– Кстати, – сказал вдруг Венс, спохватываясь и вставая с раскладного стула, в котором он уже успел одну за другой выкурить две сигареты. – Я забыл о самом главном.
Девушка умоляюще посмотрела на него, ожидая разъяснений.
– Мыло. Ты постой здесь, а я сейчас за ним схожу.
– Венс, куда ты?
Видя, что друг не шутит, Адела бросилась следом за ним.
– Я же сказал – принесу мыло. – Он улыбнулся. – Даже в таких походных условиях девушке нужно быть чистой.
– Неужели ты думаешь, что мне все равно не придется перемываться потом в доме? Какая тебе разница? Я ведь и так согласилась на купанье. Ради тебя.
– Лучше с мылом, – повторил Венс, будто не слыша того, в чем его пытались убедить.
И ушел.
Голая девушка осталась на поляне одна.
Она вернулась к костру и села на корточки.
Выступать со стриптизом в переполненном, прокуренном зале казалось ей совершенно обычным делом. Множество глаз, устремленных на нее, сами собой образовывали подобие живой ограды, внутри которой она чувствовала себя в полной безопасности, раздеваясь не столько для них, для этих похотливых или погруженных в задумчивость мужских и женских лиц, сколько для своего собственного удовольствия.
Сейчас же все изменилось.
Она была одинока в огромном лесу, где ее не видели, но могли увидеть, где ее нагота наконец-то стала настоящей, постыдной наготой, которая вызывает не ощущение восторга от красивого сочетания линий, а жалость и желание надругаться над ней.
Между тем вода в первом ведре пошла пузырями. Адела с большим трудом сняла его с огня, стараясь не обжечься, и повесила второе.
Венс все не шел.
Появился он минут через десять, сжимая в руке кусок мыла, завернутый в бумагу.
Он положил его на траву рядом с тазом и прошел на свое место.
– Ты неправильно делаешь, – заметил он, присмотревшись к происходящему. – Тебе вовсе незачем греть второе ведро. Иначе у тебя не будет холодной воды, чтобы разбавлять кипяток из первого.
Адела сняла уже успевшее потеплеть ведро с огня, поставила на землю и встала обеими ногами в таз.
Небольшая пластмассовая кружка красного цвета висела здесь же на ветке куста.
Девушка стала черпать ею по очереди из обоих ведер и поливать себя тонкой струйкой.
Потом, стоя лицом к Венсу, тщательно намылилась.
– Тебе нравится? – спросил он, закидывая ногу на ногу.
– Очень… Я чувствую тебя… Твой взгляд… Мне стыдно… Оба одновременно вспомнили, что забыли еще одну важную вещь – полотенце.
После короткого спора было решено, что девушка вернется в дом как есть, не вытираясь. На сей раз победа была за Аделой – она не хотела снова оставаться в одиночестве.
Уже в доме Венс придумал для нее новое испытание: на второй этаж девушке пришлось подниматься по лестнице на четвереньках. Она ползла, а он наблюдал, как следом за ней тянется со ступеньки на ступеньку мокрая дорожка из капель.
Понимала ли Адела, что ее унижают? Странно, но она отдавала себе отчет во всем, что делала, и при этом не испытывала никаких неприятных ощущений. То есть неприятные ощущения были, однако именно благодаря им, благодаря тому, что она находила в себе силы преодолевать их, ей это не просто нравилось – она упивалась своей покорностью. Она знала, что и Вене может видеть это ее состояние, хотя, скорее всего, он воспринимал влажное поблескивание между напряженных бедер как последствие купания.
Она же продолжала купаться. Купаться в этом взгляде, в прохладных струях воздуха, перемещающегося над самым полом, в волнах новых для себя ощущений, в мягком сером свете затухающего дня.
Глава 20
Для многих из нас оказывается гораздо приятнее думать о том человеке, которого именно сейчас нет поблизости и чей воображаемый двойник представляется нам вершиной совершенства. Мы склонны приписывать ему самые замечательные свойства, мы мечтаем, мы строим планы, но все это продолжается лишь до тех пор, пока мы вновь не встретим оригинал, и тогда все наши фантазии кажутся нам скучными и лишенными всякого основания.
Иногда же происходит обратное: не видя человека перед собой, мы забываем о нем, но стоит нам снова его повстречать, как что-то происходит, и он притягивает к себе все наше внимание.
Именно так и вышло у Стефании в случае с Ричем.
Они встретились вновь на следующий день после прерванного свидания в «Марокко», и Стефания не без удивления заметила, что не может ограничиться сухими «привет» и «как дела?». Чаши весов поменялись местами. Баковский был забыт.
Ричард! Она должна разобраться с ним до конца, выяснить, кто он такой, почему при виде его ей все время хочется чего-то, что она пока не в состоянии определить даже для себя самой.
Из «Мотылька» они вышли вместе. Чуть ли не обнявшись. У обоих было отличное настроение, и мечталось о чем-то невероятном.
– Я знаю одно место, где тебе наверняка понравится, – заявила Стефания, беря Рича под руку. – Мы можем зайти туда совсем ненадолго.
– Отлично! Только сначала нужно перекусить. – Он шел по улице, гордый от сознания того, что привлекает живое внимание прохожих своей длинноногой спутницей, словно ступающей по подиуму на демонстрации парижских мод, а не в толпе вечно куда-то спешащих ньюйоркцев. Я чуть не проспал утром и потому не успел позавтракать.
– То-то ты так жадно вглядывался в бутерброд на столе Дот! – смеялась Стефания, откидывая со лба непослушные пряди. – Ты что, из гордости отказался, когда я предложила тебе такой же?
– Мне показалось, что отказаться будет вежливо. Но если бы ты настояла…
– На твоей могилке будет написано: «Погиб голодной смертью от вежливости». Не правда ли, звучит?
– Постой, так это ты придумываешь лозунги против апартеида в Южной Африке? У тебя неплохо получается.
– Мой последний лозунг: «Долой красноречивых компьютерщиков!».
Они весело смеялись и шли дальше. В Нью-Йорке вот уже несколько дней держалась хорошая погода.
В парках, на газонах лежала молодежь. Отдыхали. Целовались. Пожирали толстые сосиски с хлебом. Старики грелись на солнышке.
Голуби неистовствовали, отплясывая перед скамейками, с которых им под лапки летели аппетитные крошки.
Бездомные делали вид, что им очень плохо, и тем самым взывали к совести прохожих, требуя милостыни. Некоторые давали.
Повсюду развевались полосатые полотнища национальной гордости, хлопая на ветру и напоминая о том, что каждый день, прожитый в Америке, есть праздник.
Уличные музыканты извлекали из своих инструментов какофонию, которой следовало внимать, как божественной литургии.
Угнетаемые повсюду негры в костюмах за тысячу долларов блаженно потели в раскаленных лимузинах.
Только здоровущим американским детям в мятых трусах до колен не было никакого дела до погоды. Они жили будущим Америки. И они были этим будущим.
– А тебя не хватятся на работе? – предупредительно поинтересовалась Стефания, когда они, плотно закусив, вышли из бистро на углу 7-й Авеню и направились вдоль витрин магазинов одежды.
– Хватились бы, да некому – шеф укатил в свой любимый Индианаполис (Рич хохотнул), а всем остальным нет до меня никакого дела. К тому же ты ведь сама сказала, что это ненадолго.
– В общем, да, – начала Стефания и, чтобы Рич не заподозрил подвоха, поспешно добавила: – Но ведь мы и так уже вон сколько времени потратили.
– Потратили?
Рич ехидно улыбался.
– Хорошо, провели. Какая разница?
– Никакой. Идем.
Через пять минут Стефания подвела его к заветному лифту, поднялась вместе с ним на последний этаж и с видом полного равнодушия пригласила в сквозняк чердачного беспредела.
– Это принадлежит одному моему другу, – лаконично пояснила она.
– Неплохо…
Рич ходил по давно не подметавшемуся полу и с интересом осматривался. Выглянул из окон на город.
– Что здесь происходит? Ведь не живет же он здесь, твой друг!
– Нет, конечно. – Стефания подошла к дивану и устало села на гордо промявшиеся под ее крепкими ягодицами пружины. – Он тут держит свое ателье. Он модельер.
– И где же он?
Рич сделал круг почета, развернулся и тоже подошел к дивану.
– Как видишь. – Стефания пожала плечами. – Он уехал. В Чикаго.
– А тебя оставил присматривать?
– Можно сказать и так.
Она откинулась на спинку дивана и приняла вопросительно-сладострастную позу. Рич сел.
Стефания опустила правую руку, и ладонь осталась невинно лежать на колене юноши.
– Я здесь впервые за этот месяц, – зачем-то соврала она.
Рич смотрел на нее во все глаза. Они оба ждали чего-то.
Физика говорит о том, что вне зависимости от своих размеров два тела обязательно так или иначе притягиваются друг другом. В случае Рича и Стефании опытным путем было получено блистательное тому подтверждение.
Чем дольше они смотрели друг на друга, тем ближе оказывались их лица.
Когда критическое расстояние было преодолено, Стефания с легким стоном приникла ртом к потвердевшим губам Рича.
Боже, да он ведь не умеет как следует целоваться!..
Хотя Стефания нечто подобное предполагала заранее, сейчас ее охватила внезапная паника. Пытаясь справиться с ней, девушка решила, что лучшее средство – атака, и совершила ошибку.
Когда ее рука скользнула между ног Рича, он вздрогнул, окаменел, распахнул глаза навстречу умоляющему взгляду Стефании… и вскочил.
Она подняла ему вслед руку, но даже не попыталась остановить ускользающие фалды пиджака.
Рич бросился к дверям лифта, нервно ударил кулаком по кнопке и, когда кабина распахнулась перед ним, не оглядываясь, шагнул в прямоугольник света.
Стефания уронила голову на грудь.
Все было кончено в один миг.
– Отлично получилось! – пробасил голос над диваном. Зная, что скрывать нечего, потому что слез нет и до дома не будет, Стефания подняла глаза.
Сияющий Черчилль комкал в кулачищах крохотный фотоаппарат и переминался с ноги на ногу, потрясая брюхом.
– Только обидно, что ты не смогла его удержать. Какая досада! Слушай, а почему он ушел? Жаль, что ты не позволила мне вмешиваться.
Он открыл крышку фотоаппарата и достал перемотанную обратно на катушку пленку.
– Но некоторые кадрики будут просто блеск!
– Дай-ка посмотреть, – сказала Стефания. Черчилль протянул ей катушку, не замечая явной бессмысленности просьбы.
Стефания задумчиво потянула за кончик пленки и внезапно одним рывком выхватила ее всю.
– Ты прав, отличные кадры, – усмехнулась она, возвращая комок засвеченной ленты онемевшему от удивления незадачливому фотографу. – А теперь мне пора. Созвонимся.
Она резко встала и повторила путь Рича.
– Что ты наделала? Зачем? – шептал себе под нос бедный Черчилль, провожая ладную фигурку девушки уже слезящимся взглядом. – Этого никто не сможет повторить. Я не понимаю. Такая хорошая пленка…
Стефании больше не было.
Только где-то внизу осторожно стукалась о стенки шахты старенькая кабина спускающегося лифта.
Глава 21
Керри еще раз сверилась с записной книжкой и доняла, что пришла по адресу.
Обычно клиенты сами приезжали за девушками или присылали своих шоферов. Однако сегодня за вызов была уплачена такая кругленькая сумма, что Дот не возражала, когда выяснилось, что Керри должна добираться до места назначения своим ходом.
Девушка стояла перед внушительного вида особняком, утопавшим в зелени. Дорожка была выложена гравием. Мимо по шоссе с долгими интервалами проскальзывали шальные машины.
Этот район города отличался уединенностью.
Керри поймала себя на мысли о том, что никогда прежде здесь не была.
Захлопывая записную книжку, она представляла, что ей предстоит.
Сегодняшним ее клиентом была женщина.
Накануне миссис Оффали приехала в «Мотылек» и имела разговор с Дороти, которая дала ей на ознакомление каталог своих девушек. Заказчица сразу же остановила выбор на Кэролин Паркс.
– Она совершенная дикарка, – заметила женщина с нескрываемым восторгом. – Но при этом в ней бездна шарма. Завтра я хотела бы видеть у себя именно ее.
Когда наутро Дороти делилась с Керри своими впечатлениями, она высказала предположение, что миссис Оффали – поклонница Сапфо, причем, видимо, пассивная, если ее соблазнило смуглое тело культуристки.
В отличие от той же Фокси, у Керри еще никогда не было женщин. Поэтому, нажимая на кнопку звонка, она чувствовала, что слегка волнуется.
С другой стороны, ей тоже было интересно.
Дверь открылась.
На пороге стояла миссис Оффали собственной персоной.
Так, будто они добрые соседки и видятся каждый день, миссис Оффали протянула Керри руку и без лишних разговоров пригласила войти.
Это была женщина лет тридцати, невысокая, в изящном брючном костюме, черноволосая – крашеная, сразу же решила Керри, – с короткой стрижкой и большими задумчивыми глазами.
Керри почувствовала в ней то, что принято называть «стержнем».
– Мужа еще нет, так что нам с вами придется немного его подождать, – сказала она, провожая гостью в каминную, одна из стен которой была стеклянной и выходила в красивый садик, усыпанный цветами. – Что вам предложить выпить?
Пока Керри пыталась спрятать за улыбкой удивление по поводу возникновения еще и супруга, которого, ко всему прочему, нужно было ждать, что как-то не вписывалось в ее представление о радостях лесбийской жизни, хозяйка сама наполнила два из трех стоявших на столике бокалов розовым мартини. Третий, вероятно, предназначался мистическому мужу.
Мистическим муж оставался, однако, не более десяти минут, пока Керри была вынуждена поддерживать с миссис Оффали ничего ровным счетом не значившую беседу о погоде и катастрофических изменениях климата по всему земному шару, которые приводили к ужасающим стихийным бедствиям, не обходившим стороной и Америку.
Когда эта животрепещущая тема была исчерпана и разговор сам собой перешел на спорт и уже подбирался к вопросу культуризма вообще и женского в частности, обе женщины увидели, как по садику за стеклянной стеной пробирается интересный мужчина в дорогом костюме цвета морской волны.
Это и был господин Оффали.
На вид ему можно было дать лет сорок, хотя кое-где в красиво уложенных волосах уже просматривалась седина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42