Волков бояться — в лес не ходить... Браммел все еще разглядывал изуродованное, в кровоподтеках лицо Сима, всматривался в его черты. Лицо как лицо, подумал Браммел. Может быть, и лицо убийцы... Да ведь про любое это можно сказать. Филберт приказал Симу подняться. Филдс подошел к заключенному.
— Норман Сим, вам будет предъявлено обвинение в убийстве миссис Тайсон... Вас отправят в следственную тюрьму и поместят в камеру...
Сим побелел как бумага.
— Я не убивал ее,— в отчаянии крикнул он.
— Вы подписали признание,— спокойно ответил Филдс.
— Он прочитал его перед тем, как подписать,— поспешил вставить Филберт.
Макгарри подтвердил слова старшего сыщика.
— Я ничего не подписывал в здравом уме,— взволнованно сказал Сим.— Я вообще не помню, что было со мной за последний час. Два раза я терял сознание. Этот ублюдок, который называет себя сыщиком, избивал меня,— он показал на Филберта.— На ринге он боялся драться с равным противником. Здесь ему самое место, все трусливые сволочи сюда идут...
— Довольно,— прервал его Филдс.
— Я знаю, что не могу доказать,— с горечью сказал Сим,— но он подделал мою подпись. Для того и избил меня до потери сознания.
— Сядьте и распишитесь вот здесь,— сказал Филдс, вырывая чистый листок из своей записной книжки.
— Нигде я не буду расписываться,— подозрительно сказал Сим, не двигаясь с места.— Ни на каком листке. Знаю я ваши штучки.
— Хорошо, тогда взгляните на эту подпись,— сказал Филдс, протягивая ему подписанное признание.— Это ваша подпись?
Сим взглянул на бумагу, и вдруг дикая, отчаянная мысль мелькнула у него в голове. Рванувшись вперед, он хотел выхватить бумагу из рук Филдса, но стоявший рядом Филберт молниеносно
схватил его за руку и вывернул ее назад. Сим взвыл от боли. Филберт швырнул его к Макгарри.
— Ловкач!—усмехнулся Филберт.
Сим понял, что еще больше ухудшил свое положение, если только его можно было ухудшить. Он окончательно восстановил против себя Филдса и рассеял все его сомнения. Однако Сим сделал еще одну попытку убедить' Филдса в своей невиновности.
— Я знаю, вы справедливый человек, мистер Филдс,— сказал он.— Вы не такой, как Филберт. Вы не пошлете на виселицу невинного... В кражах со взломом я признаюсь. Но женщину я
не убивал. Я ее в глаза не видел. И не подписывал никаких показаний. Филберт избил меня до бесчувствия. Я не сознавал, что делал... Ну поймите, зачем мне лишать себя жизни ложным признанием.
Он продолжал бессвязно говорить, пытаясь убедить Филдса, и все никак не мог остановиться.
— Все это вы уже говорили,— наконец прервал его Филдс.— Тем не менее я попрошу старшего сыщика Филберта рассказать мне, как было дело.
Он внушительно поглядел на Филберта.
— Применяли вы насилие, чтобы заставить его подписать ложное признание?
— Нет, сэр,— поспешно ответил Филберт.— Но я действительно несколько раз ударил его. Так ведь он бросился на меня первый,— Филберт потрогал свой распухший, кровоточащий нос.— Он очень сильно ударил меня, сэр. Боюсь, что опять перелом. Я его на это не вызывал. Видно, привык действовать кулаками... Я только старался его утихомирить. Мне пришлось это сделать. Он был в полном рассудке, когда подписывал показание. Перед тем как подписать, он его несколько раз перечитал.
— Вы это подтверждаете, сыщик Макгарри? — спросил Филдс.
— Подтверждаю, сэр,— ответил Макгарри. Филдс повернулся к Симу.
— Вы ударили старшего сыщика Филберта?
— Да, ударил,— горячо сказал Сим.— Он назвал меня потас-кухиным отродьем. Моя мать была приличной женщиной. Я никому не позволю...
Филдс оборвал его.
— Хватит, Сим,— сказал он.— Предоставим теперь дело судье и присяжным.
— Но вы не дослушали...
— Следствие велось вполне законно,— снова прервал его Филдс.
— Если вы считаете это законным, значит, вы не знаете, что такое закон,— сказал Сим.— Этот подлюга чуть голову мне не проломил...
— Отправьте его в следственную тюрьму,— сказал Филдс.
Макгарри и двое других сыщиков схватили Сима под локти и поволокли к двери. Сим пытался вырваться. Они заломили ему руки назад чуть не до самой шеи и потащили по коридору.
Филдс молчал до тех пор, пока не стихли их шаги.
— Хитрый парень, этот Сим,— сказал он наконец.— Признаюсь, были моменты, когдя я верил ему. Но под конец он выдал себя. Поздравляю, Брюс. Вы отлично справились с заданием.
— Да, теперь все яснее ясного,— сказал Браммел.— Здорово вы его прижали, Брюс.
Филдс даже удивился такой похвале, но Филберт посмотрел на Браммела с нескрываемой злобой. «Намекаешь, что я принудил его подписать...» — хотелось ему сказать Браммелу. Но он был достаточно хитер, чтобы не произнести это вслух. Плевать ему, что думает Браммел. Хлюст и пройдоха! Он его так презирает, что не станет с ним даже спорить.
А Браммел действительно изменил наконец свое мнение о Филберте. Он понял: этот урод с одутловатым бледным лицом, отвисшими щеками, кривым носом и торчащими зубами так же хитер и темен, как его жадные, маленькие, бегающие глазки. Браммел должен был это понять с самого начала. Филдс часто намекал ему.
— Должен признать, Брюс,— сказал Браммел,— вы всегда добиваетесь чего хотите.
Филберт немного смягчился. Усмешка скривила его полуоткрытый рот.
Сыщики вышли из комнаты.
— А теперь пойдемте поговорим с прессой,— сказал Филдс. Браммел снова взглянул на часы.
— Я не смогу пойти с вами, Фрэнк. У меня важное свидание.
— Очень жаль, Стюарт,— искренне огорчился Филдс.— Мне хотелось бы, чтобы вы были с нами.
Филдс и Филберт смотрели Браммелу вслед, пока тот поднимался по лестнице.
— Злится, как пес, хоть и не показывает виду,— сказал Филберт.— Беда в том, что Стюарт всех считает дураками. Только он один умный.
Филдс покосился на своего подчиненного. Эта тирада ему явно не понравилась.
— Стюарт — один из умнейших людей, с которыми мне приходилось работать,— с упреком сказал Филдс.— Правда, на сей раз он ошибся...
Однако в последнем он был не так уж уверен. Пока они шли к пресс-бюро, Филдса мучили сомнения. А вдруг прав Браммел? Филдс должен быть уверен, что они действительно схватили убийцу. Он не хотел быть причастным к судебной ошибке. «Нет, смешно сомневаться,— успокаивал он себя.— Ведь есть подписанное признание, к тому же Сим своим поведением полностью выдал
себя». Филдс не отдавал себе в этом отчета, но самые его сомнения еще больше убеждали его в своей правоте: уже одно то, что он сомневается, значит, что он честен и объективен. Сим наверняка убийца.
Окончательно успокоившись, Филдс похвалил Филберта перед собравшимися в пресс-бюро репортерами и сыщиками.
— Старший сыщик Филберт с успехом распутал это очень сложное дело,— сказал он.
Ответив на несколько вопросов, Филдс торжествующе заявил:
— Надеюсь, мы с полным основанием можем рассчитывать на то, что разнузданная кампания газет против нас теперь прекратится.
Он добавил еще несколько слов о желательности и важности сотрудничества между прессой и полицией. Беттери повернулся к Филберту.
— Должен поздравить вас, Филберт.
— Спасибо, Годфри,— фамильярно ответил тот. В светлом спортивном пиджаке и яркой рубашке он выглядел настоящим франтом.
Годфри Беттери изобразил подобие улыбки. Он не выносил фамильярности полицейских; отвратительная у них привычка — как почувствуют, что человек у них в руках, так начинают звать его по имени.
XXX
До встречи с Юнис Грэхем оставалось еще минут пятнадцать. Машина медленно ехала в теплых летних сумерках. Браммел курил сигарету за сигаретой. Его преследовала мысль о том, что следствие началось и закончилось в точности так, как планировал Филдс,— он арестовал похитителя драгоценностей и предъявил ему обвинение в убийстве миссис Тайсон. Таким образом, оба преступления раскрыты. И Филберт очень ловко помог своему шефу; он точно знал, чего хотел старший инспектор. Не то чтобы Браммел сомневался в их искренности. Очевидно, оба действительно верили, что Сим — убийца. Ну, а если они просто убедили себя в этом, потому что это было им на руку? Сам он допустил уже две ошибки, сказал себе Браммел: недооценил Филберта и очень наивно судил о Филдсе.
Нет, Браммел не мог согласиться с таким исходом дела. Чисто профессиональный интерес побуждал его довести до конца собственное расследование. Все-таки он докажет, что прав он. К тому же нельзя забывать о правосудии. Настоящий убийца должен предстать перед судом... А добиться этого будет, пожалуй, труднее всего...
Вот и место свидания. Браммел отбросил все мысли о деле и отдался приятному предвкушению встречи с Юнис.
Он остановил машину у конечной остановки автобуса и стал ждать. За шоссе открывалось море. Солнце только что село.
и небо еще светилось теплым золотисто-оранжевым светом. На волнах качалась рыбачья лодка, далеко от берега чернели головы двух плойцов, приближавшихся к бую.
Вскоре по другую сторону шоссе остановилось такси. Из него вышла Юнис и осторожно огляделась вокруг. Пока такси не повернуло и не скрылось из виду, она не двинулась с места. Выждав еще минуту-другую, она пошла к машине Браммела. На ней было голубое шелковое платье с низким вырезом, заколотое у талии дорогим клипсом. Браммелу она показалась удивительно красивой. Он любовался ее девичьей фигурой, золотыми волосами, мягкими темными глазами, которые обещали так много.
Перед тем как открыть дверцу машины, Юнис снова огляделась.
— Ну, теперь я в ваших руках,— сказала она, садясь рядом с ним.
— Вы всегда можете позвать на помощь,—ответил он. Машина быстро отъехала.
— Вы ведь не по делу хотели меня видеть?
— У меня к вам несколько важных вопросов.
— Как раз перед уходом я слышала по радио, что кого-то уже поймали,— лукаво сказала она.
— Это ничего не меняет.
Стемнело. По обе стороны тянулись освещенные витрины магазинов. Юнис откинулась на спинку сиденья; она была без шляпы. Браммел посмотрел на нее. В отсветах реклам белели ее лицо и длинная гибкая шея.
Машина остановилась возле роскошного «Гранд-отеля», славившегося своей итальянской кухней. Их провели в отдельный кабинет. Браммел заказал обед, как гурман и светский человек. Они выпили несколько коктейлей. Браммел говорил о еде, вине и хорошей жизни. Юнис молчала. Она, казалось, о чем-то раздумывала. Глаза ее не отрывались от бокалов, на губах мелькала смутная, многообещающая и вместе с тем ироническая улыбка. Браммел вдруг смутился, разговор не клеился.
Принесли устриц, затем, после супа, последовало ризотто с мясной подливкой. Вино подали белое и красное. Понемногу они разговорились, но все-таки Юнис держалась отчужденно. Это и обижало и разжигало Браммела. Отбросив подозрения, что она сговорилась с Руни, и перестав притворяться, что у него есть какое-то официальное дело, он заговорил о себе и о своих чувствах.
— Верьте мне,— сказал он.— Испытайте меня, если хотите.
— Вот не думала, что мне когда-нибудь приведется обедать с полицейским,— сказала она.
— Полицейские тоже люди,— ответил он.— Они умеют любить.
— Вот как! — засмеялась Юнис. И они заговорили о любви.
Им долго не подавали следующее блюдо, и они потягивали вино, отщипывая кусочки хлеба. Разговор о любви возбуждал их. Но она была более сдержанна, чем он. Она бы и хотела поверить ему, но не могла. Он так же, как другие мужчины, которых она знала, поживет с ней и бросит. Какие у нее основания ждать большего, надеяться...
Юнис была рада, когда официант принес цыпленка.
— Вот это хорошо,— сказала она.— Лучше, чем все разговоры о любви. Всегда одно и тоже — надоело.
Она с удовольствием принялась за цыпленка и выпила еще бокал вина.
— Все на свете трын-трава,— сказала она.
— Видно, вам крепко досталось,— отозвался он.
Она взглянула на него блестящими глазами и заговорила совсем непринужденно. Забывшись, она даже сказала, сколько ей лет — двадцать девять; она стареет. Несколько раз, сама того не замечая, Юнис пускалась в откровенности. Она изъездила всю Австралию, позировала фотографам, была танцовщицей ревю, участвовала в конкурсе красоты...
— «Перепелочки бизнесменов» — вот как нас называли. Юнис рассказывала без всякой связи, поэтому он не мог
составить себе полное представление о ее жизни.
— Я все время мечтала уехать в Голливуд,— продолжала она.
— Почему же не уехали?
— Обманули меня. Кругом обманщики.
— Неужели вам не с кем было посоветоваться? А что же родители?
Она презрительно фыркнула:
— Родители!
Юнис вздохнула и начала рассказывать о своем детстве. Отец был клерком. Бедняга работал как вол, и все впустую; жена вечно была недовольна и беспрестанно его пилила. Она мечтала о такой жизни, какую показывают в кинофильмах. Голливуд был ее святыней. Юнис она определила в школу танцев, где ее обучили чечетке. Мать мечтала, чтобы она стала танцовщицей в ревю или актрисой, а лучше всего кинозвездой. Она внушила дочери, что надо постараться выйти замуж с. ; огатого. Когда Юнис окончила школу, мать подыскала ей работу в пантомиме. Юнис привлекла внимание одного из аднимистраторов театра, который устроил ее на постоянную работу в кордебалет. Сольных номеров ей не давали. Когда этот администратор повез ревю на гастроли по стране, он позаботился о том, чтобы она поехала с ним. Поговорил с ее матерью, и спустя несколько дней Юнис очутилась в его купе...
На лице Юнис появилось циничное и горькое выражение.
— Это было начало,— сказала она и, отвечая на недоуменный жест Браммела, добавила:
- Он был женат, а в турне выбирал себе девочек помоложе. В первую же ночь в отеле, когда я уже легла, он пришел ко мне... Сказал, что позаботится обо мне, если я буду с ним ласкова. Сказал, что надарит мне всякой всячины... Я страшно испугалась... Он сел на кровать и обнял меня. Я хотела вскочить и убежать. Но куда? Что мне было делать? Он «даже сказал, что моя мать рассердится, если я потеряю работу... Она опустила голову и замолчала.
— Так и не удалось вам пробиться,— сказал Браммел сочувственно и про себя подумал, что не раз слышал такие истории.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29