– Клянусь распятием, когда мальчик достигнет брачного возраста, для него не останется ни одной приличной партии. Эти Вудвиллы – настоящие сороки!
После его ухода я отправилась в детскую. Выкинув из головы Элизабет Вудвилл и прижав младенца к груди, я запела колыбельную. Малыш смотрел на меня синими глазами Невиллов, такими же темными и ясными, как у отца.
Тише, милый Джорджи, Слышишь песни птиц? Они поют для тебя. Видишь майские цветы? Они цветут для тебя. Дуют ветры, Крутя крылья мельниц, Мир царит на всей земле, Мир повсюду… Спи, мой милый Джорджи. Бог улыбается, Глядя на тебя с Небес.
Джон внял совету брата и обручил нашего маленького Джорджа с девятилетней племянницей короля Анной, наследницей изгнанного сторонника Ланкастеров герцога Эксетера.
– Сумму пришлось заплатить огромную. Теперь у нас не хватит денег, на ремонт треснувшей башни Уоркуорта, так что с этим придется подождать. Но партия замечательная, а ради сына мне ничего не жалко, – сказал Джон, глядя на младенца, спавшего у меня на руках. Потом он наклонился и поцеловал мальчика. Я следила за ними обойми, сгорая от любви.
Элизабет Вудвилл была коронована под именем королевы Елизаветы в мае 1465-го, в первую годовщину своего тайного брака с Эдуардом. Церемония была пышной; на расходы король Эдуард не поскупился. Пытаясь подчеркнуть ее королевское происхождение, он пригласил на коронацию родственника матери Элизабет, графа Жака Люксембургского. Тот прибыл в Англию с огромной свитой, на корабле, украшенном цветами, лентами и шелковыми тканями. Ни один из Невиллов на коронации не присутствовал. Уорик был в Булони, пытаясь заключить союз с Бургундией, у Джона хватало забот, связанных с охраной границы, осадой Бамберга и мирным договором со скоттами, а канцлер Эдуарда архиепископ Джордж помогал Джону.
Несомненно, многие тоже предпочли бы остаться в стороне, но не дерзали: этот брак не доставлял радости никому, кроме Вудвиллов – и, возможно, моего дяди, графа Вустера, которому удалось завоевать симпатию королевы. Его письма ко мне восхваляли ее красоту и обаяние, и я не могла понять, как она сумела обвести вокруг пальца такого умного человека. Впрочем, мой дядя всегда был неисправимым романтиком, восхищавшимся женской красотой с пылом рыцарей из его манускриптов. Всех светловолосых женщин он считал ангелами и был убежден, что за любовь мужчина должен отдать все на свете. Конечно, Элизабет Вудвилл льстило отношение дяди к ее красоте и браку, заключенному по любви, а также восторженная готовность выполнять любые ее капризы и желания. Именно поэтому граф Вустер стал фаворитом тщеславной королевы. Я слишком хорошо знала эту женщину и ни на минуту не верила, что она любит Эдуарда. Но главным было то, что ее любил Эдуард.
Спустя два месяца короля Генриха выдал в Эбингдоне какой-то монах. Пленника передали Уорику, который провез свергнутого Ланкастера через весь Лондон, привязав его ноги к стременам, а потом заключил в Тауэр. Слава богу, король Эдуард велел выделить Генриху просторное и удобное помещение и даже разрешил время от времени принимать посетителей. Я сама навестила беднягу, взяв с собой корзину сладостей и засахаренных розовых лепестков.
– Ваше величество, я все эти годы помню доброту, которую вы часто проявляли по отношению ко мне и мужу, и каждый день прошу Господа, чтобы вам жилось спокойно и удобно, – сказала я ему.
– Миледи Исобел, я от души благодарю вас, – учтиво ответил мне Генрих.
Не успела я передать ему корзину, как дверь открылась и в комнату вошел один из трех братьев Элизабет, епископ Лайонел Вудвилл, в сопровождении двух сыновей королевы от первого брака – восьмилетнего Томаса и шестилетнего Ричарда Греев. Я хотела уйти, но Генрих этого не позволил.
– Останьтесь, моя дорогая, – сказал он, показав рукой на кресло. – Вы же только что пришли.
Епископ Лайонел стал обсуждать с Генрихом какой-то мудреный вопрос, относящийся к церковному праву; тем временем мальчики гонялись друг за другом и сражались деревянными мечами. Внезапно, к моему ужасу, старший крикнул младшему:
– Я, король Эдуард, победил тебя, узурпатор Генрих! Умри, несчастный!
Я повернулась и увидела, что Томас приставил острие деревянного меча к подбородку Ричарда. Растерявшийся младший брат повернулся к королю Генриха и спросил:
– А что я должен отвечать?
Генрих неторопливо поднялся, подошел к мальчику, положил руку на его плечо и повернулся лицом к Томасу Грею.
– Милое дитя, тебе следует ответить вот что: «Мой отец был королем Англии и царствовал с миром. Мой дед тоже был королем этой страны. Меня самого короновали еще в колыбели с одобрения всего королевства, и я носил корону сорок лет. Все лорды этой страны давали мне вассальную клятву и клялись в верности так же, как они клялись в этом моим предкам… Господь поможет мне, показав этим людям, на чьей стороне правда». Вот что ты должен сказать, дитя мое. – Потом он добродушно улыбнулся и сел на место.
Мальчики смущенно посмотрели друг на друга, и Томас опустил меч.
– Так кто же победил?
Генрих улыбнулся, промолчал и продолжил беседу с епископом Вудвиллом. А мальчики начали снова гоняться друг за другом; на этот раз они были Ричардом Львиное Сердце и султаном Саладином.
Мое сердце сжалось от сочувствия. Если бы Генрих женился на другой женщине, отличавшейся от той, которую ему подобрали герцоги Сомерсет и Суффолк, судьба этого мягкосердечного короля и всей Англии была бы совсем другой.
В следующий раз я увидела Уорика на пышном празднике, который он устроил в честь назначения Джорджа архиепископом Йоркским. Такого пира я еще не видела. На нем присутствовали все пэры королевства, включая закадычного друга короля, лорда Уильяма Хейстингса. Но поскольку Уорик пропустил коронацию Элизабет Вудвилл, король и королева на праздник не прибыли.
За вечер было выпито триста бочонков вина и море ликеров, а свиней, лебедей и других птиц и животных было забито столько, что для их приготовления потребовались услуги шестидесяти двух поваров. Было подано множество искусно приготовленных лакомств – желе, фруктовых тортов и сладкого крема, – но особое внимание обращала на себя марципановая статуя Самсона в полный рост. Для развлечения гостей Уорик пригласил нубийца, который показывал поразительные фокусы с бабочками. Они летали по всему залу, собирались в группы одного цвета – красного, желтого и синего, описывали круги, спирали и даже восьмерки, а после окончания номера исчезли в большой ярко раскрашенной вазе. Представление оказалось столь необыкновенным, что в стране о нем рассказывали легенды. Позже я слышала, что об этом пире знали даже на континенте: конечно, Уорик был очень доволен. Говорили, что рассказ об убийце произвел сильное впечатление и на друга Уорика, короля Людовика Французского.
Однако при воспоминаний об Элизабет Вудвйлл и несчастьях, случавшихся с теми, кто навлекал на себя ее гнев, меня бросало в дрожь.
– Такие, как она; никогда не бывают счастливыми, – однажды вечерок сказала я Джону. – Ее счастье состоит в том, чтобы делать других такими же несчастными, как она сама. Если эту женщину постигает неудача, она удваивает усилия, пока не добивается своего. Вспомни хотя бы несчастного Кука…
Томас Кук был богатым купцом и бывшим мэром Лондона, отказавшимся продать матери Элизабет гобелен за ничтожную сумму, которую она предложила. Впрочем, говорили, что он не хотел продавать его ни за какие деньги. Но когда Кук отказал Жакетте, герцогине Бедфорд, его неожиданно обвинили в государственной измене и отправили в Тауэр. Судья, человек уважаемый и беспристрастный, признал его невиновным, но Элизабет Вудвилл страшно разозлилась и потребовала повторного суда. Зная, что она приложила руку к обвинению бывшего мэра, Эдуард созвал коллегию, в которую вошли два главных врага королевы – его брат Кларенс и Уорик. Когда судьи оправдали Кука, она потребовала третьего суда. Вынесение вердикта задерживалось, но тем временем отец королевы ограбил дом старого купца под предлогом поиска доказательств вины и вынес из него все ценности, в том числе и злополучный гобелен.
В тот вечер, который мы провели за бутылью вина в светлице Алнуика, Джон затронул эту тему в разговоре с приехавшим в гости Уориком:
– Да, брат, королева у нас не подарок, но твое открытое осуждение ее опасно. Почему ты не скрываешь свое отношение к ней, как делают все остальные?
– Мы с братом короля Кларенсом решили не притворяться по одной простой причине: мы единственные, кто может себе это позволить. Мы надеемся, что наше осуждение заставит Эдуарда понять суть презренной женщины, на которой он так поспешно женился, и вред, который она наносит его репутации. Королева Елизавета – вторая Маргарита, и в конце концов брак с ней будет стоить Эдуарду и его наследникам короны.
– Эдуард ослеплен любовью, поэтому невозможно заставить его увидеть вещи такими, какие они есть. Брат, скрывай свое презрение. Это добром не кончится. Я боюсь за твою безопасность. И за нашу тоже. Судьба Невиллов в твоих руках. Прошу тебя, дай задний ход, пока не стало слишком поздно.
– Я сам знаю, что лучше для нас и Англии! – крикнул побагровевший Уорик и вылетел из светлицы.
Джон пытался умилостивить короля, удвоив усилия по сохранению мира на шотландской границе, но Бамберг по-прежнему не сдавался. Мы утешали себя тем, что прошел год с лишним, а королева все еще не родила наследника.
– Может быть, наши страхи напрасны, – с надеждой сказала я Урсуле.
– Если она окажется бесплодной, мы будем спасены, – шепнула в ответ Урсула, взяла свечку, бросила на меня красноречивый взгляд и пошла молиться в часовню.
Накануне прихода нового, 1466 года обнаружилось, что я снова беременна. Я напевала себе под нос, украшая замок к празднику и мечтая родить Джону еще одного сына. Тем временем Джон тратил все свои силы на взятие Бамберга. Он пробил стену с помощью одной из пушек Уорика и штурмовал крепость. Ланкастерцы сдались на милость победителя после того, как нашли мертвым своего коменданта, сэра Ральфа Грея. Однако на следующий день Грей очнулся; оказывается, его просто оглушило рухнувшим потолком. Комендант был тяжело ранен, не мог стоять, но это не спасло его от суда в Донкастере, на котором председательствовал мой дядя. Грей выслушал свой смертный приговор, лежа на подушках. Его отнесли на плаху и обезглавили. Я была потрясена жестокостью дяди, но решила не портить себе Рождество.
Джон прибыл в Уоркуорт в сочельник, измученный и сильно простуженный. Я тут же уложила его в постель, как всегда, заботясь не только о его телесном, но и о душевном здоровье. К тому времени я наняла лучших музыкантов и мимов, которых могла найти, и пригласила многих друзей в роскошный замок Уоркуорт, куда мы переехали на Святки. Там мы провели несколько приятных вечеров в компании лорда Клинтона, лорда Скрупа Болтонского, сэра Джона Коньерса, их жен и рыцарей. Уорик приехать не смог; но прислал на один из пиров своего трубадура.
По просьбе брата Джон надел свой обруч и графское одеяние, и трубадур по приказу Уорика спел песню, посвященную Джону, а потом рассказал историю о славном рыцаре Ги Уорике, который сначала убил в Дансмор-Хите огромную корову, а потом сразил нортумберлендского дракона.
– Ваш доблестный брат Уорик, Делатель Королей, – объявил трубадур, – поручил мне сообщить всем собравшимся, что вы, милорд, сразили нортумберлендского дракона с тем же пылом и так же легко, как это сделал легендарный герой Ги Уорик! – Он начал тузить кулаками воздух и воскликнул:
– Долой Перси! Да здравствуют Невиллы!
Его голос перекрыли ликующие крики и топот ног.
К Двенадцатой ночи Джон поправился и был готов вернуться к своим обязанностям. В это время пришла радостная весть. Лорд-правитель Ирландии, граф Десмонд, ближайший друг герцога Йорка, который всегда поддерживал его, рискуя собой, и дал ему пристанище после катастрофы у Ладлоу, должен был приехать в августе и доложить о положении в Ирландии своему доброму другу, королю Эдуарду. Нас пригласили на банкет, который должны были устроить в его честь в Вестминстере.
Глава двадцать вторая
Банкет, 1466 г.
Одиннадцатого февраля 1466 года Элизабет Вудвилл родила дочь, которую назвали Елизаветой. Девочку крестили архиепископ Кентерберийский и архиепископ Джордж, а ее крестными матерями стали две бабушки, герцогиня Сесилия и герцогиня Жакетта. Эдуард еще раз обратился к Уорику и попросил его стать крестным отцом; граф приял эту честь ради сохранения мира в стране.
Но церемония благодарения матери, прошедшая в Вестминстерском дворце, затмила пышностью даже крестины первого ребенка королевской четы. Во время своего следующего приезда в Алнуик Уорик сообщил нам подробности. Выскочка, красота которой пленила сердце и обеспечила руку короля, сидела за столом на одиночном золотом кресле в роскошно убранном зале, а перед ней стояли на коленях первые леди королевства.
– Эта Вудвилл потребовала для себя таких почестей, что богемские вельможи, случайно оказавшиеся в Вестминстере, не могли поверить своим глазам. Она держала на коленях сестру короля Мег и собственную мать Жакетту три часа и обедала, не удостоив их ни единым словом.
– Эту церемонию устраивали и раньше, – возразил Джон.
– Да, иногда устраивали, но не в течение трех часов. Кроме того, их устраивали в честь особ королевской крови, а не простолюдинок! – рявкнул Уорик. – Когда ее мать не выдержала и попросила разрешения расправить мышцы, ее просьбу уважили. Но когда начались танцы, эта Вудвилл сидела и следила за всеми, так что даже сестре короля Мег пришлось вернуться и сделать ей реверанс… Богемцы никогда не видели ничего подобного! – Лицо Уорика выразило крайнее отвращение. Он выпил вино залпом, словно желая смыть горечь во рту.
Вскоре после рождения принцессы Елизаветы пришли плохие новости. Элизабет Вудвилл решила выдать маленькую Анну Хоуленд (дочь и наследницу герцога Эксетера, которую помолвили с нашим Джорджем) за своего сына от первого брака Томаса Грея и присвоила четыре тысячи марок, которые мы заплатили за этот брак.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51