- Полагаю, ты еще ни разу не влюблялся. Тебе сколько лет? Двадцать?
Ты старше меня. Но, говорят, женщины раньше взрослеют. Если бы ты испытал
это чувство, то понял бы, что личность человека не имеет никакого
значения. То, что понимаешь разумом, никак не влияет на чувства. Любишь
того, в кого суждено влюбиться.
Совершенно спокойно и очень печально она вынесла приговор мне и себе.
Больше всего мне хотелось в тот момент быть богатым, могущественным
уверенным в себе, чтобы я мог сказать:
- Уедем со мной сегодня же. Я позабочусь о тебе.
Я бы отдал двадцать лет жизни за возможность произнести эти слова. Я
глядел на изгиб ее пухлых алых губ, сладких и горьких в этот момент
печали, на пробор, пробегавший от лба до самой макушки ее точеной головки,
где узлом были связаны черные кудри, и сожалел, что нахожусь в полной
зависимости от отца, что ничего не заработал собственными руками и не знаю
даже, с чего начать какое-либо дело. Я любовался ее неотразимой красотой и
понимал, насколько беззащитна и одинока она со своим полубезумным отцом в
этом отдаленном местечке, защищенном от всех, кроме самого защитника,
словно овца, охраняемая волком. Ладно, пусть поиграет в сторожа еще
немного, в конце концов еще некоторое время она будет в безопасности.
- Послушай, - сказал я. - Не совершай необдуманных поступков. Если ты
действительно любишь его, помни то, что я сказал тебе. Я знаю его очень
хорошо. Быстрая победа принесет столь же быстрое пресыщение. Я поеду в
Лондон, встречусь с Натаниэлем Горе и попытаюсь подыскать вам с отцом
другое убежище. Ты молода, и новые люди, новые места помогут тебе забыть
это увлечение.
- Ты говоришь так, будто я больна, а ты прописываешь мне лекарство, -
вздохнула она, но при этом улыбнулась.
Я встал и пожелал ей спокойной ночи.
Было уже темно, когда я возвращался домой, мысленно прокручивая в
голове разговор с Линдой. Она любит моего отца! Думаю, ни один молодой
человек не вынес бы подобного удара. Мне хотелось выть в тишине ночи. Но
это еще больше подстегивало меня к действию, и всю дорогу от дома Мэдж до
парковой калитки, в промежутках между приступами острой жалости к самому
себе, я обдумывал план действий. Не успел я закрыть за собой засов, как
огромная тень преградила мне путь и послышался голос отца.
- Где ты был?
Он уже так давно не проявлял ко мне никакого интереса, что этот
неожиданный вопрос прозвучал для меня предупреждением.
- Я гулял. А что?
- Был в доме Мэдж, не так ли? Я видел твой железный след у калитки.
- Да, - признался я. - Зачем спрашивать, если ты сам знаешь, где я
был?
Я направился к дому. Он положил тяжелую руку мне на плечо.
- Не торопись, мальчик мой. И часто ты ходишь туда?
- Почти каждый день, с тех пор как потерялся Квинс.
- Зачем ты ходишь туда?
- Я веду беседы со старым Сибруком, - продолжал я хитрить. - Я провел
с ним весь вечер, пока вы катались с Линдой.
- Вот что, в дальнейшем ты меня очень обяжешь, если будешь держаться
подальше от этого дома. Понял? Я не против того, чтобы ты болтал с
Сибруком, если тебе нравится проводить время в разговорах с полоумным
колдуном. Но у меня там свой интерес, и я не хочу, чтобы ты при этом
присутствовал. Ясно?
- Ясно, - согласился я. - Кстати говоря, я как раз хотел попросить у
тебя немного денег, чтобы съездить в Лондон.
- И что тебе там понадобилось? Танцульки в ассамблее? И с какой стати
я обязан давать тебе деньги?
- Это отвлечет меня от дома Мэдж, - произнес я как можно более
небрежно.
- Ты самый гнусный выродок, которого я когда-либо встречал, -
прошипел отец. - Я дам тебе деньги, но только потому, что мне не терпится
убрать тебя подальше от глаз. Хромой друг мужланов с наглым языком и с
таким же представлением о поведении джентльмена - вот кто ты такой.
- Тогда дай мне возможность поскорее уехать. Странно, почему тебе
первому не пришла в голову эта идея.
На следующее утро, ни слова не говоря, он протянул мне кошелек из
свиной кожи, полный золотых монет. Я пробурчал: "Спасибо" и взял его со
злорадной мыслью о том, что знай он, зачем мне понадобились деньги, тотчас
забрал бы их обратно.
За ночь я собрал все свои вещи в увесистый сундук, а утром повел
Квинса на прогулку в лес и пристрелил его, когда он вынюхивал кроличью
нору. Затем я попрощался с Агнес и мадам Луиз, пообещал Чарльзу устроить
ему кукольный театр по возвращении из Лондона, взобрался на лошадь и
отправился в путь в сопровождении слуги. В Маршалси Грин я отправил его в
таверну, попросив подождать меня там - долго же ему пришлось ждать! - а
сам, ведя на поводу вторую лошадь, отправился в Хантер Вуд.
Дверь была приоткрыта, и в комнату проникал солнечный свет. Я
постучал, и через некоторое время на лестнице послышались шаги Линды. Ее
волосы были уложены в тугой узел на затылке. Загнутые рукава, обнажали
белоснежные округлые локти.
Я сразу же выпалил о цели своего приезда.
- Линда, я хочу, чтобы ты собралась и сегодня же уехала со мной. У
меня две лошади и много денег. Мы доберемся до Лондона, а там мистер Горе
нам что-нибудь посоветует. Все, что я сказал тебе вчера вечером, это
святая правда. Мой отец даже заплатил мне, чтобы я убрался с дороги. Ты не
должна больше оставаться здесь.
- Я останусь, пусть в имении хоть сам дьявол поселился, - неистово
произнесла она. - Мой отец болен. Сегодня он не может с места двинуться.
- Настолько болен, что не сможет на лошади добраться до Колчестера?
Если нужно, мы остановимся там на некоторое время.
- Он страшно болен, - с нетерпением проговорила девушка. - Ты даже не
сможешь ему объяснить, зачем нужно ехать. А я и пытаться не стану. И
потом, Филипп, нет повода для беспокойства. Я приложу все силы, чтобы дать
твоему отцу понять, что я не Элен Флауэрс. Со мной будет все в порядке. Я
уверяю тебя.
- Ладно, - с тяжелым сердцем ответил я. - Будем надеяться. Я поеду к
мистеру Горе, как только прибуду в Лондон. Оттуда я напишу тебе. Бейнс
принесет письмо. А если ты захочешь ответить мне, он отправит твое
послание с оказией. Я буду наведываться в "Трубадур" всякий раз во время
прибытия экипажа из Колчестера.
- Ты так добр ко мне, Филипп.
Она бросила на меня доверчивый взгляд, и я снова подумал, как она
молода, как неопытна и наивна. Вот и теперь - я ведь вел ту же самую игру,
что и мой отец, - она верила мне так же, как слепо доверяла ему.
- Будь очень, очень осмотрительна, - посоветовал я. - Когда твой отец
поправится, старайся держаться поближе к нему.
- Хорошо, - кивнула она, как ребенок, получивший наставление от
взрослого человека. - Спасибо, Филипп, - снова поблагодарила она.
И хотя из ее уст мое имя прозвучало как настоящая музыка, это не
придало мне достаточно храбрости, чтобы сказать: "Не благодари меня. Я
поступаю так, как поступил бы любой мужчина - я действую ради собственных
чувств".
Я снова оседлал лошадь, печально отмечая про себя, что это получается
у меня совсем не так ловко, как у отца.
- Прощай, - сказал я. И оглянувшись, добавил: - Верни ему этот
жемчуг.
И тут меня привлек шум, донесшийся из верхнего окна, но мне даже не
пришлось поднимать голову, потому что окна располагались слишком низко, а
моя лошадь была достаточно высока. Сквозь оконный проем показалось
безумное лицо Джошуа Сибрука.
- Жемчуг очень дорогой, - прошептали его черные губы, и мечут его
перед свиньями, занятие, как учит Библия, недостойное и неблагодарное.
- Снова встал с постели, - крикнула Линда с порога. - До свидания,
Филипп, - и она скрылась в доме.
Я поехал к таверне и позвал слугу, в то время как мимо меня прошел
Эли, направлявшийся в кузницу ремонтировать свой плуг. Я остановил его.
- Эли, - сказал я. - Я еду в Лондон. Я хочу повидать мистера Горе, о
котором тебе раньше рассказывал. Ты хочешь, чтобы я разузнал у него о
новых поселениях?
- Ага. Это будет очень хорошо. Да это нужно и Стеглсу и еще кое-кому.
Здесь мы ничего не добьемся, пока ты не займешь место своего отца, парень.
А он похотливый мужик.
- Хорошо, Эли. Посмотрим, что я смогу для вас сделать.

Итак, я прибыл в Колчестер, затем в Лондон, где не замедлил явиться в
Дом Мошенников - представительное здание в переулке, ведущем от Стренда к
реке.
Натаниэль приветствовал меня с величайшим радушием, хотя и был
удивлен и пожурил меня за то, что я не предупредил его заранее о своем
приезде.
- Я бы поводил тебя по Лондону и счел бы за честь пригласить на
первый в твоей жизни театральный спектакль. Но сегодня вечером мне нужно
ехать в Бристоль, где у меня неотложное дело. Очень неловко, но я даже не
могу оказать тебе гостеприимство. Дело в том, что я сдал этот дом своему
кузену, который, отчаявшись выдать замуж шестерых уродливых дочерей в
своем провинциальном Уилтшире, вдруг решил привезти их в Лондон, чтобы
продемонстрировать в свете их неотразимое очарование. Шесть женщин с
прислугой занимают здесь довольно много места.
Мы обедали в заведении на Флит-стрит, где стулья были расставлены
спинкой друг к другу, и каждая пара посетителей наслаждалась уединением,
как за высокими церковными скамьями. И там, за блюдом отменной тушеной
говядины с плавающими в жирном соусе клецками, я поведал ему историю Линды
и моего отца, на сей раз ничего не скрывая.
- Боже, боже! - восклицал он. - Насколько же хлопотно иметь дело с
этими цветущими юными девами. Я-то думал, что твой отец уже слишком стар
для таких вещей. Ведь ему было уже тридцать, когда я впервые повстречался
с ним, а это было - дай-ка вспомнить - около четверти века тому назад.
Подумать только, Линда Сибрук! Еще совсем ребенок. Просто невероятно.
Ужасно. И ты говоришь, что предупредил... что за печальная миссия для
взрослого сына! Старый Сибрук не дурак. Не думаю, что тебе стоит так
волноваться, Филипп. Хотя в любом случае им надо оттуда уехать. Послушай,
сейчас я уже ничего не успею предпринять. Но я должен вернуться через две
недели. Если я задержусь, то предупрежу тебя. Видишь ли, я очень занят. Я
получил право на землю от компании "Новая Англия" и собираюсь в будущем
году вступить во владение. В Бристоле есть два человека, которые проявили
интерес к этому, и я должен посетить их. Это порядочные состоятельные
люди, насколько мне известно. Есть там еще один священник, который по воле
судьбы лишился крова. К нему тоже нужно заехать. Люди любят, когда рядом
живет священник. Это вселяет в них уверенность, что по крайней мере
похоронят их по-божески.
- Эли Мейкерс тоже присоединится к вам и еще один человек по имени
Джозеф Стеглс из Маршалси. Видите ли, мы и раньше делали попытки и
подавали петицию по поводу этих огораживаний, о которых я вам рассказывал,
помните? Но мой отец только рассмеялся и сказал, что не зря же он служил
королю. И конечно же, прибывший посланник от парламента, осмотрел деревню
и составил отчет, где говорилось, что Маршалси в полном порядке, что
большинство жителей всем довольны, и что это одна из самых процветающих
деревень в Англии. Отцу только стоило шепнуть, и видите, что вышло.
- Я сейчас узнал о твоем отце больше, чем за все наше с ним
знакомство. Ладно, Филипп, я вынужден покинуть тебя. Через две недели я
вернусь в Дом Мошенников. Встретимся там. И попытайся с пользой провести
время в Лондоне.
Расставшись с Натаниэлем Горе, я ощутил острое чувство одиночества,
какого не испытывал еще ни разу в своей жизни. Я видел вокруг озабоченных
людей, которые спешили по каким-то своим делам. Все они знали, куда идти,
куда повернуть, в какой момент пересечь улицу, увильнув из-под самого носа
лошади. Это зрелище поразило и устрашило меня. Целых две недели мне
предстоит пробыть здесь, ничего не предпринимая, ни с кем не общаясь. Я
даже не имел права тратить много денег, потому что к тому моменту, когда
встанет на ноги отец Линды, я должен буду позаботиться об их жилье. Эта
мысль сразу же изменила мое первоначальное намерение пойти в "Трубадур" -
станционный постоялый двор, где я оставил багаж, и снять там комнату.
Нужно было подыскать что-нибудь подешевле. И тут я вспомнил, что Линда
рассказывала о каком-то дешевом и ужасном месте, где ей с отцом пришлось
когда-то жить. Нью Кат - так оно называлось. Я прошел немного вперед и
долго не осмеливался ни к кому обратиться. Наконец, ко мне приблизился
носильщик, толкавший тележку и остановившийся, чтобы перевести дух. Я
спросил у него, как пройти к Нью Кат. С любопытством осмотрев мои башмаки
и костюм, он объяснил мне дорогу.
Найдя это место, я понял, почему носильщик так странно посмотрел на
меня. Это была узкая улочка, по обеим сторонам которой теснились дома,
почти соприкасаясь верхними этажами, будто хотели поделиться друг с другом
какой-то грязной тайной. Проходы между домами были выложены булыжниками,
между которыми громоздились горки самого невообразимого мусора. От домов
исходило зловоние, характерное для нищеты и разложения, а люди, сидевшие
на порогах и высовывавшиеся из окон, походили скорее на карикатуры. Я
медленно продвигался вдоль улицы, стараясь выбрать дом, который вызывал бы
у меня меньшее отвращение. Наконец, я постучал в покрытую слоем грязи и
жира дверь. Мне открыла толстая женщина, напоминавшая сооружение из
огромных шаров. Как и ее дом, она была чуть опрятнее, чем ее соседи, но
различие было слишком незначительным. У нее был какой-то хитрый взгляд и
уклончивая манера говорить, которая мне сразу не понравилась. Конечно, мне
не удалось скрыть своей неискушенности. Как бы там ни было, я заплатил за
неделю вперед - и это, надо признать, было совсем недорого.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40