– Почему вы не пьете? – спросил он, когда решил, что времени было дано достаточно.
Эстер спохватилась. Вино оказалось действительно вкусным. Девушка не заметила, как стала пьянеть. Ей казалось, что это происходит само собой, что это естественно, потому что нельзя было оставаться бесчувственной в окружении такого избытка эмоций, пусть даже застывших.
– Вам не жарко? – сказал итальянец.
Она посмотрела на него.
Какие у него сейчас были мягкие глаза!
– А что, можно раздеться? – игривым тоном спросила Эстер, не отрывая губ от прохладного края бокала.
– Да, снимите юбку.
Произнесено это было совершенно по-будничному, без подвоха, просто предложение умудренного жизнью человека.
Эстер осталась сидеть.
Итальянец выжидательно смотрел на нее, лаская одними глазами.
– Мне хочется вас сравнить, – прибавил он, отставляя свой бокал.
Девушка почувствовала, что делает то же самое и медленно встает с кресла.
– Только юбку?
– Да, только юбку.
Следя за своими руками, она расстегнула поясок и молнию. Нагнулась, опустив ткань до пола, и осторожно переступила через нее.
Она знала, что у нее красивые ноги. Особенно сейчас, обтянутые дорогими чулками, доходившими до середины ляжек, где их удерживали кружевные подвязки.
Короткая кофточка позволяла видеть узкие черные трусики, облегавшие низ живота.
Она еще раз нагнулась и подтянула чулки, хотя в этом не было никакой необходимости.
– Можно сесть?
– Нет, не спешите. Вам стало прохладнее?
– Да, немного. У вас тут хорошо. Итальянец смотрел на нее, не трогаясь с места.
– Видите ли, кара, – начал он, снова беря в руку недопитый бокал. – Проводя большую часть жизни среди произведений искусства, я невольно привыкаю видеть в окружающем меня мире только красоту. Все остальное оказывается просто вне поля моего зрения. Как вы уже поняли, я из породы эстетов, которым кажется, что существовать имеет право только прекрасное. По-своему мы правы. Иначе было бы страшно думать, что свет может быть отдан на потребу уродства.
Он вздохнул.
– Увы, я вижу одни лишь крайности. Но красота, хотя и вечна, не должна закостеневать и обрастать плесенью. Вы понимаете, о чем я говорю?
Эстер кивнула.
Она стояла перед собеседником, покачиваясь на стройных ногах и чувствуя, что это только прелюдия.
– Поэтому красоте нужно обновление, приток свежести. Сегодня я увидел его в вас, когда вы шли по улице. Я ни о чем вас не спрашиваю, но мне показалось, что и вы, и я одинаково одиноки. И тогда мне захотелось показать вам мой мир вечности.
Он отпил из бокала несколько глотков, не отрывая глаз от серьезного лица девушки.
– Теперь я бы попросил разрешения рассмотреть вас повнимательней.
– Что я должна делать?
Итальянец указал на низенький пуфик, стоявший рядом с одной из парных скульптур. Девушка на четвереньках смотрела на подходившую Эстер и, качалось, совсем не замечала, с каким напором берет ее сзади козлоногий фавн.
Вблизи стало видно, что пуфик обтянут мягким фиолетовым бархатом.
Эстер в нерешительности остановилась.
– Встаньте на него коленями.
Она подчинилась. Оглянулась через плечо на итальянца.
– Спустите трусики.
Возражать было по меньшей мере глупо.
Эстер взялась за резинку и стянула трусики почти до колен.
Итальянец некоторое время молчал.
– У вас очень красивые ягодицы, – сказал он наконец. – Я так и думал. Это не могло быть иначе. Вы слишком юны, чтобы иметь малейший изъян. Хотя бедра уже вполне сформировавшейся женщины. Присядьте на пятки. Да, я был прав. Какое чудо! Вы когда-нибудь слышали о содомии?
– Да, – тихо ответила Эстер.
– Вы просто созданы для нее, кара. Такие соблазнительные попки бывают только у совсем еще маленьких девочек. Они настолько хороши, что даже не наводят на греховные мысли. Попробуйте немножко раздвинуть ягодицы.
Эстер нагнулась сильнее и помогла себе пальцами.
– Я даже отсюда вижу, какая нежная у вас промежность. Наверное, вы еще не начали ее подбривать. Мои соотечественницы, да и вообще многие женщины запускают это место и позволяют ему зарастать волосами, что очень редко бывает красиво. В таком положении должны быть отчетливо видны пухлые губки. Какие они у вас маленькие!
Эстер слушала эти странные слова и удивлялась себе, потому что никогда прежде даже представить не могла, что сможет вот так стоять на четвереньках спиной к незнакомому мужчине и при этом не испытывать ни малейшего чувства стыда. Он описывал ее, как произведение искусства, он метался, подыскивая слова, и тосковал, как художник, скованный полотном.
– Можно, я подойду к вам, кара?
Она кивнула, ничего не услышала, поняла, что он не понял ответа, и сказала:
– Можно.
Когда сзади послышались шаги, она вся съежилась, уже предчувствуя смелое прикосновение. Так и произошло.
Он положил ладонь на ее плоский крестец и слегка погладил.
– У вас изумительная кожа, кара. Сколько вам все-таки лет?
– Девятнадцать.
Ее ответ остался без внимания, потому что нетерпеливые пальцы уже спешили вниз, по уютной расщелинке между ягодицами, к мягким и совершенно беззащитным губкам.
– Зачем вы это делаете? – простонала она. Мне стыдно…
– Вам не должно быть стыдно, кара. Стыдиться можно только плохого. А вы хорошая. Вы нежная. Вы доверчивая, Вы любите?
Вопрос был слишком неожиданным, чтобы на него сразу ответить.
Ласковая рука продолжала задумчиво массировать голые ягодицы.
– У вас есть возлюбленный?
– Да. – Она закрыла глаза. – Мы должны пожениться.
– Тогда думайте о нем, кара. Вообразите, что это он стоит рядом с вами и гладит вас нежно-нежно…
На мгновение ей вдруг показалось, что так оно и есть. Это было похоже на гипноз. Но потом появилась каштановая красавица и увела Берни.
– Сейчас вам будет еще приятнее, – говорил голос, и она чувствовала, как что-то твердое и холодное повторяет путь, пройденный пальцами, и останавливается на сжатой точке ануса. – Не напрягайтесь.
Она еще ниже опустила плечи, боясь оглянуться. Холодный предмет медленно входил в нее.
– Что вы делаете? – прошептала Эстер, будучи не в силах сопротивляться.
– Ничего страшного, кара. Это обычная перьевая ручка. У вас появился маленький, хорошенький хвостик.
В пору было провалиться со стыда, но ей сделалось, наоборот, весело.
– На кого я теперь похожа?
– А вы можете сами на себя посмотреть. Дайте руку.
Она открыла глаза.
Итальянец стоял рядом. Он помог девушке встать с пуфика. Трусики, стреноживавшие ее, упали на пол. Эстер переступила через них.
Холодок между ягодиц заставил ее завести руку за спину.
– Нет, не нужно, – остановил ее хозяин. – Оставайтесь как есть.
Он провел ее за руку по зале и остановился перед огромным зеркалом, в котором Эстер смогла увидеть себя почти в полный рост. Не хватало только плеч и головы. Таким образом была сохранена причудливая анонимность отражения.
Итальянец обнял ее сзади за бедра. Она видела, как его руки медленно сползают вниз, вдоль округления живота под коротким подолом кофточки, и ладони двумя теплыми плавниками накрывают ровный треугольник черных волос.
Она невольно подалась бедрами назад.
Итальянец засмеялся.
– Нет, кара, вы не совсем меня поняли. Я вовсе не хочу брать вас в том обычном понимании, которое доступно каждому мужлану. Быть с женщиной гораздо эротичнее, чем быть в женщине. Вы никогда об этом не думали?
– Спасибо, – вдруг тихо вырвалось у девушки. Он поцеловал ее в маленькое ушко.
– Почему вы сказали «спасибо»?
– Потому что вы оказались еще лучше, чем я о вас думала. Вы даете мне возможность переживать наяву мои самые сокровенные грезы, в которых я не всегда признаюсь даже самой себе, и при этом ни на что не претендуете. Теперь я вижу, что не все мужчины так одинаковы, как пытаются это показать. Поэтому я и благодарна вам.
– Вы прямо поете мне дифирамбы, которых я, ей-Богу, не заслуживаю! Но я тоже рад, что вы оказались именно такой, какой я вас увидел на улице.
Он мял кончиками пальцев ее нежный лобок под густой шерсткой.
– Но постойте! – Эстер, начавшая было покачиваться в такт его уверенным движениям, замерла, потрясенная догадкой. – Ведь тогда получается, что если не мужчины, то мы, женщины, похожи друг на друга. Выходит, у нас один и те же грезы, созвучия которым мы все так или иначе находим здесь, в вашем доме. Вы же не будете уверять меня и том, что привели меня сюда первую?
– Нет, вы пятая, – просто ответил он.
– Всего лишь? Я полагала, что все это богатство должно иметь более широкое применение.
– Почему?
Он взял в горсть ее промежность и легонько сжал.
– Что же вы замолчали, кара?
– Наверное, я и в самом деле не то говорю…
– Отнюдь. Все правильно. И ваши вопросы уместны. Второй рукой он мягко поглаживал ее живот. Эстер, не отрываясь, смотрела на свое отражение. У девушки там и вправду были красивые ноги.
– Если хотите услышать, что думаю по этому поводу я, кара, то вот вам мое мнение. Все мы так или иначе похожи друг на друга. Мужчины на женщин, женщины на мужчин. Таких, как я, вы совершенно правы, достаточно мало. Но они есть. Нам не нужна женщина как механизм удовлетворения нашей похоти. Для этой цели существует множество иных способов, зачастую, быть может, даже еще более привлекательных. Женщина интересует нас с точки зрения… нет, я не хочу произносить слово «искусство». Оно обычно воспринимается чересчур академически. Как совокупность неких художественных приемов, как эдакая «надмирская» ипостась. На самом же деле я подразумеваю под искусством то, чего мы обычно не видим в жизни. Древние китайцы называли это «дао» и призывали вообще не упоминать его всуе. «Кто знает – не говорит, кто говорит – не знает». Это действительно так. Современники тех художников, полотна которых мы миновали в самом начале нашей маленькой экскурсии, объясняли это отношение к женщине по-своему, возводя ее на пьедестал где-то между смертным человеком и Богом. Правды ради замечу, что предыдущие поколения мужчин отдавали пальму первенства в этом вопросе собственному полу.
– Однако большинство их богинь – женщины, – вставила резонное замечание Эстер, хотя сейчас ей было вовсе не до эстетических философствований.
– Разумеется, но вспомните, какие почти все они были стервы, – заговорщически рассмеялся итальянец и снова поцеловал полюбившееся ушко.
– Мне почему-то кажется, что и эта точка зрения вам близка.
– Не то чтобы близка, как вы выразились, но я ее принимаю.
– В таком случае мне, наверное, стоило бы спросить у вас о том, сколько здесь до меня побывало мальчиков. – Она повернула голову.
Итальянец поймал ее губы и впервые поцеловал.
– У вас острый ум, кара. Вы правы совершенно: в мальчиках есть своя прелесть. Однако я чувствую, что отошел от исходной темы. Мужчины и женщины похожи между собой тем, что и те, и другие весьма разные. И среди девушек вашего возраста тоже можно найти немало тех, к которым упомянутые вами грезы не являются даже во сне. Они – рабочий материал для подобных им мужчин-самцов. И те, и другие не подозревают о том, как несчастны в своей животности и скольких радостей лишены. Хотя я отчетливо понимаю, что и мы для них кажемся чем-то убогим, поскольку не всегда пользуемся предоставленной нам возможностью совокупляться. Для них дикость – наше пассивное любование.
– Ваше любование пассивным никак не назовешь, – заметила Эстер, имея в виду пальцы собеседника, уже некоторое время не покидавшие ее сжатого между ног гнездышка.
– Бог с вами, кара! Они знают о существовании только двух вещей на теле человека и пребывают в полнейшей уверенности, будто если одна из них заменена чем-то другим, то это следует называть мастурбацией.
– Вы думаете, они знают такие слова?
– Может быть, и нет. Да, вы задали хороший вопрос. Ведь действительно, ни одно животное не может удовлетворить себя само. Ему всегда необходим партнер. Иначе оно дуреет. Как дуреют самцы, долгое время лишенные тел самок, в которые им только и приятно изливать свою страсть, А вы сами мастурбируете?
Он снова задал вопрос таким образом, что на него нельзя было сразу найти ответ, хотя в данном случае требовалось всего лишь односложное и однозначное «да» или «нет».
Пока Эстер думала, как лучше ответить, итальянец лизал ее крохотную мочку.
– Последнее время мне приходится заниматься этим каждую ночь.
– Вы же говорили, что собираетесь замуж.
– Именно поэтому. Я очень хочу этого человека, а он как будто специально избегает меня.
– Как вы это делаете?
– Что?
– Ласкаете себя.
– Ну… по-разному.
– Где?
– Где? В основном в ванной, по вечерам.
Было странно рассказывать ему все это и одновременно ощущать шевелящиеся внутри себя пальцы совершенно постороннего мужчины.
– А еще где?
– В постели.
– Вы в это время закрываете глаза и думаете о нем или вам необходимо зеркальце, чтобы видеть, как это происходит на самом деле?
– И так, и так.
– Покажите.
– Что показать?
– Я люблю смотреть, когда женщина делает себе приятное. – И добавил, видя, что Эстер хочет ему возразить: – Потому что я знаю это свойство некоторых женщин: предаваясь обычным ласкам вдвоем с мужчиной, они не могут кончить, но зато потом, оставшись одни, они возбуждают себя да безумия.
– Мне еще никогда не приходилось кончать в присутствии мужчины.
– Но ведь вы попробуете?
– Прямо сейчас?
– Конечно, нет. Сначала я предложу вам еще немного выпить.
Он обнял девушку за талию и повел обратно к креслам, где осталось их вино.
Присаживаясь, Эстер ойкнула, потому что забыла о металлической ручке, пикантно выглядывавшей между ее округлых ягодиц. Она снова хотела было вынуть ручку, но итальянец сказал, что ей придется потерпеть.
Эстер осталась стоять перед столиком, а итальянец устало опустился в кресло и разлил вино.
– Пейте, кара.
– Тогда мне будет казаться, что я согласилась на это только потому, что была неприлично пьяна.
Она отпила несколько глотков и протянула бокал собеседнику.
– Мое вино не опьяняет.
– Что же оно делает?
– Раскрепощает. Повернитесь.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42