с парализованной рукой он не может ни дирижиро­вать, ни играть на клавесине или органе, кроме того, он впадает в состояние тяжелой депрессии. Без его участия 18 мая исполняют оперу «Береника», которая затем про­ходит еще трижды. О болезни Генделя сообщает «Лон­дон ивнинг пост» 14 мая: «Великолепный господин Ген­дель очень плох; считают, у него паралич, поэтому он пока не может пользоваться правой рукой. Если он не выздоровеет, публике придется лишиться его изящных композиций».
Таким образом, Гендель в настоящий момент нахо­дится на безденежье, в положении разорившегося опер­ного антрепренера, обремененный долгами и тяжело больной. Его единственное утешение заключается в том, что театр «Haymarket» также потерпел крах. Публику опера вообще уже не интересовала, кто бы ни писал музыку и кто бы ни пел в ней. «Дворянская» Опера закрыла свои двери с дефицитом в 12 000 фунтов и более уже не открывалась. Фаринелли, Сенесино и другие звезды театра «Haymarket» покинули Лондон, и поскольку театр Генделя также прекратил свое суще­ствование, театральная жизнь в дальнейшем замкну­лась на комедиях, пьесах с музыкой и операх-балладах наподобие «Оперы нищих». «Соvent Garden» в следую­щем сезоне поставил пародию на «Юстина» - «The Dragon of Wantley» с музыкой Ланге. И если «Юстин», выдержавший всего несколько представлений, «почет­но» провалился, то пародия была сыграна на сцене 67 раз...
Генделю не помогали даже привычные процедуры в Танбридж-Уэльсе. По совету врачей он, в довольно тяжелом состоянии, уезжает на знаменитый аахенский курорт, где горячие ванны совершают с ним истинное чудо. Правда, в горячих ваннах он ежедневно проводил втрое больше времени, чем ему предписывалось. Одна­ко неимоверно сильный организм его вынес и это, более того, Гендель как будто лучше знал свою натуру, чем врачи: в «рекордное время» - за три недели вместо семи - он полностью встал на ноги. «Через несколько часов после последней процедуры он пошел в главную цер­ковь города, сел за орган и играл на нем настолько хоро­шо, что люди уверовали - случилось чудо. Ввиду того что ванны так благотворно подействовали на него, он мудро решил провести в Аахене еще шесть недель до конца, и лишь после этого, совершенно здоровым, вер­нуться домой в Лондон» (Хоукинс). Гендель уехал из Аахена в сентябре; на его возвращение «Лондон дэйли пост» отреагировала в номере от 28 октября следую­щим образом: «Господина Генделя, сочинителя ита­льянской музыки, с часу на час ждут из Аахена».
С новой силой принимается Гендель за работу. Он до сих пор так ничему и не научился: снова берется за организацию Оперы. Правда и то, что сейчас он опять может быть единственным властелином, поскольку «дворянская» Опера полностью разорилась. Гендель сразу заключает договор с неизменным Хейдеггером, который по-прежнему является съемщиком театра «Haymarket». To есть, Гендель вновь начинает свою деятельность на месте старой славы. На развалинах двух потерпевших крах оперных начинаний он открыва­ет новый сезон «пастиччо» под названием «Арзак».
В соответствии с юридической практикой того време­ни, Генделя, обремененного долгами, в данный момент можно было посадить в долговую тюрьму. Однако бла­годаря его порядочности и доброму имени все заимо­давцы дали ему отсрочку.
20 ноября 1737 года. Внезапно умирает королева Ка­ролина, и Генделю приходится отложить сочинение на­чатой пятью днями раньше новой оперы, «Фарамондо», чтобы написать для погребального обряда траурный псалом - «Похоронный антем». Герцог Чандос так пишет о состоявшемся 18 декабря погребении своему племяннику: «Обряд погребения королевы был очень со­лиден и прошел при большем порядке, чем что-либо похо­жее. Он начался примерно в три четверти седьмого и закончился немногим позже десяти; „Антем" длился почти три четверти часа, композиция эта очень изящна и необыкновенно подходит к тому печальному случаю, на который написана; об исполнении я не могу сказать столько хорошего...»
По свидетельству одной газетной статьи число испол­нителей траурной оды составило 140 человек. Вернув­шиеся к Генделю жизненные силы лучше всего характе­ризует тот факт, что антем продолжительностью зву­чания в 45-50 минут, партитура которого состоит из 80 страниц, был написан всего за пять дней!
Во время траура, последовавшего за смертью короле­вы, нельзя было исполнять оперы, поэтому премьера «Фарамондо» отодвинулась на 3 января 1738 года.
1738
В первом представлении «Фарамондо» принимали уча­стие многие артисты разорившихся оперных трупп. Среди них Монтаньяна и Мериги, которые в свое время перешли от Генделя в лагерь противника; далее, певица-сопрано Кименти, подписавшая контракт с «дворян­ской» Оперой уже во время соперничества двух Опер. Но Гендель ангажировал и новых певцов: «звездой» стал Каффарелли, альт-кастрат; главную партию полу­чила Элизабет Дюпарк, которую публика того времени знала под именем Ла Франчезина; Гендель нашел также несколько новых певцов на небольшие роли. «Фарамон-до», написанный на либретто Апостоло Зено, в январе был исполнен семь раз, и еще раз его сыграли в мае, перед закрытием сезона. Несмотря на семь представле­ний, произведение не имело большого успеха. Лорд Уэнтвёрс, которому в то время было всего 16 лет, 19 января 1738 года так писал об этом своему отцу, пэру Страффордскому: «По-моему, дела бедной оперы идут плохо, так как, хотя все хвалят Каффарелли, Опера никогда не бывает полной, и если это так идет сейчас, то в конце зимы она будет совсем пустой».
25 февраля Гендель пробует пополнить репертуар своего театра «новым» произведением - «пастиччо» «Алессандро Северо». На этот раз музыка его состоит исключительно из фрагментов более ранних произведе­ний Генделя, композитор сочинил к нему лишь новую увертюру и пять новых арий. Главные партии исполня­ли Мериги, Каффарелли и Ла Франчезина. Это произве­дение также провалилось: его исполнили пять раз в фев­рале-марте и еще раз в мае.
Опера в Лондоне действительно агонизирует. Театр все-таки наполняется, но это можно приписать исклю­чительно тому, что «спортивная» английская публика определенно симпатизирует упрямому, настойчивому и кажущемуся непобедимым Генделю.
Несмотря на это, композитор находится в трудном материальном положении. На жизнь ему хватает, но он не может погасить долги, так как доходов от оперных спектаклей и издания произведений для этого явно недостаточно. На протяжении длительного времени друзья пытаются уговорить Генделя провести однажды «концерт-бенефис» в свою пользу, такой, какие в Лон­доне были почти повседневными и проводились в поль­зу различных певцов и инструменталистов. Долгое вре­мя Гендель сопротивляется: он чувствует, что это один из видов нищенствования. Но затем все же соглашается: 28 марта, в страстную неделю, он организует в театре бенефис с огромной смешанной программой, включаю­щей произведения как духовного, так и светского харак­тера. «Наш старый корреспондент» Висконт Персивэл, которого король между тем удостоил звания пэра Эгмонтского, так описывает это событие в своем дневни­ке: «28 марта 1738 года. Вечером я пошел на ораторию Генделя; я насчитал около 1300 человек, не считая пуб­лики на ярусе и верхнем ярусе. Думаю, что этот вечер принес 1000 фунтов». Согласно Бёрни, чистый доход Генделя составил около 800 фунтов; он упоминает так­же, что сцену заставили стульями, так что и там могли сидеть около пятисот человек. Майнваринг оценивает доход от концерта в 1500 фунтов. Какой бы ни была сумма в действительности, важно одно: Гендель смог выплатить из нее свои самые срочные долги.

15 апреля 1738 года. Гендель показывет свое новое произведение, на этот раз комическую оперу «Ксеркс». (Кстати, это единственная комическая опера в творче­стве Генделя. Эта опера - вернее одна ее ария - оказа­лась долгожительницей: ария, начинающаяся словами «Ombra mai f?», - это не что иное, как хорошо извест­ное в наше время «Ларго из оперы „Ксеркс"».) Несмотря на получившую широкую известность арию и боль­шое число других красот, «Ксеркс» провалился: он вы­держал всего пять представлений.
Общественное положение Генделя в этот период очень необычно. В то время как он выбивается из сил, стара­ясь заработать себе на жизнь операми, популярность его все растет. В мае, например, он удостаивается тако­го почета, который можно назвать беспримерным: уста­навливается его статуя. Статуя эта попала в Воксхолл-Гарден, увеселительное заведение, которое возникло в начале тридцатых годов и стало очень популярным среди жителей Лондона всех сословий. На украшение этого заведения, своего рода «луна-парка», много средств пожертвовал его съемщик, Джонатан Тайерс; он посчитал, что оборот этого места развлечений увели­чится, если на одном из видных мест парка на берегу Темзы он поставит мраморную скульптуру знаменитого композитора, которая, кстати, стоила 300 фунтов. Скульптура была создана жившим в Англии великолеп­ным французским художником Рубийяком, в то время еще молодым человеком, и создание именно этой скульптуры принесло ему первый большой успех у пуб­лики. Статуя потому была поставлена в Воксхолл-Гардене, что здесь, наряду с различными развлечения­ми, играл также оркестр, наибольшим успехом в репер­туаре которого пользовались как раз композиции Ген­деля. Скульптура была открыта 2 мая.
Частично еще недавно цветущая оперная жизнь, ча­стично всеобщая тяга к музыке, характерная для той эпохи, привлекали в Лондон множество зарубежных и отечественных музыкантов. Профессия музыканта вскоре стала такой распространенной, что более сла­бые, а также пожилые из них не могли найти работы и вместе со вдовами и сиротами умерших музыкантов были обречены на нищенское существование. В под­держку им в 1738 году был создан «Фонд вспомоще­ствования престарелым музыкантам и их семьям», чле­ном которого с момента его создания стал и Гендель.
Создание общества было вызвано непосредственно тем, что один гобоист немецкого происхождения по имени Кайч (по-немецки: Keutsch), принимавший участие в ис­полнении многих произведений Генделя, состарившись, умер с голоду в буквальном смысле этого слова. Двух его малолетних детей - которые, чтобы как-нибудь прожить, продавали молоко, - однажды увидели в ок­рестностях «Haymarket» заброшенными, грязными и голодными. В душах музыкантов и их патронов, жив­ших в лучших условиях, одержало верх чувство состра­дания; вскоре они создали объединение, которое, кста­ти, - под другим названием - существует и сейчас. Добросердечие и готовность помочь, присущие Генде­лю, подчеркиваются тем, что он поддерживал это обще­ство именно тогда, когда его собственные дела находи­лись в очень плохом состоянии. О том, какую благород­ную помощь оказывало это объединение, еще будет идти речь.
24 мая 1738 года. В конце оперного сезона Хейдеггер, съемщик театра «Haymarket», поместил в газетах почти отчаянный призыв. Суть его заключалась в том, что свое начинание он сможет продолжать лишь тогда, если съемщики выполнят свои обязательства по подписке на будущий год и если число подписчиков достигнет хотя бы двухсот. До 5 июня нужно собрать половину суммы подписки, и тогда он сможет прикинуть, продолжать это предприятие или нет. Положение Генделя характе­ризует и тот факт, что призыв подписан только Хейдеггером. Гендель не мог быть материально заинтересо­ванным лицом, так как его деньги уплыли; он занимал лишь пост «генерального музыкального директора». Деньги не были собраны, разорился и Хейдеггер. Таким образом, Лондон - после двух десятков лет блестящей оперной жизни - остался без оперного театра. Певцы разбрелись кто куда. Страда, например, в объявлении, помещенном 21 июня в «Лондон дэйли пост», сообщает, что «по повелению герцогини Оранской она уезжает в Бреден, откуда намеревается вернуться в Италию; перед отъездом, однако, она хочет разъяснить англий­ской аристократии (от которой получила столько зна­ков внимания), что план этот не зависел от провала оперного театра под руководством господина Хейдеггера, как сообщали об этом злонамеренные люди; она уже за месяц до этого договорилась с господином Хейдегге-ром, что может подтвердить и названный господин».
Гендель определенно начинает суетиться. Оперного предприятия не существует, но он все-таки берется за сочинение оперы «Именео» (9 сентября). Но прежде, еще в конце июля - заметив, что в последние годы оратории имеют большой успех, - он начинает сочи­нять ораторию «Саул» на либретто Дженинса. В это время Генделя посещает либреттист, который так пи­шет об этом своему племяннику лорду Гёрнеси в письме от 19 сентября: «В голове господина Генделя еще больше причуд, чем раньше. Вчера, когда я посетил его, то нашел в его комнате необыкновенный инструмент, который он называет карильоном (т. е. колоколами) и говорит, что некоторые называют его также тубалкаином, я думаю, потому, что и форма его такова, как если бы били мо­лотком по наковальне. Играть на нем нужно так, как на клавесине, и этим циклопическим инструментом он хо­чет довести бедного Саула до сумасшествия. Другая причуда - орган стоимостью в 500 фунтов, который он (так много денег у него) сейчас заказал. Он говорит, что этот орган сконструирован таким образом, что, сидя перед ним, он может управлять исполнителями лучше, чем до сих пор; он очень доволен, думая о том, как точно можно исполнить ораторию с помощью этого органа; так что в будущем, вместо того чтобы отбивать такт, он сможет дирижировать ораториями сидя за органом, спиной к публике. Третья причуда - Аллилуйя, которую, пока я был в провинции, он поместил в качестве козыря в конец оратории, так как пришел к выводу, что конец оратории недостаточно грандиозен; и если это правда, то это его ошибка, поскольку сам текст содер­жит немало возможностей для написания помпезной музыки. Но эта Аллилуйя, как бы ни была она грандиоз­на, совершенно бессмысленна, потому что никак не связана с предшествующим. Самое удивительное:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29