– приподняв уголок рта, спросил Томас. – Может быть, свиной хлев, где они помогут очистить воздух? Или поселить их к копим? – Он добродушно хлопнул Эгремона по спице, – Придумал! Как насчет симпатичной темницы, а, Том? Там можно спать со всеми удобствами. И сортир под боком.
Когда Эгремона уводили, он плюнул в Томаса, но тот только засмеялся.
После того как стали известны подробности сражения, закончившегося для Перси полным разгромом, все обитатели замка возликовали.
– К счастью для нас, они – круглые дураки, – со смехом сказал Томас.
Еще несколько дней в часовне читали благодарственные молитвы, лечили раненых и праздновали очередную победу Невиллов над Перси. Через неделю в Рейби прибыл сам герцог Йорк для решения вопроса о том, что делать с пленными. Все это время Эгремона и его брата содержали в крепости Миддлем во избежание самосуда. Решение было принято после долгого обсуждения.
– Их будут судить, – сказал Джон однажды вечером, когда мы лежали в постели.
– Может быть, лучше оставить Перси в Миддлеме? Там они не смогут причинить вам никаких хлопот. А суд может их освободить.
– Йорк выступает за закон и порядок, а официального права держать братьев Перси в тюрьме у нас нет. Мы должны доставить их на суд. Все вокруг чинят правосудие сами. Может быть, наш пример позволит что-то изменить.
Я уютно прижалась к нему, положила щеку на его плечо, обвила руками и сонно пробормотала:
– Надеюсь… – Близость Джона заставляла меня забыть обо всех несовершенствах мира.
Через месяц с небольшим, в начале сентября, я учила Беллу и Анну считать. Внезапно на пороге классной комнаты возникла Урсула, на предыдущей неделе вернувшаяся из своего родового имения Ньи-Йолд-Ревл в Уорикшире. Камеристка сделала реверанс; вид у нее был взволнованный. Я оставила детей на попечение няни и поспешно вышла в коридор.
– Что-то случилось! – тревожно прошептала она.
– С Джоном? – ахнула я. Несколько дней назад он уехал по делам в отцовский замок Шериф-Хаттон и еще не вернулся.
– Нет, нет! Это связано с королевой. Йорк прислал гонца с новостями!
Я вздрогнула от дурного предчувствия. От плохих новостей, которые приносили разносчики и странствующие монахи, можно было отмахнуться: мол, все слухи, не имеющие под собой никакой почвы. Но тут был не тот случай. Гонец прибыл от самого Герцога Йорка. Оставалось надеяться, что Урсула неправильно истолковала причину. Я побежала в покои Графини и увидела там графа. Он стоял у окна и держал в руке послание. При виде лиц, свекра и свекрови моя надежда на хорошие новости тут же испарились. Я остановилась как вкопанная.
Не ожидая моих вопросов, граф приступил прямо к делу:
– Двадцать восьмого августа Пьер де Брезе штурмовал с моря и суши порт Сандвич, разграбил и сжег город и оставил после себя гору трупов.
Я помнила этого пылкого поклонника Маргариты. Но время моей аудиенции у королевы галантный адмирал целовал мне руку и говорил комплименты.
– Не понимаю… – пролепетала я. Как этот очаровательный человек мог совершить такую ужасную вещь?
– Его послала королева. Кент – средоточие сторонников Йорка. Наш Хранитель Морей, славный герцог Эксетер, оставил Сандвич без защиты – несомненно, по распоряжению Маргариты, – и Брезе ушел беспрепятственно.
– Это какое-то недоразумение… Теперь Англия – ее страна. Она не может так поступать с собственным народом… – У меня сорвался голос.
– Ее народ – французы, а не англичане.
– Но король никогда бы не позволил такого! – воскликнула я.
– Держу пари, что король ничего не знал. Во всяком случае, с ним не посоветовались. – Граф скомкал письмо, повернулся к окну, схватился за подоконник и опустил голову.
Я без сил упала в кресло.
Еще несколько недель путники и гости приносили новости, которые впервые не противоречили друг другу: нападение Брезе и бездействие Эксетера вы звали гнев и негодование во всех уголках Англии. В конце сентября герцог Йорк вызвал графа, чтобы посоветоваться, как быть с Эксетером. В октябре свекор вернулся в Рейби, и мы узнали результаты встречи из первых рук.
– На прошлой неделе лорд-адмирал Генри Хоуленд, герцог Эксетер, наконец вышел в море на поиски Брезе! – с отвращением сказал граф, сцепив руки за спиной и расхаживая по комнате. – Он доплыл до самой Ла-Рошели, но ничего не достиг… Однако есть и хорошие новости. – Граф сделал паузу, а потом вернулся к нам. Его резкие черты смягчились. – Вы знаете, что летняя выездная сессия суда в Йорке рассмотрела наш иск к Перси по обвинению в причинении ущерба? Так вот, нам только что доставили вердикт. Мы получим контрибуцию в шестнадцать тысяч семьсот марок!
Я уставилась на него открыв рот. Сумма была ошеломляющая. Королевский выкуп.
– Милорд, граф Нортумберленд никогда не сможет ее выплатить, – сказала графиня.
– Если так, то братья Перси будут сидеть в тюрьме до самой смерти, – с улыбкой ответил Джон.
Значит, мой муж мог больше не бояться, что этот отвратительный лорд Эгремон причинит ему вред! Мод захлопала в ладоши от радости и обняла Томаса.
– И это вся награда за мои подвиги? – спросил Томас. Увидев удивленный взгляд жены, он засмеялся. – Это ведь я взял в плен Эгремона и его брата. Причем, могу добавить, в одиночку! Отец и Джон не имели к этому никакого отношения, верно?
– Ну, если тебе хочется в это верить… – Джон улыбнулся. – Для меня имеет значение только одно: теперь я буду спать спокойно, зная, что два этих мерзавца будут сидеть под замком, пока не поседеют. Конечно, если на то будет Божья воля.
– Нет, честно говоря, мы с отцом и наши люди и долгу перед Джоном. – Тон Томаса стал, серьезным. – Не только в этот раз, но снова и снова. Он – лучший полководец на свете. Отец, ты согласен?
– Во всяком случае, будет им, – ответил свекор, глаза которого сияли от гордости.
Томас повернулся к Джону и глухо сказал:
– Когда ты рядом, я чувствую себя в безопасности. Спасибо, брат. – Потом он крепко обнял Джона и долго не отпускал.
Я никогда не сомневалась в любви Невиллов друг к другу, но подлинная сила этой любви стала мне ясна только сейчас.
Радость продолжалась. Когда листья стали золотисто-алыми и сентябрь подошел к концу, я обнаружила, что беременна.
Наш ребенок должен был родиться в марте 1458 года. Много раз по ночам и в редкие моменты одиночества посреди дня я гладила свой живот и шептала будущему малышу ласковые глупости. Я надеялась на сына, потому что мужчины нуждаются в сыновьях, но в глубине души мечтала о девочке, такой же милой, нежной и очаровательной, как маленькая синеглазая Анна, дочь Уорика.
Как-то в начале октября ближе к вечеру в Миддлеме поднялась тревога: Анна куда-то исчезла. Никто не видел ее целый час. Пока слуги искали ее в замке, мы с Джоном присоединились к тем, кто решил подняться на курган. Перед нами бежал Руфус. Сначала он метнулся в одну сторону, потом в другую, наконец остановился у кучи палых листьев рядом с елью в роще позади замка и громко залаял. Там лежала Анна. Она прижимала к себе ручного кролика и горько плакала Я забрала у нее кролика, а Джон взял девочку на руки.
– Малышка, о чем ты горюешь? Посмотри, какой чудесный день, какой красивый закат. А ночью будет полнолуние.
Девочка кивала, вытирала глаза, но не могла сдержать слез.
– Пожалуйста, милая, скажи, что тебя печалит, – нежно сказал Джон, осторожно спускаясь с холма со своей драгоценной ношей. Он обожал детей, Анна была его любимой племянницей, но я знала, что он ждет собственного ребенка с таким же нетерпением, как и я сама.
Продолжая шмыгать носом, Анна положила головку на его плечо. После долгих уговоров она подолилась с нами своим горем.
– Мне уже четыре года, а я все еще не могу потрогать луну! – сказала она, показав на сияющий серебряный шар.
Мы с Джоном обменялись взглядами. Он погладил девочку по голове и прижал к себе.
– Да, малышка, это проблема, но я уверен, что ты решишь ее, когда станешь старше.
На Святки 1457 года Солсбери переехали в Миддлем. Этот замок был лучшим доказательством их могущества и высокого положения. Широкая беломраморная лестница вела в парадный зал, главную часть башни; многочисленные цветные витражи озаряли искрами света все здешние комнаты и коридоры. Пройдя вслед за другими мимо двух высоких статуй ангелов, стоявших по обе стороны арки, я очутилась в самом величественном помещении, которое можно было себе представить, и с трепетом осмотрелась по сторонам. Повсюду виднелись могучие поволоченные колонны с резными розами, крестами, грифонами и коронами. Стены были украшены плотными гобеленами, цветными фресками и решетками из черного дерева, напоминавшими кружево. Пол был выложен плитками розового, голубого и желто-медового мрамора, инкрустированными полудрагоценными камнями. Но самое сильное впечатление производил потолок, раскрашенный так искусно, что у зрителя создавалось впечатление, будто над ним парит купол.
Уорик прибыл днем позже. Братья и отец встречали его во дворе замка. Потом все четверо плечом к плечу пошли в зал, где собирался совет графа. «Чудесная семья, – думала я, следя за ними через ажурное окно. – Высокие, красивые, сильные… Даже граф, несмотря на седые волосы в свои пятьдесят семь лет, держится так же прямо, как его сыновья». При виде их улыбок у меня отлегло от сердца. В тот вечер за обедом Уорик сделал объявление:
– Ко всеобщему удовлетворению, было доказано, что за бесстыдным разграблением и сожжением Сандвича действительно скрывается наша французская королева. Народное возмущение заставило ее отобрать пост лорда-адмирала у своего бездарного фаворита Эксетера и передать его мне. Перед вами стоит не только комендант Кале, но и новый Хранитель Морей!
Зал, до предела заполненный гостями и слугами, чуть не взорвался от восторженных криков и топота.
– Как вам известно, я стал комендантом Кале после битвы у Сент-Олбанса, но вступил в эту должность лишь год назад, потому что ставленник герцога Сомерсета сэр Ричард Вудвилл, пользуясь поддержкой королевы, отказывался передать мне Кале.
Имя Вудвилл заставило меня встрепенуться.
– Графиня Алиса, он имеет какое-то отношение к Элизабет Вудвилл? – спросила я свекровь.
– Это ее отец, – прошептала она. – Безземельный рыцарь, женившийся на вдове герцога Бедфорда Жакетте, принцессе Люксембургской.
Прогнав внезапно овладевшее мной неприятное чувство, я кивнула и стала слушать Уорика, которым продолжал свою речь.
– …жалованье солдатам не выплачивали несколько месяцев, а крепостные сооружения требуют серьезного ремонта, – говорил граф. – Я поклялся, что решу эти вопросы за счет собственных средств, и сдержал клятву! Поклялся, что восстановлю воинскую дисциплину, и восстановил ее! Теперь гарнизон Кале – лучший в Англии. – Он переждал новым взрыв ликования. – Как ваш Хранитель Морей, дает слово, что с Божьей помощью отомщу за наш национальный позор и восстановлю честь Англии! А теперь приглашаю всех – от простого пехотинца до рыцаря – отдать должное вину, напиткам и веселью. Милорд отец, все ваши расходы на этот праздник будут возмещены! – Пока все смеялись, он повернулся к графу:
– Сегодня вечером мы отмечаем великую победу Йорка, Кента и Англии. И все их грядущие победы тоже!
Вскоре Уорик выполнил свое обещание. Победами им море наш хвастливый воин-пират прославил имя Невиллов и завоевал сердца всех англичан. Имея двенадцать боевых кораблей против двадцати восьми, он наголову разбил испанцев у берегов Кале и захватил шесть вражеских судов с золотом и драгоценностями. Лондон, этот город купцов, чуть не взбунтовался от радости, потому что, несмотря на гневные протесты торговцев шерстью, фавориты королевы раздавали лицензии своим сторонникам, позволяя им нарушать цеховую монополию. Действия Уорика показывали, что он симпатизирует торговцам шерстью и другим Лондонским купцам, которых годами грабили любимчики Маргариты.
Во всех харчевнях, особняках, аббатствах и конторах страны его победу сравнивали со славной морской викторией при Слейсе, одержанной королем Эдуардом III сто лет назад; всюду было только и разговоров, что о Уорике, которого ныне называли «защитником Англии». Теперь колебавшиеся и не выступавшие ни за, ни против Ланкастеров начинали склоняться в сторону Йорков. Но чем больше страна поддерживала йоркистов, тем сильнее становилась ненависть двора к дому Йорка и всем Невиллам.
– Его подвиги называют пиратством! – сердито говорила Урсула.
– Только при дворе, – утешила я, приведя в движение прялку и взяв в руку пригоршню шерсти. – В Лондоне так ненавидят придворных, что королева переехала в Ковентри и Кенилуорт, где ланкастерцы пользуются симпатией.
– Какое же это пиратство, если Испания является союзницей Франции, а мы продолжаем воевать с французами? А разве фавориты королевы, годами обиравшие наших купцов, не пираты?
– Ланкастерцы могут называть это как хотят… и делать что хотят.
– Житья от них нет, – злобно пробормотала Урсула.
Я остановила колесо прялки.
– Боюсь, королеве будет трудно смириться с успехами Уорика.
Так и вышло. Вскоре мы узнали, что Эгремон и его брат Ричард Перси бежали из тюрьмы Ньюгейт и королева дала им убежище при дворе. Вслед за этой новостью последовали другие, куда более неприятные Маргарита пошла на йоркистов войной. По всей стране шла замена чиновников – от самых высших до самых низших, от лорд-канцлера до шерифов и судом. Всех, чья преданность Ланкастерам вызывала со мнения, заменяли сторонниками королевы. На вес к углах – в самом замке, в ближайшей деревне Стейдроп, в лавках и на улицах города Йорка, куда мы с графиней ездили за тканями и другими принадлежностями для рукоделия, – люди обсуждали новости, приходившие со всех концов страны.
– Королева сместила с поста лорда-казначея Шрусбери и заменила его графом Уилтширом, – сказала женщина мяснику, покупая у него фунт сосисок.
– Это тот трус, который бежал с битвы при Сент-Олбансе, боясь за свою смазливую физиономию?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51