английский язык - который пригоден для передачи самых возвышенных эмоций - самый под­ходящий из всех языков для наиболее торжественных форм музыки. Однако, к глубочайшему сожалению, я чувствую, что мои старания оказываются безуспеш­ными, в то время как расходы мои все увеличиваются. Я не знаю, чем вызвано падение успеха у публики, но эта потеря всегда будет вызывать во мне боль. Что касает­ся прочего, то я уверен, что нация, характерной чертой которой является доброжелательность, не станет стремиться довести до разорения такого человека, все старания которого были направлены на ее развлечение. Я также уверен, что заслужу снисхождение тех благо­родных людей, которые и до сих пор оказывали мне честь своей поддержкой и подписались на эту зиму, если попро­шу их содействия в прекращении моего начинания, чтобы его не нужно было продолжать до тех пор, когда мои убытки станут невыносимыми. Я прошу их взять об­ратно три четверти подписки, поскольку на данный мо­мент осуществлена лишь четвертая часть моего пла­на».
Некоторые доброжелатели Генделя - несмотря на то, что из ораториального цикла прошло всего шесть представлений из двадцати четырех, - отказалась при­нять от Генделя три четверти стоимости абонемента. Решение это, возможно, было стимулировано напечатанным 18 января в «Дэйли адвертисер» письмом, автор[ы] кото­рого назвал[и] себя «Подписчики»: «Глубоко потрясло письмо м-ра Генделя в сегодняшнем утреннем номере, где он пишет о том несчастье, что его старания, направ­ленные на развлечение публики, потерпели провал. По­скольку публика пренебрегает чудесными представления­ми и не посещает их, нет иного способа восстановить доброе имя нации и признать заслуги Генделя, как если подписчики милостиво устранятся от его предложения отказаться от подписки...» 21 января в этой же газете появляются хвалебная ода и эпиграмма в адрес Генде­ля, сам же он в номере от 25 января благодарит публику за доброжелательность следующим образом: «Новые доказательства великодушия со стороны моих подписчи­ков, которые я усматриваю в том, что они добровольно отказались от выплаты им сумм подписки, вынуждают меня к быстрому ответу и выражению самой теплой признательности. Но насколько чувство благодарности естественно и насколько оно уместно у человека, я чув­ствую, что настолько же его трудно выразить. То есть, я не могу удовлетвориться только словами: и как раз поэтому, хотя и не могу взять на себя обязательства во всей их полноте, я считаю своей обязанностью прове­сти столько представлений, на сколько буду способен, и в скором времени продолжу исполнение ораторий, ка­ким бы ни был связанный с этим риск».
И Гендель вновь принимается за прерванный ораториальный цикл. Уже 16 февраля он хочет провести седьмое представление, однако оно не может состояться из-за болезни миссис Сиббер. Дата нового представления: 1 марта; на этот раз исполняется «Самсон», которого повторяют неделю спустя, 8 марта.
Быстро, одна за другой, исполняются более ранние оратории Генделя: 13 марта - «Саул», 15 и 22 марта - «Иосиф». Только после этого наступает черед пре­мьеры «Валтасара». Это двенадцатое представление запланированного цикла состоялось 27 марта. 29 марта оно было повторено.
Гендель не имеет успеха; это подтверждает и письмо, которое мисс Картер отправила 2 апреля мисс Талбот: «Гендель играет среди голых стен в когда-то столь пере­полненном театре; там, где постоянная аудитория при­сутствовала до тех пор, пока можно было видеть тан­цовщиц. Поскольку я не следую моде и никогда ей не следовала, то была совершенно очарована в один из недав­них вечеров его новейшей ораторией. Название ее: ,,Вал­тасар", сюжет повествует о завоевании царем Киром Вавилонии; музыка, несмотря на то, что ее испортили очень плохие певцы, выдерживает сравнение со всем, что я до сих пор слышала. Есть в ней один хор, который поют вавилоняне, издеваясь со своих стен над Киром, - это самое лучшее выражение надменного смеха, которое только можно себе представить. Другой хор - хор иудеев, звучащий после крошечной паузы, следующей за именем Иеговы, и так широко, так торжественно, что, как мне кажется, я еще не встречалась с более порази­тельным примером всеобщей великой клятвы».
Мнение разбирающейся в музыке, но «не следующей моде» дамы, вероятно, не было единичным; величе­ственная музыка Генделя наверняка нашла путь и к ду­шам других людей. Но всеобщее мнение проявляется скорее в угрюмом виде «голых стен». И в этом Генделю не помогает даже «Мессия», включенный в программу, правда, снова без названия, в качестве «священной ора­тории». 9 и 11 апреля проходят четырнадцатое и пятнадцатое представления цикла; на этих вечерах Гендель вновь исполнил по одному органному концерту.
10 апреля в театре «Covent Garden» проводят концерт в пользу престарелых музыкантов и вдов; на нем высту­пают все солисты Генделя. В программе наряду с про­изведениями других авторов получают место и произ­ведения Генделя, в первую очередь фрагменты орато­рий (арии, дуэты, увертюры).
23 апреля 1745 года. Ораториальный сезон Генделя, не­смотря на колоссальное напряжение сил, закончился преждевременно: в этот день Гендель проводит шест­надцатое представление - третье исполнение «Валтаса­ра». Сезон стал для Генделя катастрофическим. Пред­ставления посещались плохо до самого конца; подпис­чиков было слишком мало, чтобы из доходов можно было выплатить сумму, причитающуюся за аренду те­атра, и заплатить исполнителям. Гендель - как уже столько раз в своей жизни - вновь хотел слишком многого и вновь потерпел крах. Во многом этому спо­собствовал официальный бойкот со стороны аристок­ратов-тори. Одним из руководителей антигенделевской клики была некая леди Браун, жена сэра Роберта Брау­на, в свое время венецианского купца-дипломата и вре­менного поверенного в делах Англии. Живя в Италии, Брауны стали непоколебимыми приверженцами италь­янской оперы и, когда вернулись на родину, приложили все усилия к популяризации столь горячо любимого ими стиля. Сейчас же, когда Гендель противостоял ита­льянской опере, они изо всех сил старались уничтожить его. Леди Браун и ее окружение последовательно устра­ивали свои «партии», балы-маскарады и карточные ве­чера в те дни, когда исполнялось то или иное произведе­ние Генделя. Кроме того, они нанимали подростков, в обязанности которых входило приставать к публике, стремящейся на представления ораторий Генделя.
Единственным позитивным явлением в эти годы для Генделя стало то, что принц Уэльский не только поми­рился с ним, но и стал его непосредственным покровите­лем. О проходивших во дворе принца музыкальных вечерах и репетициях Бёрни вспоминал так:
«В 1745 году я музицировал в обществе Генделя; играл то на скрипке, то на альте. На тех репетициях, кото­рые регулярно проводились в доме Генделя на Лоуэр-Брук-стрит или же иногда, по желанию его постоянного покровителя принца Уэльского, в Карлтон-Хаузе, я мог удовлетворить свое любопытство и познакомиться с личностью, поведением и игрой на органе этого необык­новенного человека. В таких случаях он казался грубым и решительным повелителем, но указания давал с юмо­ром и шутливо, более того, разражался проклятиями и указывал на совершённые ошибки, что очень забавляло его самого и других, за исключением тех, кого как раз настигло несчастье... Голос, которым он после оконча­ния арий кричал: ,,Хор!", был по-настоящему страшен; и в ходе репетиций ораторий, проходивших в Карлтон-Хаузе, он часто делался очень сердитым, если принц и принцесса Уэльские не прибывали в музыкальный зал вовремя; но их превосходительства обращались с Генде­лем так уважительно, что принц всегда признавал его правоту и приговаривал: ,,Действительно, это непро­стительно - отрывать бедных музыкантов от уроков или других занятий". Когда же благородные дамы или принадлежащие ко двору женщины болтали во время исполнения, этот современный Тимофей слал проклятия и ругался; однако принцесса Уэльская, с присущими ей кротостью и мягкостью, в таких случаях обычно обра­щалась к ним: „Тсс... тсс... Гендель сердится!"»
Это описание, однако, может относиться лишь к пер­вой половине года. После неудачного сезона Гендель вновь заболевает. Возобновились ревматические боли, Гендель перенес слабый апоплексический удар, в ре­зультате чего омрачился его рассудок - хотя, к сча­стью, и не так сильно, как в 1738 году. Одним из груст­ных доказательств материального краха Генделя может послужить маленькое объявление в номере «Дэйли адвертисер» от 1 августа, согласно которому «в Оперном театре по любой сходной цене продаются два подержан­ных камерных органа...». Вполне возможно, что эти ор­ганы были собственностью Генделя. Интересным доку­ментом, свидетельствующим о физическом состоянии Генделя, является фрагмент письма, которое преподоб­ный Уильям Хэрис, секретарь Солсберийского архиепи­скопа, направил 29 августа 1745 года своей свояченице: «Несколько дней назад я встретился на улице с Генде­лем; остановил его и спросил, знает ли он, кто я, на что он сделал такое странное движение, что ты наверняка славно позабавилась бы над ним... Он много говорил о своем шатком здоровье, но выглядит довольно хоро­шо».
В это время Гендель действительно мог «выглядеть довольно хорошо», так как снова сочинял: в конце одно­го итальянского дуэта, «Ahi nelle sorti umane», стоит дата: 31 августа 1745 года.
В сентябре и октябре Гендель гостит в загородном имении уже упоминавшейся семьи Хэрис. Здесь он соби­рается с силами. Об этом свидетельствует письмо Хэриса в Лондон, пэру Шэфтсберийскому, от 24 октября 1745 года, согласно которому «бедный Гендель чувствуeт себя немного лучше. Надеюсь, что вскоре он совер­шенно придет в себя, хотя в голове его еще довольно мутно».
В Англии в это время происходят серьезные полити­ческие события. Низложенный с престола род Стюар­тов вновь зашевелился. Чарлз Эдвард, «молодой пре­тендент на престол», 2 августа высаживается со своими приверженцами в Шотландии, чтобы с помощью ору­жия свергнуть господство ганноверского дома. Над Англией вновь реет призрак католической реставрации, которая лишила бы страну с таким трудом приобретен­ных демократических прав и свобод. Чарлз Эдвард, отчасти с французской помощью, отчасти при поддерж­ке католической в большинстве своем шотландской аристократии, достиг вначале огромных успехов. 2 ок­тября шотландские мятежники разбивают при Престонпэнсе выступившую против них английскую ар­мию. Всю Англию охватывает паника. Продукты пита­ния раскупаются, в результате чего возникает огромная дороговизна. Аристократия спасается бегством в свои загородные владения, да и самого короля занимает мысль о побеге в Ганновер. В конце октября войска Чарлза Эдварда пересекают шотландо-английскую гра­ницу; вся Англия объединяется для победы над вторг­шимся врагом. Парламент на шесть месяцев приоста­навливает действие закона «Habews corpus», обеспечи­вающего каждому английскому гражданину личную свободу; вербуется громадная армия, в большинстве своем из добровольцев.
И тогда, в эти опасные для Англии часы, судьба Ген­деля делает поворот: 14 ноября впервые исполняют его композицию на случай: «Песню Лондонских Благород­ных Добровольцев», которая разжигает националистические эмоции. Гендель в одно мгновение стал более популярен, чем когда-либо. Военное положение стано­вится благоприятным для Англии, так как в декабре 1745 года претендент на трон - по требованию шот­ландских кланов - оставляет город Дерби, занятый им 15 числа, и возвращается на север. То есть, непосред­ственная опасность миновала, хотя вопрос о католиче­ской реставрации окончательно решился лишь в следу­ющем году.
К событиям 1745 года относится также то, что в Дуб­лине городское филармоническое общество в програм­му сезона опять включило пять ораторий Генделя: «Ациса и Галатею», «Празднество Александра», «Аталию», «Эсфирь» и «Израиля в Египте». Это были част­ные представления, поэтому Гендель не получил от них никакого дохода. Кроме того, с благотворительной це­лью многократно исполнялись «Деттингенский Те De-um» и несколько антемов. Композиции Генделя много раз звучали и в Манчестере, в рамках абонементных концертов.
Но наибольшей чести Гендель удостаивается на роди­не: лейпцигский «Societ?t der musikalischen Wissenschaf-ten», основанный в 1738 году Лоренцем Кристианом Мицлером, избирает его своим первым и единственным почетным членом.
На вершине
(1746-1750)
1746
После неудачного ораториального сезона «Haymarket» пустовал. Провал Генделя вновь «наэлектризовал» «оперную партию», в первую очередь лорда Мидльсекса, который и раньше был главным финансистом. Был снят театр, и снова сделаны попытки устроить оперные представления. В их рамках состоялся лондонский де­бют новой тогда оперной звезды - Глюка. 7 января 1746 года прошла премьера его оперы «La caduta dei Giganti» («Крах гигантов»). Название и сюжет оперы были, собственно говоря, аллюзией разгрома шотланд­ского восстания, и поэтому опера прошла с довольно большим успехом: ее сыграли шесть раз. Посмотрел ли Гендель это написанное на случай произведение своего молодого соперника (музыка только отчасти была но­вой; к новому либретто Глюк использовал лучшие но­мера своих более ранних сочинений), точно не известно. Возможно, он побывал в Опере, хотя в это время его занимал план новой композиции. Новое произведение явилось, собственно говоря, такой же данью почтения главнокомандующему английской армией герцогу Камберлэндскому, как и «Caduta dei Giganti». У новой оратории нет настоящего названия: на партитуре ее стоит надпись «Оратория на случай» («An Occasional Oratorio»), так она была объявлена и на афишах. «Случай» - освобождение Лондона от непосредственной опасности. Текст оратории составлен Ньюбёргом Га­мильтоном на основе псалмодических парафраз Миль­тона с использованием некоторых стихотворных строк Спенсера. На одной из репетиций произведения присут­ствовал Уильям Хэрис, который так описывает это со­бытие в письме от 8 февраля 1746 года:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29