https://wodolei.ru/catalog/mebel/belorusskaya/
мы не разбирали слов, но хорошо слышали восторженные крики, которыми толпа встречала каждую речь.
Это зрелище заставило меня задуматься. Справившись с изумлением, я придвинулась к Мод и прошептала:
– Что это может значить? Лицо Мод было пепельным.
– Он вернулся как король, а не как герцог.
– Помолчи, Мод! – резко сказала графиня Алиса. – Не следует говорить такие слова!
– Йорк заверил моего мужа, что в любом случае сохранит верность Генриху, – пробормотала себе под нос Нэн. – И не попытается сесть на трон.
Паж сообщил, что наша барка готова, и мы отправились в Вестминстер далеко не в праздничном настроении, хотя развевавшиеся на ветру вымпелы говорили об обратном. Герцогиня Сесилия сидела на позолоченной галерее тронного зала, который называли Расписной палатой; после обмена приветствиями мы заняли места рядом с ней. Через несколько минут в палату вышел герцог. Он представился лордам, потом поднял взгляд и посмотрел на жену. Я заметила, что герцогиня еле заметно кивнула ему. Пока я гадала, что это может значить, герцог Йорк поднялся на возвышение, сделал несколько шагов к пустому трону…
И положил руку на голубое сиденье.
Я ахнула и невольно поднялась на ноги. То же самое сделали все остальные. Внизу, в зале, наступила мертвая тишина. Я бросила взгляд на Джона, Уорика и графа Солсбери. Они вместе с другими лордами невольно шарахнулись и попятились, а затем застыли на месте, как раскрашенные статуи, смотревшие на них со стен. Сильнее всех был поражен отец Джона, открывший рот от ужаса. Попытка герцога Йорка занять место, которое он считал своим по праву, не вызвала поддержки даже у его ближайших сторонников.
Йорк сердито убрал руку, повернулся лицом к лордам и неловко застыл под балдахином с таким видом, словно ждал их одобрения. После напряженного молчания вперед выступил архиепископ Кентерберийский.
– Желает ли герцог Йорк видеть короля? – учтиво спросил он.
– Не я должен идти к Генриху, а Генрих ко мне, – ответил Йорк.
Архиепископ посмотрел на лордов, ломая руки, потом повернулся и вышел из зала. Спустя мгновение Йорк спустился с возвышения и зашагал прочь.
За пределами галереи, в проходе к покоям короля раздался шум. Мы покинули свои места, выбежали наружу и увидели герцога, поднявшегося по лестнице. Йорк шел за архиепископом в сопровождении своего эскорта.
– Прочь с дороги! – крикнул он.
Архиепископ застыл на месте и испуганно обернулся. Герцог остановился у двери в королевские покои.
– Открывайте! – приказал он.
Его люди отперли замок и толкнули тяжелую дубовую дверь, но она не открылась. Кто-то сказал:
– Заперто изнутри.
– Тогда ломайте! – велел герцог. Никто не сдвинулся с места.
– Ломайте! – стиснув зубы и сверкая глазами, крикнул Йорк.
Второго приказа не потребовалось.
После нескольких сильных пинков и толчков плечом дверь распахнулась настежь. Генрих сидел в кресле с книгой в руках; рядом с ним находился монах.
– Освободите помещение! – сказал герцог. – Оно принадлежит не вам, а королю.
– Куда мне идти? – смиренно спросил вставший Генрих.
– В покои вашей жены. Отныне вы будете находиться там.
Тут герцога догнали граф Солсбери, Джон, Уорик и старший сын Йорка Эдуард Марч.
– О боже! Ричард, что ты делаешь? – воскликнул Солсбери, переведя взгляд с короля на Йорка.
– То, что я должен был сделать пять лет назад! Беру то, что принадлежит мне по праву! Этот человек и его иностранка не должны править нами. Пора от них избавиться. Мы достаточно натерпелись от них.
Я издалека увидела, что Джон побледнел.
– Уважаемый дядя, – сказал Уорик, – это опрометчивый шаг. Народ любит Генриха. Страна разделится надвое, начнется гражданская война. Вы же всегда выступали против кровопролития!
– Где ты был? Где были все вы? – спросил герцог, обведя гневным взглядом всех присутствующих. – Гражданская война и кровопролитие уже начались! Благодаря ему! – Йорк яростно ткнул пальцем в Генриха. – Благодаря этому узурпатору!
Все ахнули так, что от стен отдалось эхо.
– Ричард, ты не можешь сесть на трон! – сказал отец Джона. – Народ этого не поддержит.
– А я говорю, что поддержит! Он, как и я, по горло сыт насилием, убийствами и несправедливостью! Ты сам видел, как он встречал меня на улицах!
– Ты ошибаешься. Эти люди тебя не примут. Они приветствовали тебя как избавителя от Маргариты, графа Уилтшира и других алчных фаворитов королевы, но не от Генриха, – сказал Солсбери. – Народ еще любит своего безумного, доброго и набожного короля, несмотря на все унижения, которым он подвергся при его правлении.
– Неужели вы не понимаете? – воскликнул герцог, глядя на каждого по очереди. – Мы не сможем избавиться от этой суки, если сначала не избавимся от этого идиота! Теперь все решает меч. Маргарита знала это с самого начала; она умнее всех вас, вместе взятых. Сколько раз она пыталась убить меня? Сколько засад на нас устроила она и ее фавориты? Нет, обойтись без меча было нельзя. Только мы были слишком глупы, чтобы понять это!
– Да, люди ненавидят Маргариту и ее бесчестных фаворитов, – ответил граф. – Но они любят своего бедного слабого короля. И возлагают ответственность не на Генриха.
– Но ответствен именно он! Этот жалкий человечишка и иностранка, которая вертит им как хочет, залили страну кровью! И пока его не лишат короны, кровопролитие не остановится. Клянусь кровью Христовой, он – голова Гидры, которая порождает змей! Только после его свержения мы сможем справиться с анжуйской сукой, которая дочиста обирала народ, призывала французов и скоттов, годами безнаказанно убивавших, грабивших наших людей и насиловавших женщин. И все это происходило благодаря кому созданию, которое вы называете своим королем!
Ответом ему было молчание.
Герцог говорил правду. Но эта правда была государственной изменой, величайшим преступлением против Господа. Генрих был помазанником, избранником Бога. Мы все приносили ему клятву верности. Клятвопреступление не только лишало нас чести, но и могло погубить наши бессмертные души. Все это время я следила за Генрихом, пытаясь догадаться, о чем он думает. Король стоял у порога покоев, наполовину скрытый толпой, и следил за разговором. Но выражение его лица было спокойным, а улыбка – доброй. Понимал ли он, что происходит?
Всеобщее оцепенение нарушил Эдуард, сын Йорка. Он вышел из-за спины Уорика и мягко сказал:
– Отец, нынешний способ правления никуда не годится, но народ считает, что в этом виноват не бедный слабоумный Генрих, а несговорчивая Маргарита и ее любимчики. Все считают Генриха непорочным. Ты сам видел, что случилось в тронном зале. Нас не поддержат. Но я думаю, что все дело во времени. Нужно дать им привыкнуть к этой мысли. Пусть наши требования рассмотрит палата лордов. В ходе обсуждения они поймут, что так будет лучше.
– Верно, – поддержал его Уорик. – Пусть парламент признает ваше право на трон и объявит Генриха узурпатором. После этого мы сможем сместить его, не разрывая страну пополам.
Герцог Йорк надолго задумался и наконец кивнул.
Палата лордов обсуждала династический вопрос целый месяц. Все соглашались, что: корона принадлежит Йорку по праву наследования, но, поскольку Генрих занимал трон как миропомазанный король, они придумали компромисс, позволявший сохранить честь короля и в то же время ублажить герцога. Генрих будет королем пожизненно, а после его смерти трон унаследуют Йорк и его потомки.
– Но герцог на десять лет старше Генриха. Йорку не приходит в голову, что он может не стать королем? – однажды вечером спросила я Джона, когда мы ложились в постель.
Джон тяжело вздохнул:
– Несмотря на то, что случилось в Вестминстере, Йорк – разумный человек. Когда палата лордов предложила компромисс, он сказал: «Мне нужен не титул, а возможность править кораблем ради всеобщего блага». Гнев, обуявший герцога при виде головы Роджера, заставил его решить, что сделать это можно только после свержения Генриха. Но по натуре он рассудителен и не склонен к опрометчивости, а потому принял предложение.
Когда архиепископ Кентерберийский принес решение на одобрение Генриху, король ответил:
– У меня нет желания проливать христианскую кровь, поэтому я согласен. – После чего отправил Маргарите письмо, запрещавшее ей возвращаться в Лондон.
Вскоре от королевы прибыл уничтожающий ответ: «В отличие от вас, дорогой король, я сделана не из масла, чтобы растаять перед подлецами, которые хотят украсть то, что принадлежит нам по праву. Скорее ад покроется льдом, чем я соглашусь на такую мерзость и подпишу за сына отречение в пользу Йорка. Эти дьяволы подавятся своими словами; с помощью Господа я скоро отправлю их в глубины ада, где им самое место».
Тем не менее в девятый день ноября 1460 года Йорк был официально объявлен наследником трона.
Теперь власть в стране принадлежала Йорку, а не Генриху. Мы не знали, как и когда вернется Маргарита, но не сомневались, что ради возможности продолжить борьбу она продаст душу дьяволу.
Ждать долго не пришлось. Маргарита набрала большую армию из французов, валлийцев и скоттов. Под угрозой четвертования она загоняла в армию каждого от шестнадцати до шестидесяти лет, набирая солдат на севере Англии, где у Йорка почти не было сторонников. Все они поступали под команду Эндрю Троллопа, предавшего своего хозяина в Ладлоу. В уплату за помощь она пообещала отдать скоттам сильную крепость. Берик, которая веками защищала Англию от их вторжений. Затем, оставив Клиффорда, графа Нортумберленда и Сомерсета в замке Понтефракт для разграбления поместий йоркистов и убийства их арендаторов, мстительная чужестранная королева во главе дикой орды устремилась на юг.
– Милорд Уорик сказал мне, что сомнений больше нет. Все уверены в том, что Маргарита – злейший враг Англии. После того как она отдала врагу главный оплот, защищавший страну от вторжений с севера, ни один человек в здравом уме и твердой памяти не считает ее законной королевой, – со вздохом промолвила Нэн.
И в самом деле, после того как разношерстная банда Маргариты форсировала Трент и принялась творить бесчинства, король Генрих лишился поддержки народа. Согласно донесениям, английские земли к югу от Трента, обещанные Маргаритой скоттам и северянам, были ограблены подчистую. Мародеры уносили даже церковные книги и утварь.
– Правление Генриха давно стало несчастьем для страны, но безумные поступки Маргариты навсегда разделили страну на север и юг, – мрачно заявила графиня Алиса. – Куда смотрел Господь в тот день, когда Суффолк и Сомерсет продавали нас французам в обмен за руку нищей дьяволицы Маргариты Анжуйской?..
Ее голос увял; видимо, графиня не ждала ответа ни от меня, ни от Господа.
Пока Маргарита опустошала южный берег Трента, ее фавориты беспощадно сжигали поместья йоркис-тов на севере. В главный замок Йорка Бейнард поступали мольбы о помощи, все более отчаянные. Поэтому Йорк, в обязанности которого входило подавление восстаний, девятого декабря распустил парламент и отправился в свой замок Сэндл близ Уэйкфилда, взяв с собой сына Ретленда, графа Солсбери и Томаса. Уорик и Джон остались в городе, а Эдуарду Марчу поручили набрать армию из жителей его родового удела, расположенного на границе с Уэльсом. С ланкастерцами удалось заключить короткое перемирие: на носу были Святки 1460-го.
Мы провожали графа и Томаса в Эрбере в чудесный зимний день. На голубом небе не было ни облачка; недавно выпавший снежок был белым, как подвенечное платье, а свисавшие с веток сосульки напоминали бриллианты. Громко чирикали птицы, славя приближение праздника. Мод долго не выпускала Томаса из объятий. Я следила за супругами, жалея, что им приходится расстаться на Рождество, и молча благодаря Пресвятую Деву за то, что Джон остается со мной. Мне было известно, что то же самое происходило в другом доме, где герцогиня Йоркская прощалась с мужем и сыном, семнадцатилетним Ретлендом. Конечно, Сесилия и ее родные прощались со своими близкими так же спокойно, как и мы со своими, не ведая того, какое чудовищное зло и невыразимый ужас припасла для какое нас Фортуна…
Глава шестнадцатая
Уэйкфилд, 1460 г.
Для меня Святки 1460-го, проведенные в Эрбере, были счастливыми, Джон был очень внимательным и любящим. 3а три недели, прошедшие в окружении дорогих мне людей, я впервые поняла, что такое настоящая радость. Играла с детьми в жмурки и прятки, жевала сладости и свои любимые сушеные фиги, бренчала на лире, пела, танцевала и была уверена, что отныне так будет всегда, несмотря на зловещие предзнаменования, поступавшие к нам отовсюду. Например из Норфолка, где в небесах видели странный обоюдоострый меч, указывавший острием на Землю, и толковали это как готовность Господа отомстить людям мечом за действия против короля Генриха. В Бедфордшире прошел кровавый дождь, означавший, что скоро кровь польется, как вода. Но я была счастлива и не обращала внимания на предзнаменования.
Они оправдались в первое утро нового, 1461 года. Снаружи завывал ветер, загонявший всех под крышу. На улицах не было слышно ни песен, ни веселого шума. Мы с детьми играли в «горячие устрицы», и я не сразу увидела первых раненых, прискакавших в Эрбер. Сначала до меня донеслись пронзительные вопли слуг и проклятия мужчин, собравшихся во дворе. На булыжник с грохотом и звоном летели складные столы и ведра; хрипло каркали вороны, сидевшие на коньках крыш, собаки захлебывались лаем. Выглянув в окно, я увидела, как с седла сполз раненый и упал в снег. Другие раненые бежали к нему на помощь, а третьи в это время выезжали из тени сводчатых ворот. Некоторые направлялись к лестнице, ведущей в большой зал, другие брели на кухню или конюшню, оставляя на снегу яркий кровавый след. Мод и графиня, бледные от страха, выбежали из своих покоев в коридор. Мы дружно устремились в большой зал, чтобы встретить гонцов.
Даже если я проживу тысячу лет, все равно никогда не забуду подробности того, что случилось потом.
Все домочадцы графа Солсбери и раненые, которые еще могли стоять, окружили мужчину с седыми волосами, запачканными кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Это зрелище заставило меня задуматься. Справившись с изумлением, я придвинулась к Мод и прошептала:
– Что это может значить? Лицо Мод было пепельным.
– Он вернулся как король, а не как герцог.
– Помолчи, Мод! – резко сказала графиня Алиса. – Не следует говорить такие слова!
– Йорк заверил моего мужа, что в любом случае сохранит верность Генриху, – пробормотала себе под нос Нэн. – И не попытается сесть на трон.
Паж сообщил, что наша барка готова, и мы отправились в Вестминстер далеко не в праздничном настроении, хотя развевавшиеся на ветру вымпелы говорили об обратном. Герцогиня Сесилия сидела на позолоченной галерее тронного зала, который называли Расписной палатой; после обмена приветствиями мы заняли места рядом с ней. Через несколько минут в палату вышел герцог. Он представился лордам, потом поднял взгляд и посмотрел на жену. Я заметила, что герцогиня еле заметно кивнула ему. Пока я гадала, что это может значить, герцог Йорк поднялся на возвышение, сделал несколько шагов к пустому трону…
И положил руку на голубое сиденье.
Я ахнула и невольно поднялась на ноги. То же самое сделали все остальные. Внизу, в зале, наступила мертвая тишина. Я бросила взгляд на Джона, Уорика и графа Солсбери. Они вместе с другими лордами невольно шарахнулись и попятились, а затем застыли на месте, как раскрашенные статуи, смотревшие на них со стен. Сильнее всех был поражен отец Джона, открывший рот от ужаса. Попытка герцога Йорка занять место, которое он считал своим по праву, не вызвала поддержки даже у его ближайших сторонников.
Йорк сердито убрал руку, повернулся лицом к лордам и неловко застыл под балдахином с таким видом, словно ждал их одобрения. После напряженного молчания вперед выступил архиепископ Кентерберийский.
– Желает ли герцог Йорк видеть короля? – учтиво спросил он.
– Не я должен идти к Генриху, а Генрих ко мне, – ответил Йорк.
Архиепископ посмотрел на лордов, ломая руки, потом повернулся и вышел из зала. Спустя мгновение Йорк спустился с возвышения и зашагал прочь.
За пределами галереи, в проходе к покоям короля раздался шум. Мы покинули свои места, выбежали наружу и увидели герцога, поднявшегося по лестнице. Йорк шел за архиепископом в сопровождении своего эскорта.
– Прочь с дороги! – крикнул он.
Архиепископ застыл на месте и испуганно обернулся. Герцог остановился у двери в королевские покои.
– Открывайте! – приказал он.
Его люди отперли замок и толкнули тяжелую дубовую дверь, но она не открылась. Кто-то сказал:
– Заперто изнутри.
– Тогда ломайте! – велел герцог. Никто не сдвинулся с места.
– Ломайте! – стиснув зубы и сверкая глазами, крикнул Йорк.
Второго приказа не потребовалось.
После нескольких сильных пинков и толчков плечом дверь распахнулась настежь. Генрих сидел в кресле с книгой в руках; рядом с ним находился монах.
– Освободите помещение! – сказал герцог. – Оно принадлежит не вам, а королю.
– Куда мне идти? – смиренно спросил вставший Генрих.
– В покои вашей жены. Отныне вы будете находиться там.
Тут герцога догнали граф Солсбери, Джон, Уорик и старший сын Йорка Эдуард Марч.
– О боже! Ричард, что ты делаешь? – воскликнул Солсбери, переведя взгляд с короля на Йорка.
– То, что я должен был сделать пять лет назад! Беру то, что принадлежит мне по праву! Этот человек и его иностранка не должны править нами. Пора от них избавиться. Мы достаточно натерпелись от них.
Я издалека увидела, что Джон побледнел.
– Уважаемый дядя, – сказал Уорик, – это опрометчивый шаг. Народ любит Генриха. Страна разделится надвое, начнется гражданская война. Вы же всегда выступали против кровопролития!
– Где ты был? Где были все вы? – спросил герцог, обведя гневным взглядом всех присутствующих. – Гражданская война и кровопролитие уже начались! Благодаря ему! – Йорк яростно ткнул пальцем в Генриха. – Благодаря этому узурпатору!
Все ахнули так, что от стен отдалось эхо.
– Ричард, ты не можешь сесть на трон! – сказал отец Джона. – Народ этого не поддержит.
– А я говорю, что поддержит! Он, как и я, по горло сыт насилием, убийствами и несправедливостью! Ты сам видел, как он встречал меня на улицах!
– Ты ошибаешься. Эти люди тебя не примут. Они приветствовали тебя как избавителя от Маргариты, графа Уилтшира и других алчных фаворитов королевы, но не от Генриха, – сказал Солсбери. – Народ еще любит своего безумного, доброго и набожного короля, несмотря на все унижения, которым он подвергся при его правлении.
– Неужели вы не понимаете? – воскликнул герцог, глядя на каждого по очереди. – Мы не сможем избавиться от этой суки, если сначала не избавимся от этого идиота! Теперь все решает меч. Маргарита знала это с самого начала; она умнее всех вас, вместе взятых. Сколько раз она пыталась убить меня? Сколько засад на нас устроила она и ее фавориты? Нет, обойтись без меча было нельзя. Только мы были слишком глупы, чтобы понять это!
– Да, люди ненавидят Маргариту и ее бесчестных фаворитов, – ответил граф. – Но они любят своего бедного слабого короля. И возлагают ответственность не на Генриха.
– Но ответствен именно он! Этот жалкий человечишка и иностранка, которая вертит им как хочет, залили страну кровью! И пока его не лишат короны, кровопролитие не остановится. Клянусь кровью Христовой, он – голова Гидры, которая порождает змей! Только после его свержения мы сможем справиться с анжуйской сукой, которая дочиста обирала народ, призывала французов и скоттов, годами безнаказанно убивавших, грабивших наших людей и насиловавших женщин. И все это происходило благодаря кому созданию, которое вы называете своим королем!
Ответом ему было молчание.
Герцог говорил правду. Но эта правда была государственной изменой, величайшим преступлением против Господа. Генрих был помазанником, избранником Бога. Мы все приносили ему клятву верности. Клятвопреступление не только лишало нас чести, но и могло погубить наши бессмертные души. Все это время я следила за Генрихом, пытаясь догадаться, о чем он думает. Король стоял у порога покоев, наполовину скрытый толпой, и следил за разговором. Но выражение его лица было спокойным, а улыбка – доброй. Понимал ли он, что происходит?
Всеобщее оцепенение нарушил Эдуард, сын Йорка. Он вышел из-за спины Уорика и мягко сказал:
– Отец, нынешний способ правления никуда не годится, но народ считает, что в этом виноват не бедный слабоумный Генрих, а несговорчивая Маргарита и ее любимчики. Все считают Генриха непорочным. Ты сам видел, что случилось в тронном зале. Нас не поддержат. Но я думаю, что все дело во времени. Нужно дать им привыкнуть к этой мысли. Пусть наши требования рассмотрит палата лордов. В ходе обсуждения они поймут, что так будет лучше.
– Верно, – поддержал его Уорик. – Пусть парламент признает ваше право на трон и объявит Генриха узурпатором. После этого мы сможем сместить его, не разрывая страну пополам.
Герцог Йорк надолго задумался и наконец кивнул.
Палата лордов обсуждала династический вопрос целый месяц. Все соглашались, что: корона принадлежит Йорку по праву наследования, но, поскольку Генрих занимал трон как миропомазанный король, они придумали компромисс, позволявший сохранить честь короля и в то же время ублажить герцога. Генрих будет королем пожизненно, а после его смерти трон унаследуют Йорк и его потомки.
– Но герцог на десять лет старше Генриха. Йорку не приходит в голову, что он может не стать королем? – однажды вечером спросила я Джона, когда мы ложились в постель.
Джон тяжело вздохнул:
– Несмотря на то, что случилось в Вестминстере, Йорк – разумный человек. Когда палата лордов предложила компромисс, он сказал: «Мне нужен не титул, а возможность править кораблем ради всеобщего блага». Гнев, обуявший герцога при виде головы Роджера, заставил его решить, что сделать это можно только после свержения Генриха. Но по натуре он рассудителен и не склонен к опрометчивости, а потому принял предложение.
Когда архиепископ Кентерберийский принес решение на одобрение Генриху, король ответил:
– У меня нет желания проливать христианскую кровь, поэтому я согласен. – После чего отправил Маргарите письмо, запрещавшее ей возвращаться в Лондон.
Вскоре от королевы прибыл уничтожающий ответ: «В отличие от вас, дорогой король, я сделана не из масла, чтобы растаять перед подлецами, которые хотят украсть то, что принадлежит нам по праву. Скорее ад покроется льдом, чем я соглашусь на такую мерзость и подпишу за сына отречение в пользу Йорка. Эти дьяволы подавятся своими словами; с помощью Господа я скоро отправлю их в глубины ада, где им самое место».
Тем не менее в девятый день ноября 1460 года Йорк был официально объявлен наследником трона.
Теперь власть в стране принадлежала Йорку, а не Генриху. Мы не знали, как и когда вернется Маргарита, но не сомневались, что ради возможности продолжить борьбу она продаст душу дьяволу.
Ждать долго не пришлось. Маргарита набрала большую армию из французов, валлийцев и скоттов. Под угрозой четвертования она загоняла в армию каждого от шестнадцати до шестидесяти лет, набирая солдат на севере Англии, где у Йорка почти не было сторонников. Все они поступали под команду Эндрю Троллопа, предавшего своего хозяина в Ладлоу. В уплату за помощь она пообещала отдать скоттам сильную крепость. Берик, которая веками защищала Англию от их вторжений. Затем, оставив Клиффорда, графа Нортумберленда и Сомерсета в замке Понтефракт для разграбления поместий йоркистов и убийства их арендаторов, мстительная чужестранная королева во главе дикой орды устремилась на юг.
– Милорд Уорик сказал мне, что сомнений больше нет. Все уверены в том, что Маргарита – злейший враг Англии. После того как она отдала врагу главный оплот, защищавший страну от вторжений с севера, ни один человек в здравом уме и твердой памяти не считает ее законной королевой, – со вздохом промолвила Нэн.
И в самом деле, после того как разношерстная банда Маргариты форсировала Трент и принялась творить бесчинства, король Генрих лишился поддержки народа. Согласно донесениям, английские земли к югу от Трента, обещанные Маргаритой скоттам и северянам, были ограблены подчистую. Мародеры уносили даже церковные книги и утварь.
– Правление Генриха давно стало несчастьем для страны, но безумные поступки Маргариты навсегда разделили страну на север и юг, – мрачно заявила графиня Алиса. – Куда смотрел Господь в тот день, когда Суффолк и Сомерсет продавали нас французам в обмен за руку нищей дьяволицы Маргариты Анжуйской?..
Ее голос увял; видимо, графиня не ждала ответа ни от меня, ни от Господа.
Пока Маргарита опустошала южный берег Трента, ее фавориты беспощадно сжигали поместья йоркис-тов на севере. В главный замок Йорка Бейнард поступали мольбы о помощи, все более отчаянные. Поэтому Йорк, в обязанности которого входило подавление восстаний, девятого декабря распустил парламент и отправился в свой замок Сэндл близ Уэйкфилда, взяв с собой сына Ретленда, графа Солсбери и Томаса. Уорик и Джон остались в городе, а Эдуарду Марчу поручили набрать армию из жителей его родового удела, расположенного на границе с Уэльсом. С ланкастерцами удалось заключить короткое перемирие: на носу были Святки 1460-го.
Мы провожали графа и Томаса в Эрбере в чудесный зимний день. На голубом небе не было ни облачка; недавно выпавший снежок был белым, как подвенечное платье, а свисавшие с веток сосульки напоминали бриллианты. Громко чирикали птицы, славя приближение праздника. Мод долго не выпускала Томаса из объятий. Я следила за супругами, жалея, что им приходится расстаться на Рождество, и молча благодаря Пресвятую Деву за то, что Джон остается со мной. Мне было известно, что то же самое происходило в другом доме, где герцогиня Йоркская прощалась с мужем и сыном, семнадцатилетним Ретлендом. Конечно, Сесилия и ее родные прощались со своими близкими так же спокойно, как и мы со своими, не ведая того, какое чудовищное зло и невыразимый ужас припасла для какое нас Фортуна…
Глава шестнадцатая
Уэйкфилд, 1460 г.
Для меня Святки 1460-го, проведенные в Эрбере, были счастливыми, Джон был очень внимательным и любящим. 3а три недели, прошедшие в окружении дорогих мне людей, я впервые поняла, что такое настоящая радость. Играла с детьми в жмурки и прятки, жевала сладости и свои любимые сушеные фиги, бренчала на лире, пела, танцевала и была уверена, что отныне так будет всегда, несмотря на зловещие предзнаменования, поступавшие к нам отовсюду. Например из Норфолка, где в небесах видели странный обоюдоострый меч, указывавший острием на Землю, и толковали это как готовность Господа отомстить людям мечом за действия против короля Генриха. В Бедфордшире прошел кровавый дождь, означавший, что скоро кровь польется, как вода. Но я была счастлива и не обращала внимания на предзнаменования.
Они оправдались в первое утро нового, 1461 года. Снаружи завывал ветер, загонявший всех под крышу. На улицах не было слышно ни песен, ни веселого шума. Мы с детьми играли в «горячие устрицы», и я не сразу увидела первых раненых, прискакавших в Эрбер. Сначала до меня донеслись пронзительные вопли слуг и проклятия мужчин, собравшихся во дворе. На булыжник с грохотом и звоном летели складные столы и ведра; хрипло каркали вороны, сидевшие на коньках крыш, собаки захлебывались лаем. Выглянув в окно, я увидела, как с седла сполз раненый и упал в снег. Другие раненые бежали к нему на помощь, а третьи в это время выезжали из тени сводчатых ворот. Некоторые направлялись к лестнице, ведущей в большой зал, другие брели на кухню или конюшню, оставляя на снегу яркий кровавый след. Мод и графиня, бледные от страха, выбежали из своих покоев в коридор. Мы дружно устремились в большой зал, чтобы встретить гонцов.
Даже если я проживу тысячу лет, все равно никогда не забуду подробности того, что случилось потом.
Все домочадцы графа Солсбери и раненые, которые еще могли стоять, окружили мужчину с седыми волосами, запачканными кровью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51