька и его жизни в неволе мы почти ничего не знаем
Расчеты мои оправдались. Вскоре белки спустились с кроны в нижнюю часть дерева и одна за другой скрылись а темном отверстии. Хотя я и был подготовлен к этому, но от радости у меня захватило дыхание. Медленно отполз и на четвереньках в сторону, потом бегом бросился к группе молодых деревьев и, выбрав тонкий и прямой стволик, стал срезать его перочинным ножом. Когда он оказался в моих руках, я срезал боковые ветки и на верхний его копен намой т носовой платок. Держа в руках это орудие, я так же осторожно приблизился к дереву и всунул в дупло конец жерди. Выход из дупла, таким образом, оказался закрытым. Затем я быстро поднялся по склону и стал звать своего приятели.
«Миха-иии-ииил!» — кричал я что было силы. «Михаил!» - далеко в горах откликалось эхо.
Долго мне пришлось ожидать прихода товарища Но походный топорик был в его сумке, а без него я не мог расширить отверстие, чтобы всунуть туда руку и поймать белку.
Наконец, Михаил явился. В двух словах, объяснил я ему, что белки закрыты в дупле дуба, и мы оба приступили к делу. Михаил вколотил в дерево два крепких клина, а я встал на них и топором стал расширять отверстие Когда оно оказалось достаточно большим, я до самого плеча засунул в дупло руку. Но в эту секунду почувствовал, как но спине, а потом по шее и голове быстро карабкается белка.
— Хорик! — закричал Михаил.
Я выдернул из дупла руку и попытался схвати животное. Но куда там... Белка перескочила на дерево и, крутясь по стволу, исчезла среди ветвей. Пока я провожал убегающую белку глазами, из прорубленного отверстия выскочила и вторая. Оба перепуганных зверька ушли невредимыми.
Как потом оказалось, один из них выскочил через узкую трещину, а другой просто воспользовался моим замешательством. В тот выезд, да и позднее так и не удалось поймать мне живую персидскую белку.
Однако мне хочется пояснить читателям, что такое персидская белка, где она живет и чем отличается от других белок нашей страны. В СССР белки представлены двумя видами Один из них — обыкновенная белка -- населяет огромные лесные пространства Европы и Азии. В зависимости от мест обитания окраска их бывает то темно-, то светло-серой, но брюшко всегда остается белым, а на ушах в зимнее время отрастает высокий волос, образуя своеобразные кисточки. Мех этих зверьков густой, мягкий и ценится высоко.
Другой вид — персидская белка — населяет дубовые и буковые леса горного Закавказья. Она отличается темным брюшком, отсутствием кисточек на ушах во всякое время года, сравнительно коротким и не столь пушистым хвостом, грубым мехом. Образ жизни персидской белки и в настоящее время плохо изучен. Она заселяет буковые и дубовые леса, устраивает гнезда в дуплах деревьев и в течение лета приносит два, а быть может, и три выводка. Сравнительно короткий хвост не позволяет зверьку делать большие прыжки по деревьям.
Незаметно прошло время. Настал день отъезда в Москву. В одно раннее утро я с вещами уселся на заполненную сеном телегу. К станции меня взялся подвезти знакомый колхозник. На полпути он быстро повернулся ко мне и указал кнутовищем вперед на дорогу.
- Смотри-ка, Евгений Павлович, стая каких-то черных птиц идет по шоссейке. Это. наверное, та самая дичь, тетерева, что ли, .. которыми вы с Михаилом Чичовым в горы ходите.
Я привстал на колени и, взглянув вдаль, увидел около 30 крупных черных птиц; они, медленно поднимаясь в гору, шли нам навстречу. Нет, это не тетерева. Тетеревам здесь делать нечего, они ниже березняков даже зимой не спускаются. Но что же это такое? Я поспешно достал бинокль.
- Знаешь, Трофимыч, да ведь это лысухи — водяные птицы. Очи а большом числе зимуют на озере Гокча. Сворачивай-ка с дороги, посмотрим, что они будут делать!
Лысухи свернули в сторону и остановились за густым кустарником. Стая лысух медленно приблизилась шагов на сорок и остановилась, заметив телегу. Но в этот момент внизу показалась автомашина и быстро понеслась к стае. Неуклюже разбежавшись по дороге, лысухи поднялись в воздух и, отлетев в сторону, расселись по стогам сена.
Прошло минут двадцать. Мы продолжали стоять под прикрытием кустарника. Кругом вновь воцарился безмятежный покой. И тогда одна из лысух, а за ней и другие перелетели со стогов на дорогу и пошли вверх к перевалу.
— Почему они идут, а не летят, как другие птицы? — обратился ко мне спутник.
— Горе-альпинисты — вот почему,— ответил я.— Летают плохо, а, чтоб на Гокчу попасть, вон какой перевал покрыть надо. Наверное, ночью у них сил не хватило перелететь через высокие горы, вот они и шагают пешком по удобной дороге.
— А может быть, при луне им шоссейка рекой показалась, ведь она, как вода, в лунную ночь блестит,— добавил мой спутник.
— А ведь верно, пожалуй, и так может быть,— согласился я, провожая глазами стаю.
Весной следующего года я вновь посетил Воскресеновку и в гостеприимной семье Михаила прожил полтора месяца. На этот раз большую часть времени я посвятил изучению образа жизни выпущенных в Караклисском ущелье енотовидных собак. С этой работой у меня связан маленький эпизод, о котором я сейчас и расскажу читателям.
Приехав в Армению, я ежедневно посещал и осматривал норы, где поселились еноты, по следам у входного отверстия определял присутствие в них детенышей, собирал остатки их пищи. Если мне случалось поймать енота, я делал надрез на его ухе и брал каплю крови. Она была мне нужна для специальных исследований.
Однажды я только хотел подняться по горному склону, как услышал веселый и задорный лай моей собаки. Я поднял голову и увидел небольшого взъерошенного енота. Он издавал громкие верещащие звуки, видимо, выражавшие сильное раздражение, и бросался на Гаудика, стараясь вцепиться в него зубами, но бесполезно. Подвижная, энергичная лайка без труда избегала зубов неповоротливого енота. Она отскакивала то в одну, то в другую сторону, продолжая облаивать зверя. При этом меня поразило одно обстоятельство: всегда смелый, Гаудик на этот раз не пытался смять своего противника. Увертываясь от нападения он постепенно спускался по склону и приближался ко мне. Следом за ним приближался ко мне и раздраженный енот. Заметив это, я присел за густой кустарник и сквозь его листву стал наблюдать за животными. Оба противника спускались все ниже и ниже по склону. Наконец, когда они оказались в пяти шагах от меня, я выскочил из засады. Енот на мгновение остановился.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43