- Я только что встретил Ригера. Он сказал мне, что у вас есть какое-то «дьявольское» либрет­то, которое может меня заинтересовать, - выпалил однажды Дворжак, едва перешагнув порог. Он не любил тратить время на приветствия и сразу при­ступал к делу.
Шуберт достал из ящика тетрадь и подал ее Дворжаку. На обложке было написано «Овчар», но, просмотрев пару страниц, легко можно было убедиться в том, что не столько пастух Йирка иг­рает там главную роль, сколько толстая, хитрая, сумевшая даже черту досадить деревенская девуш­ка Кача, героиня популярной чешской народной сказки, которую первоначально литературно обра­ботала Божена Немцова, а потом Йозеф Кайетан Тыл переделал в пьесу.
Дворжак забрал либретто, чтобы на досуге вни­мательно его прочитать, а через несколько дней в «Далиборе» появилось сообщение: «Маэстро Двор­жак работает над новой оперой на текст «Черт и Кача» неизвестного автора».
Имя автора хранилось в тайне, пока не закон­чился конкурс на лучшее чешское либретто, прово­димый Национальным театром. Когда же были опубликованы итоги конкурса, выяснилось, что ав­тором либретто «Черт и Кача», получившего пер­вую премию, был молодой литератор Адольф Вениг, племянник Шуберта.
После сказочно-фантастических поэм оперные образы сказки давались Дворжаку без особого труда. За шесть дней мая были сделаны карандаш­ные наброски первого акта, а в последующие три­надцать- его партитура.
Вениг, пребывавший в совершенном восторге от того, что Дворжак взялся писать оперу на его либ­ретто, часто посещал композитора и делал все тре­буемые им изменения. Кое-что сокращал, а в тех местах, где сюжет развивался излишне стремитель­но, что мешало широте музыкального развития, до­бавлял отдельные реплики. Прежде чем начать пи­сать партитуру какого-нибудь акта, Дворжак, си­дя у рояля, детально разбирал с ним каждую сце­ну, подчеркивал то, что ему нравилось, и отмечал места, не удовлетворявшие его.
- А теперь, - обратился однажды Дворжак к Венигу, - скажите, вы представляете себе, как черт понесет Качу на спине? Легко сказать: на спине. И как он будет в это время петь?
Вениг стал говорить, что это невыполнимо толь­ко в том случае, если Кача будет очень тяжелой, а черт слабым.
- Ну, хорошо, - ухмыльнулся Дворжак и по­дошел к двери. - Вот здесь - ворота ада. Изобра­зите из себя черта и покажите мне, как вы это сделаете.
Венигу пришлось подставить спину, и они про­репетировали эту сцену, что привело обоих в весе­лое расположение духа...
Из Вены приходили пачки нот, которые нужно было внимательно просматривать, а потом писать о них свое заключение,- после смерти Брамса Дворжак был назначен австрийским привительством на его место в жюри по присуждению госу­дарственных стипендий.
Письмо военного министра империи, в котором Дворжаку предлагали принять участие в намечав­шихся празднествах в связи с пятидесятилетием царствования императора Франца-Иосифа, сочинив к этой дате торжественный марш, тоже отвлекло Дворжака от работы. Ему не хотелось прославлять Габсбургов, попиравших независимость его роди­ны, но он не знал как отклонить сделанное ему предложение и не навлечь на себя гнев прави­тельственных кругов. Много раз, вместо того что­бы заниматься партитурой, он садился писать от­вет министру, но, изведя несколько листов бумаги, сердитый, недовольный собой, поднимался из-за стола и, хлопнув дверью, шел на воздух, чтобы легче было справиться с охватывавшим его волне­нием. Искренний и правдивый как ребенок, он не умел лгать, притворяться.
Президенту Чешской Академии наук Йозефу Главке пришлось выручать Дворжака. Чтобы ус­покоить его растревоженную душу, он собственно­ручно набросал ответ, где говорилось, что Двор­жак очень занят сочинением новой большой ора­тории для Англии и потому не сможет сейчас уде­лить достаточно внимания тому произведению, ко­торое осмелился бы посвятить «наймилостивейшему императору и королю». Это была ложь, но выг­лядела она весьма правдоподобно. Переписав своей рукой, Дворжак отослал письмо в Вену и какое-то время опять занимался «Чертом и Качей», со страхом ожидая последствий. Но все прошло глад­ко. После смерти Брамса Дворжак остался самой большой фигурой среди музыкантов Австро-Вен­герской империи, поэтому, очевидно, при дворе ре­шили не выказывать своего неудовольствия, и ком­позитора даже не лишили награды в юбилейные дни. Вместе с Антонином Бенневицем и Иозефом
Ферстером-старшим Дворжак получил медаль «За литературу и искусство». «Повесили мне на шею большую тарелку из золота», - говорил он шутя, когда заходила речь о его награждении.
Осенью новые события заставили Дворжака отложить работу над оперой. В середине ноября 1898 года в зале Конвикта состоялся концерт из его произведений и произведений Сука. То был торжественный музыкальный вечер в честь компо­зиторов, один из которых, как сообщали газеты, отмечал серебряную свадьбу, а другой вступал в брак с его старшей дочерью. Утром 17 ноября в костеле св. Штепана на Новом Месте прихожане с интересом разглядывали две супружеские пары, стоявшие у алтаря, толпившихся за ними родствен­ников, артистов Чешского квартета во главе с «паном профессором» Ганушем Виганом, выступав­шим свидетелем со стороны Сука. Священнослужи­тель, благословляя юбиляров и новобрачных, отме­тил, что двадцать пять лет тому назад в этом же храме были соединены жизни Антонина Дворжака и Анны Чермаковой.
Двойное семейное торжество по желанию Двор­жака праздновали в узком кругу. К праздничному обеду были приглашены только самые близкие. Но и их набралось так много, что два десятка фа­занов и две серны, присланные из имения графа Коуница, оказались вовсе не лишними. До позднего вечера ярко светились окна в доме на Житной и взрывы дружного хохота отмечали каждую новую выходку весельчака Недбала и проделки четырнад­цатилетнего сорванца Отакара, умевшего порази­тельно копировать дирижеров, включая своего знаменитого отца.
А тем временем на подносе в прихожей росла гора поздравительных писем и телеграмм. Они шли из Англии, Германии, Голландии, где Сук, объездивший с Чешским квартетом многие страны мира, имел ряд друзей и знакомых; шли из разных уголков Чехии и Моравии. «Если бы Вы увидели груды этих писем (их было, наверное, сотни две), Вы бы ужаснулись, - сообщал Двор­жак Гёблу. - Несколько дней мы работали над этим».
Один пакет из Вены, не содержавший поздрав­лений, больше всего обрадовал Дворжака. Там со­общалось, что 4 декабря в третьем филармоничес­ком концерте будет исполнена его «Богатырская песнь», что репетиции начнутся за неделю до кон­церта и что Дворжак очень порадовал бы музыкан­тов, если бы пожелал присутствовать не только на исполнении, но и на репетициях. В конце стояла подпись: «Преданный Вам Малер».
«Богатырскую песнь» Дворжак сочинил сразу вслед за «Голубком», и больше года эта симфони­ческая поэма, которой суждено было стать послед­ним инструментальным сочинением Дворжака, ле­жала без движения. Страстный поклонник музыки Дворжака, Ганс Рихтер ушел с поста главного ди­рижера Венской филармонии. На его место пришел Густав Малер. Как отнесется этот новый молодой дирижер к его творчеству, Дворжак не знал и по­тому занял выжидательную позицию. Первое пись­мо Малера с просьбой прислать что-нибудь новое для исполнения и теперь сообщение о близком кон­церте были хорошим симптомом. Они означали, что перемена музыкального руководства в Вене не изменила отношения к его музыке.
Дворжак поехал в Вену и работал там с Мале­ром. «Богатырская песнь», в отличие от четырех предшествующих симфонических поэм Дворжака, где преобладают лирические и фантастические об-
разы, написана в эпических тонах. Она не имеет программы, но содержание ее, во многом связан­ное с автобиографией композитора, говорит о борь­бе, испытаниях и победе.
Невольно вспоминаются слова Лароша, ко­торый охарактеризовал Дворжака «как само­стоятельный талант, образовавшийся при не­благоприятных обстоятельствах и победоносно вышедший из трудной борьбы». «Богатырская песнь» дает картину жизненного пути с подъемами и срывами, с радостью побед и горем провалов, с упорной борьбой и конечным триумфом человека, оставшегося, несмотря ни на что, верным своим идеалам и цели. В какой-то мере «Богатырская песнь» близка «Идеалам» Листа.
Последняя симфоническая поэма Дворжака - сложное, четырехчастное произведение, с красивы­ми мелодиями и могучим, эмоциональным звуча­нием оркестра. Все четыре части соединены в одно целое тематическим материалом. Изложенный вна­чале как запев барда или рапсода, он пронизывает все произведение, чтобы в конце превратиться в торжествующий финал.
«Богатырскую песнь» можно причислить к са­мым потрясающим симфоническим произведениям Дворжака,- писал Ганслик после венской премье­ры. - В исполнении Малера она произвела захва­тывающее впечатление - прежде всего в силу того гениального чувства стиля, которое его никогда не покидает».
С легкой руки Малера началась жизнь «Бога­тырской песни». Вскоре после венской премьеры Недбал исполнил ее в Праге. Потом Никиш дири­жировал ею в Берлине, Гамбурге, Лейпциге. В Бу­дапеште она прозвучала под управлением самого автора.
Вернувшись из Вены, Дворжак энергично при­нялся за оперу. 5 февраля 1899 года он закончил партитуру третьего акта. Еще десять дней ушло на увертюру. Потом Дворжак, против своего обыкно­вения, сам стал писать клавир. 12 апреля вся рабо­та была завершена, а 23 ноября, к удовольствию зрителей, Черт и Кача уже носились в вихре танца на сцене Национального театра. Это было колорит­ное зрелище в духе славянских народных сказок о черте-неудачнике и смекалистом деревенском пар­не. (Вспомним пушкинского Балду, которому «чер­ти собрали оброк»).
Первый акт начинается храмовым праздником в деревне. Крестьяне пируют, веселятся. Не весела только Кача, которую никто не приглашает танце­вать. Парни боятся острого язычка девушки, да и больно уж толста она, одному не обхватить. Кача томится и готова, по ее словам, танцевать хоть с самим чертом, лишь бы не сидеть одной в углу. Слова ее слышит неожиданно появившийся среди крестьян хромоногий охотник и предлагает ей себя в партнеры. Забавная пара скачет в танце. Полька сменяется скочной. Веселье в разгаре. Черт Марбуэль, принявший облик хромого охотника, угова­ривает Качу отправиться с ним в его замок, где всегда тепло и все озарено красным светом. Кача соглашается. В это время появляется пастух Йирка и рассказывает, что управляющий имением про­гнал его с работы и послал к черту. При упомина­нии черта раздается страшный удар, и Кача, увле­каемая Марбуэлем, в окружении пламени и дыма проваливается в преисподнюю. Мать Качи в отчая­нии рыдает над открывшейся расщелиной, в ко­торой исчезла ее дочка, но Йирка великодушно решается за ней «пойти к черту» и вернуть де­вушку.
Второй акт переносит зрителей в подземное царство. В ожидании Марбуэля, посланного на поимку «грешной души», черти играют в карты и так невыносимо шумят, что повелитель их Люцифер вынужден призывать к порядку. Появление Качи верхом на Марбуэле не приносит чертям радости. Во-первых, на шее у девушки висит крестик, кото­рый всех их угнетает. Во-вторых, они просто не знают куда им деваться от ее любопытных глаз. А кроме того Кача еще грозит расправиться с Марбуэлем за то, что он ее обманул и вместо замка привел в ад. Жизнь в аду становится чертям невы­носимой. Они жаждут избавиться от Качи, но ни­как не могут уговорить ее вернуться в деревню.
Появляющийся Йирка соглашается забрать с собой Качу, за что Люцифер обещает его щедро наградить. Он говорит, что Марбуэль в наказание за «медвежью услугу» с Качей отправится снова в деревню. Он заберет там княгиню, жестоко обра­щавшуюся с крестьянами, и за это осужденную на адские мучения, а штраф, которым пока отдела­ется ее управляющий, вручит Йирке. Пастух начи­нает с Качей танцевать. Музыка их увлекает. Они кружатся все быстре и быстрее. Незаметно для Качи Йирка в танце уводит ее за пределы адской обители, и черти поспешно захлопывают ворота ада.
Бедному, загнанному Качей Марбуэлю не ве­зет и в третьем акте. Придя в покои княгини, он встречает там ненавистную ему толстуху. В страхе он забывает о поручении Люцифера и, поторапли­ваемый Йиркой, спешит спастись бегством. Подст­роивший эту встречу Йирка торжествует победу. Княгиня, пережившая испуг, назначает Йирку сво­им первым советником. Каче дарит домик, а крес­тьян освобождает от притеснений.
Либретто Венига нельзя назвать особенно складным и удачным. Мало сохранилось в нем поэ­тической безыскусственности народной легенды. Но музыка Дворжака восполнила многие пробелы, и опера слушается с большим интересом. С начала до конца в ней проходят народнобытовые и конт­растирующие с ними фантастические элементы. Одни танцевальные мелодии сменяются другими, и здесь ясно ощущается рука автора «Славянских танцев». Тот же зажигательный ритм, те же сочные краски. Музыкальные характеристики оперы четко делятся на три группы. Доминирующая группа, в соответствии с замыслом, это темы, характеризую­щие Качу, крестьян и бодрая, жизнерадостная маршеобразная тема Йирки. Это - музыкальная осно­ва всей оперы, создающая образ находчивого, бес­страшного, наделенного чувством юмора чешского народа.
Вторая небольшая группа тем очерчивает кня­гиню, ее слуг и приближенных. Наконец, третья группа рисует ад и его обитателей, таких страшных для княгини и для тех, кто причиняет людям зло, но неспособных сделать что-нибудь дурное простым крестьянам. Эти музыкальные образы построены на целотонной гамме. А так как целотонная гамма никогда не встречается в славянских песнях, появ­ление ее в музыке, пронизанной песенными интона­циями, непременно воспринимается как вторжение чего-то чуждого и зловещего. Здесь Дворжак сле­дует примеру русских композиторов, которые при­меняли целотонную гамму для изображения пер­сонажей из «потустороннего» мира (Черномор в «Руслане и Людмиле» Глинки, Статуя Командора в «Каменном госте» Даргомыжского).
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25