https://wodolei.ru/catalog/unitazy/Gustavsberg/
Я так соскучился о тебе за эти три дня...
Ната взяла его за руку.
— Твоя откровенность, Гриша, только докажет любовь ко мне, заставит забыть все сомнения.
— О делах Волкова я ничего не могу говорить,— сказал Григорий.— Я когда-то был неосторожен в разговоре с тобой. Это причинило мне много неприятностей. Честь служащего — мое единственное богатство. Я должен быть осторожен в деловых разговорах.
Ната отодвинулась от него. Лицо ее приняло неприязненное выражение.
— Должен быть осторожен,— передразнила она.— Ты считаешь, что честь девушки, которая доверилась тебе, ниже чести служащего.
Григорий качнул головой.
— Это неверно, Ната,—спокойно сказал он.— Ради твоей чести готов пожертвовать многим. Но сохранение секретов банка никак не задевает тебя.
— Разве я говорю об этом? Я только сравниваю. Ты, ради интересов банка, ради сохранения своей репутации, готов рассориться со мной. Но ты никогда не заботился так о моей репутации. Я просила тебя в тот вечер быть осторожным...
— Ни один человек не знает о наших отношениях. Ната с нескрываемой ненавистью смотрела на Григория.
— Не разыгрывай из себя невинного мальчика,— топнув ногой, закричала она.— Никакая сплетня не может пристать ко мне, я выше сплетен. Но ты поступил гнусно, гадко. Ты не мог зайти в аптекарский магазин и теперь я... беременна...— Она отвернулась от него, низко опустила голову.
Григорий несколько мгновений сидел неподвижно. Он понял причину нервозности Наты и почувствовал к ней глубокую жалость.
— Ната, я честный человек, тебе не придется краснеть за свою репутацию. Я женюсь на тебе.
Григопий наклонился, нежно и почтительно поцеловал ее руку...
Ната с изумлением смотрела на него. Сердитое выражение ее лица сменилось ироническим.
— Ты... серьезно?
Она встала и решительно взяла его под руку.
— Пойдем, Гришенька, к маме. Ты будешь у нее официально просить мою руку.
Ната, быстро и легко шагая, вела Григория к дому. Всю дорогу она возбужденно болтала, не давая ему вставить и слова. Она говорила об их будущей совместной жизни, об уютном уголке, который они устроят после свадьбы. Она обещала ему народить много-много детей, заранее подбирала для них имена.
Григорий в большом смущении слушал болтовню Наты. Она попросила его посидеть и убежала к матери.
Григорий сел в кресло и протянул руку, чтобы взять с этажерки книжку. Большая фотографическая карточка на ночном столике у кровати заинтересовала Григория. Три дня назад ее не было.
Он встал с кресла и подошел к столику.С карточки на него в упор глядело скуластое лицо Сыщерова.
Ната вошла с веселой, радостной улыбкой.
— Так хорошо все устраивается, Гришенька. Мама ждет нас в гостиной. Папа тоже предупрежден и готовится к поздравлениям.
Она подхватила его под руку и повела в гостиную.
Мать Наты сидела за большим круглым столом, покрытым кружевной скатертью. Над ее головой в дорогих тяжелых рамах висели портреты царя и царицы.
Она едва кивнула головой на приветствие Григория, не протянула ем,у руки, не предложила сесть.
Григорий, смущенный холодным приемом, стоял молча.
Мать Наты нервно поправила пенснэ.
— Вы, кажется, хотите жениться на моей дочери? Григорий ответил молчаливым поклоном. Тон матери Наты был явно недоброжелателен.
— Желание неплохое,— иронически улыбнулась жена Мешкова.— Но в состоянии ли вы содержать жену и детей? Или, может быть, вы рассчитываете на ее приданое?
— С октября я буду получать сто пятьдесят рублей в месяц. У меня бесплатная квартира, отопление, освещение. Это для двоих вполне достаточно,— сдержанно ответил Григорий.
— Моя дочь имеет горничную, ей нужны повар, кучер, лошади...— Мать Наты желчно рассмеялась.— Впрочем, это дело отца. Ответ вам даст он сам.
Она встала.
— Ната, вы посидите, пока мы поговорим с папой. Григорий растерянно опустился на диван рядом с
Натой. Недоброжелательное отношение Мешковой расстроило его. Он пытался объяснять этот ее враждебный тон нежеланием расставаться с единственной дочерью, но это не успокаивало. Григорий взглянул на Нату, ему хотелось рассказать ей о своих сомнениях. Она нервно теребила в руках кружевной батистовый платочек, прислушиваясь к глухому разговору на веранде. Он не успел спросить ее ни о чем. Вошла горничная и позвала их.
— Господа ожидают вас на веранде.
Проходя мимо молоденькой горничной, Григорий поймал на себе ее сожалеющий взгляд, и сердце его Тревожно застучало. Он с трудом овладел собой. У этой сектантской семьи могли быть смешные обряды, обычаи, он должен с уважением отнестись к ним, избегать всего, что может оскорбить их религиозные чувства.
На веранде за столом, уставленным цветами, сидели Мешков, Сышеров и магь Наты. Мешков и Сыще-ров, одетые в торжественные черные сюртуки, крупные, широкоспинные, сидели рядом.
Мешков предложил Григорию и Нате сесть и спросил жену:
— Почему не позвали Андрея?
— Он отказался придти,— сказала Ната.
По знаку Мешкова горничная принесла на подносе пять бокалов шампанского. Заводчик дождался, пока все взяли бокалы в руки, потом встал.
— Самым большим нашим желанием было выдать Нату замуж за достойного человека, а не за какого-нибудь прощелыгу с улицы. Иван Иванович, мы решили согласиться на ваше предложение и выдать Нату за вас замуж. Поздравляю тебя, Ваня.
Мешков чокнулся с ним и трижды поцеловался. Ножка бокала хрустнула в руках Григория. Огромным усилием воли, сдержав свое волнение, он припод-
нялся со стула и с веселой улыбкой потянулся бокалом к Нате.
— Более высокой радости, чем сегодня, я никогда в жизни не испытывал. Я очень ценил дружбу Наты, талантливой, высококультурной девушки, с прекрасной, чуткой душой. Ивана Ивановича я тоже знаю, как вполне достойного человека. Они, конечно, стоят друг друга. От всей души поздравляю их обоих.
Ната растерянно слушала Григория. Они вместе с матерью так хорошо и быстро подготовили сцену посрамления конторщика банка, осмелившегося просить ее руки. Они ожидали истеричную вспышку гнева, ожидали слезы, мольбу, растерянность. А вместо этого его веселое смеющееся лицо выражало бурную радость. Значит, он никогда не любил ее. Он уйдет победителем и, может быть, вместе с товарищами посмеется над ней. Она взглянула на мать, ее лицо выражало изумление.
Григорий выпил шампанское, извинился за нечаянно сломанную ножку бокала и встал.
— Я не хочу нарушать своим присутствием ваше семейное торжество,— сказал Григорий и, сделав общий поклон, сошел с веранды.
Он твердо шагал к воротам завода, чувствуя за своей спиной взгляды семьи Мешковых. У него была одна мысль: не показать испытанного им глубокого потрясения, не дать повода к еще большему издевательству. За воротами завода он неожиданно столкнулся с Андреем. Выдержка покинула его при виде товарища, тот виновато опустил глаза.
Григорий со злобой смотрел на Андрея. Как он был непроходимо глуп. Что могло быть общего между ним и этими надутыми богачами?
— Какое гнусное семейство!—злобно воскликнул он, сжимая кулаки. Ему хотелось с размаха ударить в эти бесцветные, лживые глаза. Андрей растерянно защитил свое лицо рукой.
— Но, Гриша, при чем же тут я?—жалобно сказал он.— Лучшего зятя, чем ты — я не пожелал бы. Но ни дедушка, ни мамаша о тебе и слышать не хотели. Да, наконец, все зависело от Наты, но она сама не желала идти за тебя. Я же предупреждал тебя, говорил не ходи... И Натка, и Сыщеров стоят друг друга.
Григорий молча повернулся к нему спиной, Андрей схватил его за руку,
— Но ведь мы же останемся друзьями? Григорий с презрением смотрел в его жалкие, точно у больной собаки, просящие глаза.
— Жалкий ты человек, Андрей. Боюсь за тебя, болтаешься ты тут на отцовском заводе и, кажется, только мешаешь всем своим...
Он махнул рукой и отошел от товарища.
Минутное возбуждение сменилось страшным упадком сил. Григорий шел, не разбирая дороги, часто спотыкался о кочки, попадал ногами в грязь, в глубокие колеи. Он не мог думать ни о чем, кроме этой издевательской сцены, где над ним посмеялась так грубо я гнусно девушка, которой он отдал свою первую любовь, свои лучшие чувства...
Окрик кучера и топот копыт оторвали Григория от его тягостных дум. Он поднял голову и увидел улыбающееся, как всегда, лицо Волкова.
— Садись, подвезу, до дома, Гриша. Григорий поблагодарил и отказался.
Высокий, срывающийся голос Григория удивил Волкова. Он внимательно взглянул на своего бывшего служащего. Лицо Григория изменилось, побледнело, губы нервно тряслись.
Волков настойчиво предложил ему сесть в экипаж.
— Ты ж, наверное, не обедал еще, Гриша? Нет? Ну, так садись, поедем, я тоже голоден, как пес. Ни, ни, и разговаривать не смей, у меня обед, наверное, уже на столе... Курбан, гони...
Волков сразу понял причину волнения Григория. Он, стараясь развлечь его, рассказал о своей поездке по окрестным полям.
— Хлопок, Гриша, сердце радует. Большие дела будут осенью...
Григорий невнимательно слушал своего бывшего хозяина. Мысли его были заняты только что пережитым безмерным унижением.
Крупный рысак быстро домчал их до дома.
Волков выразительно подмигнул Татьяне Андреевне и, улучив минуту, шепнул:
— У ворот Мешковых встретил, отказали, видимо, Поласковей будь.
Обедали при свете ламп. Волков без конца подливал Григорию вина, чокался с ним за литературу, за Льва Толстого, которого ненавидел, за его будущую хорошую жизнь.
Хмель постепенно овладевал Григорием. Издевательство Наты уже не представлялось таким ужасным, как в первые минуты. Он даже пытался иронически отнестись к нему.
Волков осторожно спросил Григория о причине егэ подавленного настроения. Григорий громко рассмеялся. Он заметно охмелел.
— Это уже прошло, Арсений Ефимович. Было и прошло. Я очень мало знал жизнь. На книгах воспитывался, а от жизни стоял в стороне...
Григорий залпом выпил стакан вина. Он подробно рассказал Волкову и Татьяне Андреевне о сцене на веранде.
Волков хлопнул Григория по спине.
— Молодец, Гриша. Хорошо выдержал, хорошо, по-казацки, ответил толстосуму. Я ведь тебя и раньше предупреждал, да ты не послушал.
Татьяна Андреевна с участием глядела на Григория.
— Я давно знала, чем все это кончится, Григорий Васильевич, но не рисковала вмешиваться в ваши личные дела. Сначала я только жалела вас, а когда задумала раскрыть глаза, то было уже поздно. Помните тот вечер у Клингеля? Я тогда нарочно уговаривала играть и Нату и Елену Викторовну, чтобы увидели разницу между ними.
— Разницу я увидел, но это и стало роковым для меня.
— Ната боялась потерять вас... Григорий Васильевич, вы не принимайте близко к сердцу эту кошмарную сцену и постарайтесь забыть о ней. Я уверена, что в жизни своей вы встретите более достойных девушек, близких вам по духу.
Волков пригласил Григория в кабинет.
— Разговор деловой, Гриша. В прошлый раз но удалось поговорить, давай сейчас покалякаем.
Волков закрыл дверь кабинета на ключ, предложил Григорию сесть. Сам он снял с себя пиджак, удобно расположился на кушетке.
Он с первых же слов предложил Григорию вернуться к нему на работу.
— Жалованья я дам тебе больше банка. Через год, если сезон хорошо проведем, поедешь учиться. Буду платить за тебя, за мой счет будешь учиться. А кончишь ученье — приедешь, отслужишь, лишнего я с тебя не возьму, процентов мне тоже не надо...
Предложение Волкова глубоко тронуло Григория. Участливое отношение бывшего хозяина после унизительной сцены у Мешковых, после только что пережитого пароксизма отчаяния,— ободряюще подействовало на него. «Значит, есть в среде коммерсантов добросердечные, порядочные люди»,— растроганно думал он.
Волков продолжал уговаривать Григория перейти к нему на работу,
— Скажу тебе откровенно, Гриша. Верных работников в колонии не хватает, а жулья хоть отбавляй. Я тебе весь свой капитал доверю, знаю — целым будет, ты его не промотаешь, не украдешь. А другому не доверю. У нас грамотных, как ты, мало, сами мы —на медные гроши учились. А надо с заграницей дела иметь. Меня вон в Гамбург немецкая фирма Мюллера приглашает, договор на люцерну заключить. Я бы тебя послал, или вместе поехали бы. Ты английский язык знаешь. Люцерну мы в Америку через немцев продаем, половину прибыли они себе берут. А я хочу прямо в Нью-Орлеан продавать, тебя бы туда и послал налаживать...
Григорий с огромным волнением слушал Волкова. Он уже позабыл о всех своих старых сомнениях, забыл про дела пужевой конторы, про хлопковые операции Волкова, про дехкан. Большая, мягкая рука хозяина лежала на его плече, в ней было так много ласковой отцовской теплоты.
Григорий прерывающимся голосом поблагодарил Волкова за большое участие в его судьбе.
Волков прервал его.
— Благодарить не надо, Гриша. Ты на редкость честный работник, а я такого ценю. Буду ждать тебя к себе уж после хполкового сезона, а то Клингель на меня рассердится...
Он настойчиво предлагал Григорию переночевать у него. Но Григорий поблагодарил и отказался. Ему хотелось побыть одному, разрядить нервное напряжение физической усталостью.
Григорий одел пальто и в сопровождении хозяина вышел за ворота. Он сердечно простился с Волковым и пошел по дороге, ведущей за город.
Редкие тучи, как огромные ночные пгицы, быстро продвигались по яркозвездному небу. Ночная прохлада приятно освежала разгоряченное лицо.
Григорий вышел за город, потом свернул с большой дороги на проселочную и быстро зашагал по ней.
Дорога, по которой шел Григорий, ему была не знакома. Он с любопытством вглядывался в темные громады курганчей, в небольшие маззры — кладбища, посреди которых стояли шесгы с медными шарами на концах. Он проходил мимо могил местных святых, заросших колючими кустарниками.
Григорий ни о чем не думал. Он пробовал сосредоточить свое внимание на каком-либо примечательном событии дня, но это ему не удавалось.
Неожиданно поля, среди которых пролегала дорога, кончились. В лицо Григория пахнуло влажным болотным запахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Ната взяла его за руку.
— Твоя откровенность, Гриша, только докажет любовь ко мне, заставит забыть все сомнения.
— О делах Волкова я ничего не могу говорить,— сказал Григорий.— Я когда-то был неосторожен в разговоре с тобой. Это причинило мне много неприятностей. Честь служащего — мое единственное богатство. Я должен быть осторожен в деловых разговорах.
Ната отодвинулась от него. Лицо ее приняло неприязненное выражение.
— Должен быть осторожен,— передразнила она.— Ты считаешь, что честь девушки, которая доверилась тебе, ниже чести служащего.
Григорий качнул головой.
— Это неверно, Ната,—спокойно сказал он.— Ради твоей чести готов пожертвовать многим. Но сохранение секретов банка никак не задевает тебя.
— Разве я говорю об этом? Я только сравниваю. Ты, ради интересов банка, ради сохранения своей репутации, готов рассориться со мной. Но ты никогда не заботился так о моей репутации. Я просила тебя в тот вечер быть осторожным...
— Ни один человек не знает о наших отношениях. Ната с нескрываемой ненавистью смотрела на Григория.
— Не разыгрывай из себя невинного мальчика,— топнув ногой, закричала она.— Никакая сплетня не может пристать ко мне, я выше сплетен. Но ты поступил гнусно, гадко. Ты не мог зайти в аптекарский магазин и теперь я... беременна...— Она отвернулась от него, низко опустила голову.
Григорий несколько мгновений сидел неподвижно. Он понял причину нервозности Наты и почувствовал к ней глубокую жалость.
— Ната, я честный человек, тебе не придется краснеть за свою репутацию. Я женюсь на тебе.
Григопий наклонился, нежно и почтительно поцеловал ее руку...
Ната с изумлением смотрела на него. Сердитое выражение ее лица сменилось ироническим.
— Ты... серьезно?
Она встала и решительно взяла его под руку.
— Пойдем, Гришенька, к маме. Ты будешь у нее официально просить мою руку.
Ната, быстро и легко шагая, вела Григория к дому. Всю дорогу она возбужденно болтала, не давая ему вставить и слова. Она говорила об их будущей совместной жизни, об уютном уголке, который они устроят после свадьбы. Она обещала ему народить много-много детей, заранее подбирала для них имена.
Григорий в большом смущении слушал болтовню Наты. Она попросила его посидеть и убежала к матери.
Григорий сел в кресло и протянул руку, чтобы взять с этажерки книжку. Большая фотографическая карточка на ночном столике у кровати заинтересовала Григория. Три дня назад ее не было.
Он встал с кресла и подошел к столику.С карточки на него в упор глядело скуластое лицо Сыщерова.
Ната вошла с веселой, радостной улыбкой.
— Так хорошо все устраивается, Гришенька. Мама ждет нас в гостиной. Папа тоже предупрежден и готовится к поздравлениям.
Она подхватила его под руку и повела в гостиную.
Мать Наты сидела за большим круглым столом, покрытым кружевной скатертью. Над ее головой в дорогих тяжелых рамах висели портреты царя и царицы.
Она едва кивнула головой на приветствие Григория, не протянула ем,у руки, не предложила сесть.
Григорий, смущенный холодным приемом, стоял молча.
Мать Наты нервно поправила пенснэ.
— Вы, кажется, хотите жениться на моей дочери? Григорий ответил молчаливым поклоном. Тон матери Наты был явно недоброжелателен.
— Желание неплохое,— иронически улыбнулась жена Мешкова.— Но в состоянии ли вы содержать жену и детей? Или, может быть, вы рассчитываете на ее приданое?
— С октября я буду получать сто пятьдесят рублей в месяц. У меня бесплатная квартира, отопление, освещение. Это для двоих вполне достаточно,— сдержанно ответил Григорий.
— Моя дочь имеет горничную, ей нужны повар, кучер, лошади...— Мать Наты желчно рассмеялась.— Впрочем, это дело отца. Ответ вам даст он сам.
Она встала.
— Ната, вы посидите, пока мы поговорим с папой. Григорий растерянно опустился на диван рядом с
Натой. Недоброжелательное отношение Мешковой расстроило его. Он пытался объяснять этот ее враждебный тон нежеланием расставаться с единственной дочерью, но это не успокаивало. Григорий взглянул на Нату, ему хотелось рассказать ей о своих сомнениях. Она нервно теребила в руках кружевной батистовый платочек, прислушиваясь к глухому разговору на веранде. Он не успел спросить ее ни о чем. Вошла горничная и позвала их.
— Господа ожидают вас на веранде.
Проходя мимо молоденькой горничной, Григорий поймал на себе ее сожалеющий взгляд, и сердце его Тревожно застучало. Он с трудом овладел собой. У этой сектантской семьи могли быть смешные обряды, обычаи, он должен с уважением отнестись к ним, избегать всего, что может оскорбить их религиозные чувства.
На веранде за столом, уставленным цветами, сидели Мешков, Сышеров и магь Наты. Мешков и Сыще-ров, одетые в торжественные черные сюртуки, крупные, широкоспинные, сидели рядом.
Мешков предложил Григорию и Нате сесть и спросил жену:
— Почему не позвали Андрея?
— Он отказался придти,— сказала Ната.
По знаку Мешкова горничная принесла на подносе пять бокалов шампанского. Заводчик дождался, пока все взяли бокалы в руки, потом встал.
— Самым большим нашим желанием было выдать Нату замуж за достойного человека, а не за какого-нибудь прощелыгу с улицы. Иван Иванович, мы решили согласиться на ваше предложение и выдать Нату за вас замуж. Поздравляю тебя, Ваня.
Мешков чокнулся с ним и трижды поцеловался. Ножка бокала хрустнула в руках Григория. Огромным усилием воли, сдержав свое волнение, он припод-
нялся со стула и с веселой улыбкой потянулся бокалом к Нате.
— Более высокой радости, чем сегодня, я никогда в жизни не испытывал. Я очень ценил дружбу Наты, талантливой, высококультурной девушки, с прекрасной, чуткой душой. Ивана Ивановича я тоже знаю, как вполне достойного человека. Они, конечно, стоят друг друга. От всей души поздравляю их обоих.
Ната растерянно слушала Григория. Они вместе с матерью так хорошо и быстро подготовили сцену посрамления конторщика банка, осмелившегося просить ее руки. Они ожидали истеричную вспышку гнева, ожидали слезы, мольбу, растерянность. А вместо этого его веселое смеющееся лицо выражало бурную радость. Значит, он никогда не любил ее. Он уйдет победителем и, может быть, вместе с товарищами посмеется над ней. Она взглянула на мать, ее лицо выражало изумление.
Григорий выпил шампанское, извинился за нечаянно сломанную ножку бокала и встал.
— Я не хочу нарушать своим присутствием ваше семейное торжество,— сказал Григорий и, сделав общий поклон, сошел с веранды.
Он твердо шагал к воротам завода, чувствуя за своей спиной взгляды семьи Мешковых. У него была одна мысль: не показать испытанного им глубокого потрясения, не дать повода к еще большему издевательству. За воротами завода он неожиданно столкнулся с Андреем. Выдержка покинула его при виде товарища, тот виновато опустил глаза.
Григорий со злобой смотрел на Андрея. Как он был непроходимо глуп. Что могло быть общего между ним и этими надутыми богачами?
— Какое гнусное семейство!—злобно воскликнул он, сжимая кулаки. Ему хотелось с размаха ударить в эти бесцветные, лживые глаза. Андрей растерянно защитил свое лицо рукой.
— Но, Гриша, при чем же тут я?—жалобно сказал он.— Лучшего зятя, чем ты — я не пожелал бы. Но ни дедушка, ни мамаша о тебе и слышать не хотели. Да, наконец, все зависело от Наты, но она сама не желала идти за тебя. Я же предупреждал тебя, говорил не ходи... И Натка, и Сыщеров стоят друг друга.
Григорий молча повернулся к нему спиной, Андрей схватил его за руку,
— Но ведь мы же останемся друзьями? Григорий с презрением смотрел в его жалкие, точно у больной собаки, просящие глаза.
— Жалкий ты человек, Андрей. Боюсь за тебя, болтаешься ты тут на отцовском заводе и, кажется, только мешаешь всем своим...
Он махнул рукой и отошел от товарища.
Минутное возбуждение сменилось страшным упадком сил. Григорий шел, не разбирая дороги, часто спотыкался о кочки, попадал ногами в грязь, в глубокие колеи. Он не мог думать ни о чем, кроме этой издевательской сцены, где над ним посмеялась так грубо я гнусно девушка, которой он отдал свою первую любовь, свои лучшие чувства...
Окрик кучера и топот копыт оторвали Григория от его тягостных дум. Он поднял голову и увидел улыбающееся, как всегда, лицо Волкова.
— Садись, подвезу, до дома, Гриша. Григорий поблагодарил и отказался.
Высокий, срывающийся голос Григория удивил Волкова. Он внимательно взглянул на своего бывшего служащего. Лицо Григория изменилось, побледнело, губы нервно тряслись.
Волков настойчиво предложил ему сесть в экипаж.
— Ты ж, наверное, не обедал еще, Гриша? Нет? Ну, так садись, поедем, я тоже голоден, как пес. Ни, ни, и разговаривать не смей, у меня обед, наверное, уже на столе... Курбан, гони...
Волков сразу понял причину волнения Григория. Он, стараясь развлечь его, рассказал о своей поездке по окрестным полям.
— Хлопок, Гриша, сердце радует. Большие дела будут осенью...
Григорий невнимательно слушал своего бывшего хозяина. Мысли его были заняты только что пережитым безмерным унижением.
Крупный рысак быстро домчал их до дома.
Волков выразительно подмигнул Татьяне Андреевне и, улучив минуту, шепнул:
— У ворот Мешковых встретил, отказали, видимо, Поласковей будь.
Обедали при свете ламп. Волков без конца подливал Григорию вина, чокался с ним за литературу, за Льва Толстого, которого ненавидел, за его будущую хорошую жизнь.
Хмель постепенно овладевал Григорием. Издевательство Наты уже не представлялось таким ужасным, как в первые минуты. Он даже пытался иронически отнестись к нему.
Волков осторожно спросил Григория о причине егэ подавленного настроения. Григорий громко рассмеялся. Он заметно охмелел.
— Это уже прошло, Арсений Ефимович. Было и прошло. Я очень мало знал жизнь. На книгах воспитывался, а от жизни стоял в стороне...
Григорий залпом выпил стакан вина. Он подробно рассказал Волкову и Татьяне Андреевне о сцене на веранде.
Волков хлопнул Григория по спине.
— Молодец, Гриша. Хорошо выдержал, хорошо, по-казацки, ответил толстосуму. Я ведь тебя и раньше предупреждал, да ты не послушал.
Татьяна Андреевна с участием глядела на Григория.
— Я давно знала, чем все это кончится, Григорий Васильевич, но не рисковала вмешиваться в ваши личные дела. Сначала я только жалела вас, а когда задумала раскрыть глаза, то было уже поздно. Помните тот вечер у Клингеля? Я тогда нарочно уговаривала играть и Нату и Елену Викторовну, чтобы увидели разницу между ними.
— Разницу я увидел, но это и стало роковым для меня.
— Ната боялась потерять вас... Григорий Васильевич, вы не принимайте близко к сердцу эту кошмарную сцену и постарайтесь забыть о ней. Я уверена, что в жизни своей вы встретите более достойных девушек, близких вам по духу.
Волков пригласил Григория в кабинет.
— Разговор деловой, Гриша. В прошлый раз но удалось поговорить, давай сейчас покалякаем.
Волков закрыл дверь кабинета на ключ, предложил Григорию сесть. Сам он снял с себя пиджак, удобно расположился на кушетке.
Он с первых же слов предложил Григорию вернуться к нему на работу.
— Жалованья я дам тебе больше банка. Через год, если сезон хорошо проведем, поедешь учиться. Буду платить за тебя, за мой счет будешь учиться. А кончишь ученье — приедешь, отслужишь, лишнего я с тебя не возьму, процентов мне тоже не надо...
Предложение Волкова глубоко тронуло Григория. Участливое отношение бывшего хозяина после унизительной сцены у Мешковых, после только что пережитого пароксизма отчаяния,— ободряюще подействовало на него. «Значит, есть в среде коммерсантов добросердечные, порядочные люди»,— растроганно думал он.
Волков продолжал уговаривать Григория перейти к нему на работу,
— Скажу тебе откровенно, Гриша. Верных работников в колонии не хватает, а жулья хоть отбавляй. Я тебе весь свой капитал доверю, знаю — целым будет, ты его не промотаешь, не украдешь. А другому не доверю. У нас грамотных, как ты, мало, сами мы —на медные гроши учились. А надо с заграницей дела иметь. Меня вон в Гамбург немецкая фирма Мюллера приглашает, договор на люцерну заключить. Я бы тебя послал, или вместе поехали бы. Ты английский язык знаешь. Люцерну мы в Америку через немцев продаем, половину прибыли они себе берут. А я хочу прямо в Нью-Орлеан продавать, тебя бы туда и послал налаживать...
Григорий с огромным волнением слушал Волкова. Он уже позабыл о всех своих старых сомнениях, забыл про дела пужевой конторы, про хлопковые операции Волкова, про дехкан. Большая, мягкая рука хозяина лежала на его плече, в ней было так много ласковой отцовской теплоты.
Григорий прерывающимся голосом поблагодарил Волкова за большое участие в его судьбе.
Волков прервал его.
— Благодарить не надо, Гриша. Ты на редкость честный работник, а я такого ценю. Буду ждать тебя к себе уж после хполкового сезона, а то Клингель на меня рассердится...
Он настойчиво предлагал Григорию переночевать у него. Но Григорий поблагодарил и отказался. Ему хотелось побыть одному, разрядить нервное напряжение физической усталостью.
Григорий одел пальто и в сопровождении хозяина вышел за ворота. Он сердечно простился с Волковым и пошел по дороге, ведущей за город.
Редкие тучи, как огромные ночные пгицы, быстро продвигались по яркозвездному небу. Ночная прохлада приятно освежала разгоряченное лицо.
Григорий вышел за город, потом свернул с большой дороги на проселочную и быстро зашагал по ней.
Дорога, по которой шел Григорий, ему была не знакома. Он с любопытством вглядывался в темные громады курганчей, в небольшие маззры — кладбища, посреди которых стояли шесгы с медными шарами на концах. Он проходил мимо могил местных святых, заросших колючими кустарниками.
Григорий ни о чем не думал. Он пробовал сосредоточить свое внимание на каком-либо примечательном событии дня, но это ему не удавалось.
Неожиданно поля, среди которых пролегала дорога, кончились. В лицо Григория пахнуло влажным болотным запахом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40