Дирижируя, Дворжак словно становился выше ро­стом. Закончив, он повернулся к публике. Лицо его было красно. Борода взъерошена. Две глубокие поперечные морщинки у переносицы разрезали его строгий, гордый лоб, придавая лицу несколько же­сткое выражение. Но глаза сверкали одухотворен­но. На какие-то секунды он замер, как статуя возвышаясь на подиуме. Потом поклонился, и ско­вывавшее слушателей оцепенение спало. Зал разразился ликующими аплодисментами. Пражане приветствовали универсальный музыкальный та­лант - достойную смену глухому Сметане.
На ближайшем заседании «Умелецкой беседы» Дворжак был избран членом, а немного погодя -председателем ее музыкальной секции, заменив и на этом посту Сметану. В качестве арбитра Двор­жака начинают привлекать к работе различных му­зыкальных конкурсов. Его включают в жюри для определения оперы, которой откроется достраива­ющийся большой чешский Национальный театр. Дворжак представляет «Умелецкую беседу» при встречах с зарубежными гостями. Популярность его растет не по дням, а по часам. Всевозможные музыкальные объединения, которыми всегда была богата Чехия, студенческие кружки и коллективы не мыслят теперь программы своих концертов без участия Дворжака. Ян Неруда, как староста союза журналистов, готовя традиционный концерт, так называемую «Святоянскую академию», писал Двор­жаку: «Что делать! «Святоянскую академию» наше Общество чешских журналистов должно иметь, эта академия должна быть знаменитой, но как она может быть знаменитой, если в ее програм­ме не будет Дворжака!.. Следовательно... мы про­сим Вас дать нам опять какое-нибудь новое произ­ведение». Издатели настойчиво взывали к Дворжаку, предлагали повышенные гонорары. Зимрок просил о личной встрече.
Дворжак поехал в Берлин, прихватив с собой все, что было написано за последний год. Зимроку предоставлялось право выбирать первому. Он взял Серенаду для духовых, три «Славянских рапсодии», «Безделушки» и выплатил сумму, какой Дворжак никогда раньше и в руках не держал, - тысяча семьсот марок. Оба Фурианта, Вариации на собст­венную тему и прочее досталось фирме Боте и Бок.
Появившись на прилавках нотных магазинов, все эти сочинения были раскуплены в два месяца. Вокруг Дворжака началась настоящая издатель­ская лихорадка. Почта то и дело доставляла ком­позитору послания, в которых какая-нибудь новая издательская фирма свидетельствовала «господину Антону Двораку» свое почтение и выражала го­товность печатать его сочинения. Помимо Зимрока и берлинцев Боте и Бок свои услуги Дворжаку предлагали Шлезингер, Кистнер, Гофмейстер, Форберг и другие. Создавалась ситуация, наиболее вы­годная для того, чтобы попробовать кое-что напе­чатать из ранних произведений, и Дворжак решил ею воспользоваться. Он вторично отправился в Берлин с грузом своих нот и привез еще более зна­чительные суммы денег. Теперь Дворжак не прини­мает уже как милостыню все, что ни пожалуют ему издатели. Он торгуется, диктует свои условия, а в случае чего грозится отдать рукопись конкурирую­щей фирме. Но делает это не ссорясь с издателя­ми, а лишь стараясь добиться своего: что значат для солидной фирмы несколько тысяч марок, а он ведь бедный музыкант, обремененный семьей.
К чести Дворжака следует сказать, что свои творческие интересы он никогда не приносил в жертву «золотому тельцу». Издателям выгоднее печатать мелкие вещи для фортепиано, чем крупные оркестровые сочинения. Их вполне устраивают «Славянские танцы», песни, дуэты, наконец камер­ные сочинения, широко используемые в домашнем музицировании. А симфонии, рапсодии, увертюры к операм они предпочитают издавать в клавирном переложении. Поэтому они требуют от Дворжака двухручных и четырехручных переложений.
Казалось бы, чего проще. Сочинено много. Сиди, делай переложения и получай денежки. Но Двор­жака это не устраивало. Чтобы сохранить время и творческий запал для новых произведений, он поручает делать эти переложения своему юному приятелю, студенту философского факультета Йозефу Зубатому. Не торопится он и с написанием вто­рого цикла «Славянских танцев», которых настой­чиво требует Зимрок. Он убеждает «милого госпо­дина Зимрока» повременить с этими танцами: «Сей­час я чувствую потребность написать что-нибудь серьезное - трио или скрипичную сонату; это сох­ранило бы мне теперь хорошее настроение».
Издатели вынуждены были соглашаться. Двор­жак для них - золотая жила. Его имя все чаще появлялось в газетах Берлина, Вены, Лейпцига. Прославленный Иоахим пользуется приездом Двор­жака в Берлин, чтобы устроить в его честь музы­кальный вечер и в присутствии автора сыграть его квартет и секстет. Элерт хлопочет об исполнении «Славянской рапсодии» в Висбадене. Ее играют в Берлине, Мюнхене, Карлсруэ, Будапеште, Вене. Ди­рижер Венской филармонии Ганс Рихтер вызывает телеграммой Дворжака. Во время исполнения Дворжак сидит вместе с Брамсом в оркестре у ор­гана. Потом Рихтер вытаскивает его оттуда, чтобы представить публике. Симпатии публики и музыкан­тов на стороне Дворжака. Из шестидесяти новинок сезона третья «Славянская рапсодия» Дворжака им нравится больше всего. Рихтер устраивает в его честь банкет. Ганслик хочет писать о Дворжаке, просит композитора дать ему некоторые биографи­ческие данные и портрет для воспроизведения. Уп­равляющий Придворной оперой интересуется, когда в Праге будет исполняться «Ванда». Он намерен приехать послушать оперу, чтобы потом поставить ее в Венском театре. По этому поводу Дворжак писал своему другу Алоису Гёблу, управляющему княжеским имением в Сихрове: «Брамс горячо ре­комендовал меня ему. Недоставало еще, чтобы в Вене поставили мою оперу! А?»
Кривая успеха Дворжака шла стремительно вверх. И чем выше она поднималась, тем больше издателей искало контакта с композитором. Как стая волков теснились они вокруг Дворжака, и каждый старался урвать самый лакомый кусок. Чтобы не упустить право первенства, прозорливый Фриц Зимрок стал подумывать над тем, как бы ему купить оптом все, что выйдет из-под пера Дворжака.
НИ ДНЯ БЕЗ МЕЛОДИИ
Возраставшая популярность Дворжака, частые поездки за рубеж, постоянные встречи с новы­ми людьми требовали большого нервного и физиче­ского напряжения. Темп работы тоже убыстрился. Дворжак начал уставать и почувствовал, что ка­кие-то часы, во что бы то ни стало, он должен проводить на воздухе. Постепенно ежедневные прогулки вошли в привычку. Встав пораньше, пока занимавшийся день не прогнал еще утренней све­жести, пока цветы и листва серебрились росой, он шел в близлежащий парк у площади Карла и до завтрака слушал там пение птиц. Если же нака­нуне удавалось дописать нужную страницу и ни­какие срочные дела не были намечены на первую половину дня, Дворжак позволял себе больше потратить времени на прогулку и отправлялся тог­да бродить по окраинам города или же шел в сто­рону железной дороги к вокзалу, чтобы посмотреть на прибывавшие и отходившие поезда, перебро­ситься парой слов с машинистами.
Интерес к паровым машинам, зародившийся в раннем детстве, со временем превратился в на­стоящее увлечение Дворжака. Он знал номера всех паровозов, приходивших на главный вокзал Праги, знал имена машинистов, был с ними знаком лич­но. Йозеф Сук, будущий зять композитора, рассказывал, как однажды, когда он еще учился у Дворжака в консерватории, тот послал его на вок­зал посмотреть, какой номер паровоза у отходив­шего в Вену скорого поезда. Вернувшись, Сук вы­палил номер, который твердил всю дорогу, чтобы не забыть, и вдруг Дворжак не на шутку рассердился: оказывается, Сук сообщил, номер тендера, а не паровоза.
- И вот за такого человека ты собираешься выходить замуж! - с возмущением говорил потом Дворжак Отилии, искренне удивляясь, как интел­лигентный юноша мог спутать тендер с паровозом.
Кроме ежедневных прогулок, полюбились Двор­жаку и более длительные выезды за город на лоно природы. Охотнее всего он брал себе в компаньоны Леоша Яначка. Время их очень сблизило и подру­жило. Яначек, приезжая в Прагу, останавливался у Дворжака, а у себя в Моравии усиленно про­пагандировал его творчество. Вместе они объезди­ли много мест, расположенных вверх по Влтаве. Были в Орлике, Гусинце, Прахатицах, Ржипе, у Карлова Тына. Иногда, если Дворжак был очень утомлен, они уславливались не говорить о музыке. Но соблюсти такой уговор не всегда удавалось. То сам Дворжак не выдерживал - уж очень осаж­дали его музыкальные мысли, то кто-то обратит внимание на невысокого, скорее полного, но под­вижного приезжего, который даже у стойки трак­тира ни минуты не может постоять спокойно, взглянет в его не слишком красивое, выразитель­ное лицо и вдруг просияет от радости, узнав Двор­жака. Через минуту уже весь городишко оповещен, какой гость забрел на его улицы, и кончилась сво­бода передвижения, свобода выбора тем для бе­седы. Дворжак, а с ним и Яначек, оказывались в плену у местных музыкантов. Начинались расспросы о творческих планах, о музыкальных новинках в столице, а потом уговоры: окажите честь, посе­тите выступление нашего музыкального общества, послушайте наш камерный ансамбль, продири­жируйте нашим хором.
Не обходилось и без просьб написать что-ни­будь для того или иного коллектива. Дворжак бы­стро забывал о своем намерении отдохнуть от му­зыки и сочинительства. Глоток чистого воздуха, маленькая разминка - и он снова готов засесть за работу. «Глаголу Пражскому» он пишет «Пса­лом 149» для смешанного хора с оркестром, сту­денческому обществу - полонезы. Сочинив ряд вальсов для фортепиано в две руки, Дворжак тут же их инструментует для малого оркестра, а часть переделывает для струнного квартета. «Чешская сюита» для малого оркестра, Серенада для струн­ных, мазурка для скрипки с сопровождением фор­тепиано или малого оркестра, различные циклы фортепианных пьес - «Силуэты», «Эклоги» и дру­гие существенно обогащают репертуар небольших музыкальных коллективов. Ни дня не проходит без новых нотных страниц. Дворжак пишет и пишет... Поставив точку в конце одной пьесы, он сразу же начинает другую. Он сочиняет даже в пути, и с присущей ему педантичностью отмечает это на ру­кописи: «По дороге из... в...». Сочинений так много, что начинает ощущаться нехватка названий. Заду­мав очередной цикл фортепианных пьес, Дворжак ворчит, что Шуман исчерпал все характерные, ори­гинальные названия.
- Разве дело в названии, - говорят ему. - Все зависит только от музыки.
- Э! Что толковать о музыке! - отвечает Двор­жак.- Она у меня есть, а названий не хватает!
Дайте мне какое-нибудь поэтическое название, чтобы я смог себе представить какую-нибудь картину, какой-нибудь образ, и я вам напишу музыку.
Одна из поездок привела Дворжака в Злоницы. Родителей его уже там не было. Они жили в Клад-но. Антонин Лиман покоился на кладбище. Но многие из жителей еще помнили Тоничка, сына мясника, которому Лиман предрекал большое му­зыкальное будущее.
На Дворжака нахлынули воспоминания. Ему за­хотелось чем-нибудь отблагодарить своего дорогого учителя. Но что можно сделать для мертвого? Дворжак объявил в Злоницах свой концерт. Его жена, вызывавшая у слушателей всегда изумление своим небыкновенно глубоким полнозвучным и в то же время нежным контральто, и ее сестра Кло­тильда исполнили «Моравские дуэты», а сам Двор­жак при участии местных музыкантов сыграл свои «Безделушки» и два «Славянских танца». В зак­лючение был исполнен отрывок из Реквиема Вер­ди. Разумеется, все знавшие Дворжака мальчиком или просто наслышанные о нем пришли в тот ве­чер. Зал был переполнен. Концерт дал большой сбор, и Дворжак всю эту сумму израсходовал на сооружение надгробного памятника Антонину Ли­ману, так много для него сделавшему.
Дружба с Леошем Яначком, естественно, не раз приводила Дворжака и в Моравию. Кромержиж, славившийся своим музыкальным объединением «Мораван», Оломоуц и, конечно, Брно часто при­нимали дорогого гостя, устраивали в его честь кон­церты из его произведений. Брненское филармони­ческое общество, так называемая «Беседа Брненска», которой руководил Яначек, ежегодно исполняла какие-то новинки Дворжака. Яначка даже упрекали в том, будто он насаждает культ Дворжака в ущерб Сметане, и он оправдывался, объясняя это тем, что у Сметаны меньше, чем у Дворжака, сочинений для концертного исполнения.
В Моравии очень дорожили дружбой с Двор­жаком, ценили внимание композитора к их народ­ной музыка. «Моравские дуэты» не уходили из программ. Дворжак, в свою очередь, очень благо­дарен был Яначку за постоянную и широкую про­паганду его произведений - на концерты морав­ских музыкальных обществ обычно съезжались люди со всего края. Кроме того, Дворжак отмечал исключительно высокий художественный уровень моравских музыкальных коллективов. Присутствуя позже в Англии и Америке на исполнении своих хоровых произведений, он неизменно вспоминал, как звучало это в Кромержиже и Оломоуце, слов­но это был своего рода эталон.
Лето теперь Дворжак тоже старался проводить не в Праге. Иногда он жил с семьей в Высокой. То было расположенное у деревни Высокой, недалеко от Праги, имение графа Вацлава Коуница, за ко­торого вышла замуж разборчивая Йозефина Чермакова. Теперь она приходилась Дворжаку свояче­ницей, и он называл ее просто Пепичка, но должен был соблюдать определенную дистанцию в отноше­ниях, ибо в среде богатой знати, к которой принад­лежал ее муж, господствовали еще традиции, в силу которых на музыканта смотрели как на суще­ство низшее, недостойное сидеть с ними за одним столом.
В поместье графа Коуница за его виллой в лесу находился каменный сарай, в котором обычно стоя­ли кареты. Вот этот сарай и отводился знатными родственниками Дворжаку и его семье на лето. Ка­реты оттуда выкатывали, ставили под навес. Сарай чистили, мыли, превращая насколько возможно в жилое помещение. Дворжак привозил туда уже не прокатный, а свой собственный, недавно купленный инструмент и обосновывался там на лето.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25