комплект мебели в ванную комнату
..
Волков имел свою точку зрения на причины происхождения волнений, но он не высказывал их генералу, а продолжал без конца угощать его водкой, настоенной на апельсиновой корке. К концу обеда генерал осоловел. Белки его мутноватых глаз покраснели, смотрели тупо. Он перестал узнавать своих собеседников и несколько раз назвал Григория именем его хозяина. Волков предложил гостю отдохнуть. Генерал с трудом поднялся. — Пойдем, дорогой мой, пойдем... Он обхватил Волкова за шею и с его помощью, шатаясь на длинных ногах, подошел к Татьяне Андреевне,
Судорожно икнув, генерал приложился к ее руке мокрыми усами и громко чмокнул губами.
Волков осторожно отвел генерала в гостиную, усадил на кушетку и велел горничной стянуть с него сапоги. Генерал вдруг раздумал ложиться. Он сидел на кушетке в носках, в расстегнутом мундире и, держась за пуговицу полувоенной тужурки Волкова, говорил:
— Ты казак, и я казак. Потомственный... столбовой дворянин... Отец завещал мне выкупить и восстановить именье в блеске, достойном нашего рода... Поклялся выкупить! На смертном его одре поклялся... И выкуплю!.. Ты слышишь! Ты казак, ты должен понять меня. Гнилицкие — это не Колупаевы или Разуваевы... А деньги мы достанем...
Волков уговаривал генерала не волноваться.
— Может быть, вы приляжете, ваше высокопревосходительство, отдохнете...
Обмолвка Волкова понравилась генералу, он засмеялся:
— Мм... да... ваше высокопревосходительство! Пока еще не «высоко», но, черт возьми, буду им! Я столбовой дворянин, а не какой-нибудь выслужившийся выскочка. Назло всем буду и «высоко»! Кто смеет...
Генерал внезапно откинулся на подушку и захрапел, широко раскрыв рот с темной каучуковой пластинкой, закрывавшей нёбо.
В гостиную заглянул Григорий.
— Арсений Ефимович, вас спрашивает Шариф-бай,— вполголоса сказал он.
Волков осторожно закрыл дверь в гостиную и поспешил в кабинет. Шарифбай поднялся к нему навстречу.
— Ну, Шарифбай, довольно вам воевать со мной, давайте договариваться,—добродушно сказал Волков, пожимая ему руку.
Шарифбай в смущении перебирал пальцами кончик своей рыженькой бородки:
— Господин Волков, я не воевал с вами. Разве я хочу с вами ссориться?
Волков засмеялся:
— Да уж где там ссориться!
Он близко придвинулся к Шарифбаю, обдал его крепким запахом водки и, понизив голос, сказал с откровенностью выпитого человека:
— Со мной ссориться не стоит, Шарифбай: и хлопотно, и не знаю, что еще выйдет. Вот генерал за обедом рассказывал о беспорядках в низовьях из-за реформ. Я и то за вас заступился. Ну какой же вы там джадид, вы же.коммерсант, ведь!
Шарифбай вытер платком внезапно вспотевший лоб. Когда-то, действительно, группа купцов и в числе их Шарифбай, подали заявление хану, просили у него твердых законов, содействующих процветанию страны и развитию узбекской торговли. Хан, по совету генерала, наказал авторов заявления. У одних он конфисковал имущество, других посадил в зиндан. Только близкое родство Шарифбая с Абдурахманбаем спасло его от наказания. Правда, реформы, о которых просили купцы, начали проводиться великим визирем, но к первым авторам их и хан, и вся знать сохранили острую ненависть. Намек Волкова привел Шарифбая в смятение. Он с жалкой, просящей улыбкой сказал ему:
— Договориться с вами пришел я, господин Волков. Но вы меня ввести в крупные убытки хотите...
Волков развел от удивления руками:
— Чудак ты, Шарифбай! Какие это убытки-то? Да разве я со своим братом-коммерсантом не договорюсь?
— Но предлагали вы мне четыре копейки с пуда...
— Арбакешам предлагал, Шарифбай, арбакешам, а не вам...
Волков обратил внимание на Григория, с напряженным вниманием слушавшего разговор.
— Распорядись-ка, Гриша, подать нам сюда коньячку да закуски какой-нибудь, а сам ступай прогуляться...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
К концу ноября погода резко изменилась. Западные ветры принесли с собой тяжелые, темные тучи. День и ночь сплошной пеленой плыли они над опустевшими полями. Беспрерывно сыпал мелкий дождь. Холодные утренники окрасили листву абрикоса, персика и вишни в яркие багряные краски.
Григорий, одев брезентовый плащ, рано утром уезжал на пристань. Моросил пронизывающий дождь. Холодные струйки воды стекали за воротник, вызывая дрожь. Лошадь с трудом вытаскивала копыта из густой липкой грязи. Всадник, жалея коня, ехал шагом.
Неприятная погода не портила настроения Григория. Он радовался поездке.
Накануне вечером хозяин сказал ему, что Шарифбай согласился возить грузы на условиях, предложенных Волковым, и взялся уговорить арбакешей.
— Шарифбай согласился — все согласятся, Гриша,— сказал Волков.—Он обещал и Саура уломать... Ты завтра поезжай, посмотри, как они там. Приказчику помоги. Я бы и сам поехал, да вот большое дело налаживается, упустить никак нельзя. И генерал еще тут...
Григорий был доволен, что его хозяин, наконец, наладил огромное гужевое дело колонии.
Неподалеку от пристани Григорий нагнал вереницу медленно тащившихся арб Шарифбая. Его родственник верхом сопровождал транспорт. Он поздоровался с Григорием как со знакомым.
— Едем грузить товары,—сказал он, подъезжая к нему,— Наряды ты будешь давать?
— Наряды выпишет наш служащий,— нехотя ответил Григорий и ударил лошадь каблуками. Ему не хотелось разговаривать с грубым ургенчинцем, побившим приказчика.
— С чем приехал?—спросил Григория приказчик Волкова, подавая ему руку.— Товарные артельщики, говорят, теперь только через нас должны возить грузы. А я ничего не знаю... Вон, смотри, сколько арбакешей набралось, все без дела стоят...
На пристани, под дождем стояло множество арб, низко опустив головы, мокли лошади. Арбакеши бесцельно слонялись между рядами товаров, прикрытых брезентами.
Григорий передал распоряжение хозяина: товары грузить на арбы Шарифбая и свои. Арбакешам давать наряды, если они подпишут обязательство возить груз по четыре копейки с пуда в течение года.
Приказчик не успел выразить свое удивление, как подъехал родственник Шарифбая.
— Давай наряды на товар,— сказал он, слезая с лошади.
Приказчик, широко раскрыв рот, несколько секунд молча смотрел на своего недавнего врага, потом, опомнившись, торопливо бросил ему приветствие:
— Ассалям-алейкум, дорогой мой. Бери любой груз, сделай милость. А наряды я сейчас выпишу, сейчас...
Приезд Григория, появление арб Шарифбая не остались незамеченными. Арбакеши один за другим собирались вокруг возчиков Шарифбая, грузивших товары. Скоро огромная толпа в однообразной, точно форменной одежде —в бордовых халатах и черных шапках —сдержанно гудела около родственника Шарифбая. Он громко рассказывал:
— Мы с этого дня начинаем возить товар через Волкова. Волков хотел купить тысячу арб и сам возить, а нам тогда что делать? Мы согласились, пусть он купит девятьсот семьдесят арб, а тридцать будут наших. Одну копейку с пуда мы ему отдаем, а четыре копейки — это тоже не убыток. Наши арбы и на полях работают, и груз возят, себя оправдывают...
Громкий голос из толпы прервал его:
— Вам, баям, не убыток, у вас корм свой, а мы его на базаре покупаем.
—А кто вам велит покупать? Сейте клевер, джугару, как сеем мы,— возразил родственник Шарифбая.
— А землю где взять? Может, ты прибавишь к нашим клочкам?!
— Это правильно вы говорите, земли у вас мало,— ответил родственник Шарифбая.— Мы, может, и не стали бы цены сбивать, да Саур согласился, и нам пришлось...
Возмущенный голос Саура оборвал поднявшийся шум:
— Дехкане, не верьте ему, Я не соглашался! Ты врешь, бесстыдная собака!
Толпа раздалась, пропуская Саура к родственнику Шарифбая. Тот усмехнулся:
— Я вру? Я, слава богу, мусульманин, врать не буду...— он показал рукой на стоявшего вдали Григория.
— Вон тому русскому, служащему Волкова, он сказал в своей курганче в прошлом месяце, что «подумает» о четырех копейках...
— Так я же не говорил, что согласен, а обещал только подумать и посоветоваться!
Бледный от волнения Саур, сжав в руках нагайку, стоял против нагло усмехавшегося родственника Ша-рифбая.
— Он «подумает и посоветуется»!—издевался тот.— С кем посоветуешься? С Волковым? С ним сговориться хотел? Дехкане, если бы Саур не хотел соглашаться платить Волкову одну копейку, то он сразу отказался бы. А он хотел подумать, значит, он мог согласиться! Он хитрый! Я раньше говорил вам всем: не соглашайтесь, не давайте Волкову этой копейки. Саур меня вслух поддерживал, а потихоньку по-другому думал. А если бы он и весь его кишлак согласились бы, то остальных арбакешей Волков не принял. Покуда Волков завел пятьдесят арб — только пятьдесят наших дехкан не получат работы, а завтра у Волкова будет сто арб, и тогда сто наших арбакешей останутся без работы. Лучше нам начать сегодня возить... Я сам первый подпишу договор возить по четыре копейки целый год.
Саур затрясся от гнева, от огромного нервного возбуждения. Громко крича, он умолял арбакешей не верить наглому лжецу, не подписывать обязательств, не возить товары по нарядам Волкова. Арбакеши не Стали слушать его, они всей массой кинулись к брезентовой палатке, в которой сидел Григорий и приказчик. Толкая один другого, они объявляли о своем согласии возить товары на условиях Волкова и требовали наряды.
Приказчик торопливо отбирал у них обязательства возить грузы по четыре копейки с пуда в течение одного года. Они чертили под обязательствами свои родовые тамги,— тавро древних кочевников, и получали из рук Григория наряды на перевозку.
Несколько часов подряд Григорий, не разгибая спины, выписывал наряды.
Приказчик, отобрав последнее обязательство, хрустнул суставами онемевших пальцев.
— Все! Всех пропустили, Григорий!.. Ай, хозяин, хозяин, какой умный мужик! Уж я думал, сорвется на арбакешах! Нет, не сорвался, а сорвал! И этот вредный Саур ему сдался, и Шарифбай...
— Саур не взял наряда,— возразил Григорий.
Приказчик засмеялся, хлопнул Григория по плечу: — У тебя не взял. Подошел, покосился, но не взял. А у меня взял. Куда ему деваться. Все взяли, и он не отстал... Ну, теперь пойдем, посмотрим за погрузкой.
Григорий взобрался на высокие штабеля соснового леса и оттуда наблюдал горячую работу на пристани. Арбакеши, потерявшие утро в ожидании нарядов, теперь торопливо грузили товар. Груженые арбы, скрипя немазанными деревянными осями, одна за другой выезжали с пристани.
Короткая фигура приказчика мелькала между арбами, у каюков, в шалашиках матросов.
Чувство удовлетворения и гордости наполняло сознание Григория. Он гордился своим участием в организации огромного гужевого дела, гордился своим настойчивым и умным хозяином. Волков не остановился перед возможными крупными убытками, чтобы поддержать престиж русского имени в ханстве.
Григорий с улыбкой вспоминал простецкий язык Волкова, его вольные шутки, ласковое обращение со служащими. Хозяин не терпел около себя мрачных лиц, он хотел, чтобы его удачам радовались и его служащие. Григорий слегка задумался, вспомнив иронические нотки в голосе Татьяны Андреевны, когда она говорила с ним о муже. За последнее время он все чаще думал о натянутых отношениях между хозяином и его женой. Кисляков как-то вскользь сказал, что Татьяна Андреевна страдает повышенным честолюбием. Известность Волкова в колонии вызывает в ней острую зависть, отсюда и неприязненное чувство к мужу.
— Татьяна Андреевна добивается того же, но неправильными путями,— говорил Кисляков.— Чтобы приобрести известность доктора Гааза, надо быть доктором, а она даже не фельдшер, а так... доктор Сан-градо...
Григорий сомневался в оценке Кислякова. Он считал прямым виновником плохих отношений между Волковым Прасковью Васильевну. О ее связи с мужем Татьяны Андреевны знал каждый конторщик...
Работа на пристани постепенно замирала. Уехал приказчик Волкова, уехали товарные артельщики
транспортных контор. Около огромных каюков загорались костры. Лодочники, утомившиеся за день, готовили пищу, кипятили чайники.
Григорий выехал с пристани последним. Его лошадь, соскучившаяся по теплой конюшне, быстро побежала к городу.
Почти у въезда в город Григорий догнал тихо идущую арбу. Арбакеш шел рядом с лошадью и свистом и нагайкой беспрерывно подбадривал ее.
Фигура арбакеша показалась Григорию знакомой. Он наклонился с лошади.
— Саур?!
Дехкан нехотя посмотрел на него, но ничего не ответил. Сильным ударом нагайки он заставил лошадь прибавить ходу.
Григорий ехал рядом с Сауром, шагавшим по грязи.
— Я так доволен, что споры Волкова с арбакешами закончились. Все боялся, а вдруг он свой транспорт заведет. Что бы вы тогда стали делать?
Саур невесело улыбнулся:
— Простой ты человек...
Он молча прошел несколько шагов. Старая арба едва тащилась по грязной, избитой дороге. Арбакеш поминутно плечом помогал лошади вытаскивать огромные колеса из глубоких колдобин. Арба качалась от толчков, жалобно скрипела, казалось — вот-вот она рассыплется.
Задумчивое лицо Саура опечалилось, он сказал надломленным голосом:
— Шарифбай все свалил на меня. Я теперь перед дехканами лицо потерял... Тогда, на озере, я ни в чем не мог отказать тебе, ты моего сына спас, я и сказал, подумаю. А думать было нечего. За что платить Волкову громадные деньги? За то, что он хитрый?!
Григорий с удивлением глядел на Саура, он не слышал его ссоры с родственником Шарифбая.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Саур, что на тебя свалил Шарифбай?
Саур рассказал про обвинение, которое ему бросил родственник Шарифбая и которое сломило сопротив--ление арбакешей.
— Некоторые арбакеши испугались бухарских арб и бухарских возчиков и сразу согласились отдавать
Волкову одну копейку. Остальные решили ждать две недели. А Шарифбай оболгал меня и напугал дехкан...
Печальный голос Саура испортил настроение Григорию. Ведь это он передал Волкову свой разговор с ним тогда, на озере. Григорий вспомнил радость хозяина: «Я лебедя убил, а ты матерого кабана, Гриша»... Кабаном был Саур... Шарифбай узнал об этом разговоре и воспользовался им, чтобы опорочить упрямого дехкана в глазах арбакешей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40
Волков имел свою точку зрения на причины происхождения волнений, но он не высказывал их генералу, а продолжал без конца угощать его водкой, настоенной на апельсиновой корке. К концу обеда генерал осоловел. Белки его мутноватых глаз покраснели, смотрели тупо. Он перестал узнавать своих собеседников и несколько раз назвал Григория именем его хозяина. Волков предложил гостю отдохнуть. Генерал с трудом поднялся. — Пойдем, дорогой мой, пойдем... Он обхватил Волкова за шею и с его помощью, шатаясь на длинных ногах, подошел к Татьяне Андреевне,
Судорожно икнув, генерал приложился к ее руке мокрыми усами и громко чмокнул губами.
Волков осторожно отвел генерала в гостиную, усадил на кушетку и велел горничной стянуть с него сапоги. Генерал вдруг раздумал ложиться. Он сидел на кушетке в носках, в расстегнутом мундире и, держась за пуговицу полувоенной тужурки Волкова, говорил:
— Ты казак, и я казак. Потомственный... столбовой дворянин... Отец завещал мне выкупить и восстановить именье в блеске, достойном нашего рода... Поклялся выкупить! На смертном его одре поклялся... И выкуплю!.. Ты слышишь! Ты казак, ты должен понять меня. Гнилицкие — это не Колупаевы или Разуваевы... А деньги мы достанем...
Волков уговаривал генерала не волноваться.
— Может быть, вы приляжете, ваше высокопревосходительство, отдохнете...
Обмолвка Волкова понравилась генералу, он засмеялся:
— Мм... да... ваше высокопревосходительство! Пока еще не «высоко», но, черт возьми, буду им! Я столбовой дворянин, а не какой-нибудь выслужившийся выскочка. Назло всем буду и «высоко»! Кто смеет...
Генерал внезапно откинулся на подушку и захрапел, широко раскрыв рот с темной каучуковой пластинкой, закрывавшей нёбо.
В гостиную заглянул Григорий.
— Арсений Ефимович, вас спрашивает Шариф-бай,— вполголоса сказал он.
Волков осторожно закрыл дверь в гостиную и поспешил в кабинет. Шарифбай поднялся к нему навстречу.
— Ну, Шарифбай, довольно вам воевать со мной, давайте договариваться,—добродушно сказал Волков, пожимая ему руку.
Шарифбай в смущении перебирал пальцами кончик своей рыженькой бородки:
— Господин Волков, я не воевал с вами. Разве я хочу с вами ссориться?
Волков засмеялся:
— Да уж где там ссориться!
Он близко придвинулся к Шарифбаю, обдал его крепким запахом водки и, понизив голос, сказал с откровенностью выпитого человека:
— Со мной ссориться не стоит, Шарифбай: и хлопотно, и не знаю, что еще выйдет. Вот генерал за обедом рассказывал о беспорядках в низовьях из-за реформ. Я и то за вас заступился. Ну какой же вы там джадид, вы же.коммерсант, ведь!
Шарифбай вытер платком внезапно вспотевший лоб. Когда-то, действительно, группа купцов и в числе их Шарифбай, подали заявление хану, просили у него твердых законов, содействующих процветанию страны и развитию узбекской торговли. Хан, по совету генерала, наказал авторов заявления. У одних он конфисковал имущество, других посадил в зиндан. Только близкое родство Шарифбая с Абдурахманбаем спасло его от наказания. Правда, реформы, о которых просили купцы, начали проводиться великим визирем, но к первым авторам их и хан, и вся знать сохранили острую ненависть. Намек Волкова привел Шарифбая в смятение. Он с жалкой, просящей улыбкой сказал ему:
— Договориться с вами пришел я, господин Волков. Но вы меня ввести в крупные убытки хотите...
Волков развел от удивления руками:
— Чудак ты, Шарифбай! Какие это убытки-то? Да разве я со своим братом-коммерсантом не договорюсь?
— Но предлагали вы мне четыре копейки с пуда...
— Арбакешам предлагал, Шарифбай, арбакешам, а не вам...
Волков обратил внимание на Григория, с напряженным вниманием слушавшего разговор.
— Распорядись-ка, Гриша, подать нам сюда коньячку да закуски какой-нибудь, а сам ступай прогуляться...
ГЛАВА ДЕСЯТАЯ
К концу ноября погода резко изменилась. Западные ветры принесли с собой тяжелые, темные тучи. День и ночь сплошной пеленой плыли они над опустевшими полями. Беспрерывно сыпал мелкий дождь. Холодные утренники окрасили листву абрикоса, персика и вишни в яркие багряные краски.
Григорий, одев брезентовый плащ, рано утром уезжал на пристань. Моросил пронизывающий дождь. Холодные струйки воды стекали за воротник, вызывая дрожь. Лошадь с трудом вытаскивала копыта из густой липкой грязи. Всадник, жалея коня, ехал шагом.
Неприятная погода не портила настроения Григория. Он радовался поездке.
Накануне вечером хозяин сказал ему, что Шарифбай согласился возить грузы на условиях, предложенных Волковым, и взялся уговорить арбакешей.
— Шарифбай согласился — все согласятся, Гриша,— сказал Волков.—Он обещал и Саура уломать... Ты завтра поезжай, посмотри, как они там. Приказчику помоги. Я бы и сам поехал, да вот большое дело налаживается, упустить никак нельзя. И генерал еще тут...
Григорий был доволен, что его хозяин, наконец, наладил огромное гужевое дело колонии.
Неподалеку от пристани Григорий нагнал вереницу медленно тащившихся арб Шарифбая. Его родственник верхом сопровождал транспорт. Он поздоровался с Григорием как со знакомым.
— Едем грузить товары,—сказал он, подъезжая к нему,— Наряды ты будешь давать?
— Наряды выпишет наш служащий,— нехотя ответил Григорий и ударил лошадь каблуками. Ему не хотелось разговаривать с грубым ургенчинцем, побившим приказчика.
— С чем приехал?—спросил Григория приказчик Волкова, подавая ему руку.— Товарные артельщики, говорят, теперь только через нас должны возить грузы. А я ничего не знаю... Вон, смотри, сколько арбакешей набралось, все без дела стоят...
На пристани, под дождем стояло множество арб, низко опустив головы, мокли лошади. Арбакеши бесцельно слонялись между рядами товаров, прикрытых брезентами.
Григорий передал распоряжение хозяина: товары грузить на арбы Шарифбая и свои. Арбакешам давать наряды, если они подпишут обязательство возить груз по четыре копейки с пуда в течение года.
Приказчик не успел выразить свое удивление, как подъехал родственник Шарифбая.
— Давай наряды на товар,— сказал он, слезая с лошади.
Приказчик, широко раскрыв рот, несколько секунд молча смотрел на своего недавнего врага, потом, опомнившись, торопливо бросил ему приветствие:
— Ассалям-алейкум, дорогой мой. Бери любой груз, сделай милость. А наряды я сейчас выпишу, сейчас...
Приезд Григория, появление арб Шарифбая не остались незамеченными. Арбакеши один за другим собирались вокруг возчиков Шарифбая, грузивших товары. Скоро огромная толпа в однообразной, точно форменной одежде —в бордовых халатах и черных шапках —сдержанно гудела около родственника Шарифбая. Он громко рассказывал:
— Мы с этого дня начинаем возить товар через Волкова. Волков хотел купить тысячу арб и сам возить, а нам тогда что делать? Мы согласились, пусть он купит девятьсот семьдесят арб, а тридцать будут наших. Одну копейку с пуда мы ему отдаем, а четыре копейки — это тоже не убыток. Наши арбы и на полях работают, и груз возят, себя оправдывают...
Громкий голос из толпы прервал его:
— Вам, баям, не убыток, у вас корм свой, а мы его на базаре покупаем.
—А кто вам велит покупать? Сейте клевер, джугару, как сеем мы,— возразил родственник Шарифбая.
— А землю где взять? Может, ты прибавишь к нашим клочкам?!
— Это правильно вы говорите, земли у вас мало,— ответил родственник Шарифбая.— Мы, может, и не стали бы цены сбивать, да Саур согласился, и нам пришлось...
Возмущенный голос Саура оборвал поднявшийся шум:
— Дехкане, не верьте ему, Я не соглашался! Ты врешь, бесстыдная собака!
Толпа раздалась, пропуская Саура к родственнику Шарифбая. Тот усмехнулся:
— Я вру? Я, слава богу, мусульманин, врать не буду...— он показал рукой на стоявшего вдали Григория.
— Вон тому русскому, служащему Волкова, он сказал в своей курганче в прошлом месяце, что «подумает» о четырех копейках...
— Так я же не говорил, что согласен, а обещал только подумать и посоветоваться!
Бледный от волнения Саур, сжав в руках нагайку, стоял против нагло усмехавшегося родственника Ша-рифбая.
— Он «подумает и посоветуется»!—издевался тот.— С кем посоветуешься? С Волковым? С ним сговориться хотел? Дехкане, если бы Саур не хотел соглашаться платить Волкову одну копейку, то он сразу отказался бы. А он хотел подумать, значит, он мог согласиться! Он хитрый! Я раньше говорил вам всем: не соглашайтесь, не давайте Волкову этой копейки. Саур меня вслух поддерживал, а потихоньку по-другому думал. А если бы он и весь его кишлак согласились бы, то остальных арбакешей Волков не принял. Покуда Волков завел пятьдесят арб — только пятьдесят наших дехкан не получат работы, а завтра у Волкова будет сто арб, и тогда сто наших арбакешей останутся без работы. Лучше нам начать сегодня возить... Я сам первый подпишу договор возить по четыре копейки целый год.
Саур затрясся от гнева, от огромного нервного возбуждения. Громко крича, он умолял арбакешей не верить наглому лжецу, не подписывать обязательств, не возить товары по нарядам Волкова. Арбакеши не Стали слушать его, они всей массой кинулись к брезентовой палатке, в которой сидел Григорий и приказчик. Толкая один другого, они объявляли о своем согласии возить товары на условиях Волкова и требовали наряды.
Приказчик торопливо отбирал у них обязательства возить грузы по четыре копейки с пуда в течение одного года. Они чертили под обязательствами свои родовые тамги,— тавро древних кочевников, и получали из рук Григория наряды на перевозку.
Несколько часов подряд Григорий, не разгибая спины, выписывал наряды.
Приказчик, отобрав последнее обязательство, хрустнул суставами онемевших пальцев.
— Все! Всех пропустили, Григорий!.. Ай, хозяин, хозяин, какой умный мужик! Уж я думал, сорвется на арбакешах! Нет, не сорвался, а сорвал! И этот вредный Саур ему сдался, и Шарифбай...
— Саур не взял наряда,— возразил Григорий.
Приказчик засмеялся, хлопнул Григория по плечу: — У тебя не взял. Подошел, покосился, но не взял. А у меня взял. Куда ему деваться. Все взяли, и он не отстал... Ну, теперь пойдем, посмотрим за погрузкой.
Григорий взобрался на высокие штабеля соснового леса и оттуда наблюдал горячую работу на пристани. Арбакеши, потерявшие утро в ожидании нарядов, теперь торопливо грузили товар. Груженые арбы, скрипя немазанными деревянными осями, одна за другой выезжали с пристани.
Короткая фигура приказчика мелькала между арбами, у каюков, в шалашиках матросов.
Чувство удовлетворения и гордости наполняло сознание Григория. Он гордился своим участием в организации огромного гужевого дела, гордился своим настойчивым и умным хозяином. Волков не остановился перед возможными крупными убытками, чтобы поддержать престиж русского имени в ханстве.
Григорий с улыбкой вспоминал простецкий язык Волкова, его вольные шутки, ласковое обращение со служащими. Хозяин не терпел около себя мрачных лиц, он хотел, чтобы его удачам радовались и его служащие. Григорий слегка задумался, вспомнив иронические нотки в голосе Татьяны Андреевны, когда она говорила с ним о муже. За последнее время он все чаще думал о натянутых отношениях между хозяином и его женой. Кисляков как-то вскользь сказал, что Татьяна Андреевна страдает повышенным честолюбием. Известность Волкова в колонии вызывает в ней острую зависть, отсюда и неприязненное чувство к мужу.
— Татьяна Андреевна добивается того же, но неправильными путями,— говорил Кисляков.— Чтобы приобрести известность доктора Гааза, надо быть доктором, а она даже не фельдшер, а так... доктор Сан-градо...
Григорий сомневался в оценке Кислякова. Он считал прямым виновником плохих отношений между Волковым Прасковью Васильевну. О ее связи с мужем Татьяны Андреевны знал каждый конторщик...
Работа на пристани постепенно замирала. Уехал приказчик Волкова, уехали товарные артельщики
транспортных контор. Около огромных каюков загорались костры. Лодочники, утомившиеся за день, готовили пищу, кипятили чайники.
Григорий выехал с пристани последним. Его лошадь, соскучившаяся по теплой конюшне, быстро побежала к городу.
Почти у въезда в город Григорий догнал тихо идущую арбу. Арбакеш шел рядом с лошадью и свистом и нагайкой беспрерывно подбадривал ее.
Фигура арбакеша показалась Григорию знакомой. Он наклонился с лошади.
— Саур?!
Дехкан нехотя посмотрел на него, но ничего не ответил. Сильным ударом нагайки он заставил лошадь прибавить ходу.
Григорий ехал рядом с Сауром, шагавшим по грязи.
— Я так доволен, что споры Волкова с арбакешами закончились. Все боялся, а вдруг он свой транспорт заведет. Что бы вы тогда стали делать?
Саур невесело улыбнулся:
— Простой ты человек...
Он молча прошел несколько шагов. Старая арба едва тащилась по грязной, избитой дороге. Арбакеш поминутно плечом помогал лошади вытаскивать огромные колеса из глубоких колдобин. Арба качалась от толчков, жалобно скрипела, казалось — вот-вот она рассыплется.
Задумчивое лицо Саура опечалилось, он сказал надломленным голосом:
— Шарифбай все свалил на меня. Я теперь перед дехканами лицо потерял... Тогда, на озере, я ни в чем не мог отказать тебе, ты моего сына спас, я и сказал, подумаю. А думать было нечего. За что платить Волкову громадные деньги? За то, что он хитрый?!
Григорий с удивлением глядел на Саура, он не слышал его ссоры с родственником Шарифбая.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, Саур, что на тебя свалил Шарифбай?
Саур рассказал про обвинение, которое ему бросил родственник Шарифбая и которое сломило сопротив--ление арбакешей.
— Некоторые арбакеши испугались бухарских арб и бухарских возчиков и сразу согласились отдавать
Волкову одну копейку. Остальные решили ждать две недели. А Шарифбай оболгал меня и напугал дехкан...
Печальный голос Саура испортил настроение Григорию. Ведь это он передал Волкову свой разговор с ним тогда, на озере. Григорий вспомнил радость хозяина: «Я лебедя убил, а ты матерого кабана, Гриша»... Кабаном был Саур... Шарифбай узнал об этом разговоре и воспользовался им, чтобы опорочить упрямого дехкана в глазах арбакешей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40