- Ладно, бери лошадей, поезжай по поселку, собери все поручения. Что
касается меня, купи мне покладистую лошадь.
- Куплю самую лучшую, даже если придется отдать всю выручку от шкур.
- Не глупи. Лучше побереги свои денежки, пока не влюбишься в
кого-нибудь.
Его белые зубы блеснули:
- Я уже вышел из возраста Саймона. Чем одна баба отличается от
другой? Все они одинаковы в темноте. - И оставив меня размышлять над этой
грубой истиной, он удалился. Следующие несколько дней он был занят сбором
заказов на соль, ткань, порох, иглы, а также получал послания для друзей в
Салеме и на случай, если представится оказия передать письма кораблем в
Англию, случись в бухте судно, экипаж которого согласится на подобное
поручение.
Саймон, в подавленном состоянии, молчаливо присматривал за упаковкой
шкур и провизии на дорогу. Ясным осенним утром, когда воздух был подернут
легкой морозной дымкой, они отправились в путь. Проехали Проход, ведущий
из долины, и исчезли из виду. Внешний мир казался нам столь далеким от
Зиона, что возобновление контактов с ним дало мощный толчок нашему
воображению. Странно уже было представлять себе, что живут люди в Форте
Аутпосте и Санктаурии, и в Нитсхеде, и в Колумбине, и в Салеме - люди,
которые считали свои крохотные поселения центром вселенной, для которых
Ральф и Саймон будут казаться пришельцами с края земли. Столь же странно
было размышлять над зовом крови. Ведь из всех обитателей Зиона одни только
цыгане не захотели владеть собственной землей и снова отправились
странствовать. Думая об этом, я заметил Джудит, не спускавшую глаз с
братьев, которые удалялись от нас, пересекая мост.
- И ты хочешь с ними? - полюбопытствовал я.
Девушка продолжала глядеть на исчезающие в дымке фигуры, пока они
совсем не скрылись из виду. Затем, не поворачивая голову в мою сторону,
она сказала:
- Вы ведь сами знаете, хозяин.
Из уст Ральфа, Саймона, или даже Энди, который перенял эту манеру
цыган, слово "хозяин" не значило ничего, не больше чем "Филипп" или
"Оленшоу" в обращении других людей, но Джудит произносила его всегда очень
покорно. Мне не удалось скрыть своего раздражения:
- Сотни раз просил тебя не называть меня так.
Цыганка повернулась ко мне, не отрывая ног от земли, казалось, что
тонкий гибкий стан ее вращался на оси хрупкой талии.
- Что в этом такого? Вот меня можете называть хозяйкой, сколько
угодно.
С этими словами она скрылась в доме, оставив меня, онемевшего от
удивления.

Четыре дня спустя я взял ее в свою постель. Это был ужасный и
неразумный поступок. Я не любил Джудит. Сердце мое принадлежало Линде. Ни
на мгновение мои чувства к Линде не ослабевали, они были такой же частью
меня самого, как моя больная нога. Я, конечно, мог придумывать тысячи
оправданий своему безумию, но ничуть не стремился обмануть самого себя.
Во-первых, виной тому было время года, опасное своим буйством красок,
обреченных на скорое увядание и своей недолговечностью пробуждающее даже у
самых легкомысленных людей мысли о бренности бытия, недолговечности
молодости и близости последнего часа. Кроме того, рядом со мной была
девушка, готовая упасть в мои объятия. Были живы еще воспоминания о той
ночи, когда она спала у меня на плече, и о множестве других мелких
событий, которые произошли с того времени. - Знай я тогда то, что известно
мне сегодня, пусть в тысячах темных закоулков моей жизни подстерегали бы
меня тысячи молодых цыганок, я овладел бы каждой из них, не испытав и не
позволив себе испытать при этом то рвущее душу, раздирающее, унизительное
раскаяние, которое я почувствовал в ту ночь, когда понял, что моя измена
самому себе может сравниться только с изменой Линде.
Начнем с того, что я не был вполне трезв. В столь часто цитируемой
Эли догме, наверное, есть немного здравого смысла: "Вино - насмешник,
крепкие напитки - безумие". Майк заказал Ральфу новую партию спиртного, и
как только цыган покинул Зион, принялся опустошать свои заветные запасы. И
я, член совета старшин, пил с ним, коротая вечера в своей незавершенной
гостиной. И по мере того, как я пил, раздвигались и рушились серые стены
моего скучного быта, и мне снова приходила на ум циничная философия
Ральфа: "Все они одинаковы в темноте". Мог ли оспаривать справедливость
этой истины, я, который не знал, что таит в себе ночь? Ведь это могло
оказаться сущей правдой. Тогда я просто даром растрачивал свою жизнь,
расточал силы и энергию ради того, что, правда под другим именем, стучало
в мою дверь. Откуда мне было знать? Я подумал о своем отце: интересовали
ли его имена девушек? Как бы не так, через месяц после расставания с
Линдой, ради обладания которой он стал пособником смертоубийства, он уже и
не припомнил ее имени. А ведь у него был достаточно богатый опыт, видит
Бог. Алкоголь ударил мне в голову, и я уже начал сомневаться, не был ли я
в действительности юным глупцом, как часто называл меня отец. Преследовать
чужую жену, мать двух близнецов! Вся женская прелесть, вся красота была
для меня сосредоточена в женщине, которая растила детей другого мужчины.
Близнецы... Это почему-то осложняло дело еще больше. Сыновья Линды
издевательски обнажали передо мной свои беззубые рты, белые от молока,
источаемого грудью той, которую я любил больше жизни.
Я осушил свой бокал и посмотрел на Майка, не видя его проницательного
добродушного лица, не слыша болтовни. И про себя я подумал, что должен
познать то, что известно всем, кроме меня. Пусть я хром, но в остальном я
полноценен и получу свою долю. Каждый поэт, каждый шут, даже распутники
типа моего отца и набожные, как Эли, даже бродяги, вроде Ральфа, - все
владеют одной тайной. И я не стану жить как евнух только потому, что
девушка в малиновом платье повстречалась мне когда-то в Хантер Вуде.
Никогда мне больше не увидеть тот лес и малиновый наряд, и любовь, которую
сулила та встреча, никогда не придет ко мне. Но я могу взять то, что мне
сегодня доступно.
С этими мыслями я взобрался по винтовой лестнице и остановился возле
опорной колонны в нерешительности, то ли позвать ее, то ли отправиться на
поиски самому. В конце прохода было окно, и поскольку не хватило стекол, я
вставил в него чугунную решетку узором в виде цветка в центре. На ночь
окно прикрывалось ставнями. Джудит Свистун стояла у окна.
Прихрамывая и покачиваясь, я преодолел расстояние между нами,
некоторое время не отрывая взгляда от усыпанного звездами ночного неба,
рассеченного узором решетки. Я обнял девушку за гибкую талию, и в нос мне
ударил запах сушеного сена, исходящий от ее густых черных волос.
- Пошли, - сказал я и увлек Джудит за собой в спальню.
Подобно затишью после горячечного бреда, разум вернулся ко мне. Ты
была прекрасна, Джудит, прекрасна и добра, и любой мужчина был бы опьянен
тобою. Но я не любой мужчина. Я человек, идущий четким курсом, и малейшее
отклонение от него влечет скорбное повторение уже пройденного пути,
позорное возвращение с радостных тропинок, по которым доводится блуждать в
поисках выхода. Я приобрел опыт, и испытанное мною облегчение напоминало
облегчение от плевка. С Линдой это было бы таинством. С Джудит, при всей
ее прелести, доброте и терпимости к моей неуклюжести, это было
бессмысленной, механической уступкой самому примитивному земному
инстинкту, подобному совокуплению животных, находящихся на грани
вымирания. Слезы от горя и слезы от ветра - это почти одно и то же, не
считая тех чувств, которые придают им смысл. Без этого чувства я с тем же
успехом мог бы сплюнуть. И это невозможно было скрыть.
Джудит все поняла. Она несколько раз вздохнула и безмолвно
выскользнула из комнаты. Мне пришло в голову, что это и был самый приятный
момент. Ее необъяснимая привязанность ко мне теперь уступит место
презрению, и она выйдет за Джейка или какого-нибудь другого парня, и
исполнит то, что предназначено ей природой и предписано судьбой. Я
вспомнил о любовницах своего отца, деревенских девушках, которые
впоследствии выдавались замуж за сговорчивых простаков, привлеченных
парочкой золотых монет, призванных искупить отсутствие невинности невесты.
Я должен позаботиться, чтобы Джудит, сделав свой выбор, не осталась с
пустыми руками. Я заснул, а когда проснулся в своей огромной кровати,
солнце уже залило светом мою комнату веселыми лучами. Из кухни доносился
звон посуды и голоса Энди и Майка, обсуждавших свои обычные утренние дела.
Я умылся, не спеша оделся, безуспешно пытаясь оттянуть как можно
дальше момент, когда придется спуститься и предстать перед Джудит. В конце
концов все мои приготовления были завершены, я настежь отворил окно, чтобы
вдохнуть сладкий осенний аромат. Глядя сквозь листву деревьев у реки и
думая о Линде, уже проснувшейся и хлопочущей в своем маленьком домике, я
вспомнил Джудит. И тотчас понял, что я распутник. Все зло в мире
происходит от глупцов и распутников, и я со вздохом причислил себя к их
компании.
Все же не было смысла оставаться еще дольше в спальне, и тяжко
вздохнув, я спустился в кухню в мучительном предвкушении пытки утренней
трапезы. Джудит склонилась над печью, но при стуке моего железного башмака
выпрямилась и откинула со лба непослушную прядь волос. Я весь подобрался,
чтобы взглянуть ей в лицо, и сразу же понял, насколько это глупо, так как
она совершенно спокойно сказала:
- Ваши шкварки уже как прутики. Мне показалось, что вы давно встали.
Может, приготовить другие?
- Да нет, я и эти съем с удовольствием, - успокоил ее я и
сосредоточился на своем завтраке.
Я был необычайно рад появлению Майка.
- Прекрасное утро, - весело сообщил он. - Вы не думаете, что нам
лучше было бы свезти зерно на мельницу к Хэри, пока не развезло дорогу?
- Именно это мы и сделаем после завтрака, - согласился я. - Где Энди?
В ответ донесся шорох ног о решетку для обуви у входа, и Энди,
перенявший у Свистунов их манеру обращения ко мне, вошел с мрачным видом и
сказал:
- Хозяин, у нас не достает двух свиней. Они были в загоне на откорме
и исчезли.
- Ты закрывал калитку, когда заходил туда в последний раз?
- Да. Более того, она и сейчас заперта. Только они не вырвались,
выломав дверь. Их забрали. И не хищник это. Кто-то с руками и ногами.
Я отложил в сторону нож.
- Похоже, что так. Но кто мог это сделать? Мне страшно представить,
что их просто украли. Я даже не представляю, как это можно выяснить. Все
свиньи одинаковы.
- Только не Толстуха. Ее я узнаю, где бы она ни была. К ней только
подойди с палочкой в руке, она подбежит сразу и подставит спинку почесать.
По правде говоря, я не очень-то хотел убивать ее, хоть она и не дает
хороших выводков. Все равно, если ее нужно было съесть, это должны были
сделать мы сами. Я только вот поем, возьму палочку и пройдусь по всем
свинарникам этого благословенного селения. Я буду звать ее и показывать
трость. И заберу первую же свинью, которая подставит свою спину, да и
соседку прихвачу в придачу.
- Так нельзя, Энди, - возразил я. - Ты вызовешь только бурю
негодования.
- А я обделаю все ловко, - не смутился Энди. - Я просто буду
похаживать так и незаметно напевать: "Прийди ко мне Толстуха, моя ты
душка".
Мы расхохотались. Однако потеря свиней была делом серьезным. И не
столько из-за ценности самих животных, хотя их в долине явно не хватало, а
еще и потому, что нужно выяснить, ничего ли не пропало у других. Мы с
Майком решили поехать на мельницу и по дороге заглядывать во все дома.
Нагрузив телегу, мы тронулись в путь. Я испытывающе всматривался в
лица людей, к которым обращался со словами. "У меня сегодня ночью пропали
две свиньи", и сам ненавидел себя за это. Но никто не выглядел виновным,
некоторые даже выражали сочувствие. Приехав к Картерам, мы увидели Мэри,
успокаивавшую юного Джонни, у которого пропал щенок.
- Говорю ему, вернется собака, - произнесла она, поднимая
встревоженное лицо. - Ей всего ведь год, видите ли, еще глупенькая и часто
убегает.
- Я хочу, чтобы он пришел. Где мой Пушок? - упрямо твердил ребенок.
- Когда он исчез? - поинтересовался я у Мэри.
- Сегодня утром. Он всегда спал во дворе. Думаю его кто-то спугнул,
он порвал цепь и сбежал. - При этом Джонни заголосил еще громче. - Но он
вернется. Послушай, мамочка еще позовет. Пушок, Пуши, Пуши!..
Ответа не последовало, только эхо ее голоса отдалось в лесу за домом.
- Еще что-нибудь пропало? - спросил я.
- Нет, - удивилась женщина. - А что?
- Мы недосчитались пары свиней.
- Муж ни о чем таком не говорил за завтраком, - ответила Мэри, в этот
момент ребенок снова потянул ее за юбку, и она отвлеклась, выбросив из
головы наших исчезнувших свиней. Женщина сказала малышу:
- Ладно, крошка. Пойдем, поищем Пушка вместе.

Мне вовсе не нравилось то, что произошло. Пропали две свиньи, сбежала
несмышленая молодая собачка - какая тут связь? Я щелкнул поводьями о спины
лошадей и поспешил к дому Ломаксов. При стуке колес нашей повозки в
кухонном окне появились лица двух женщин, опухшие от слез. Наверняка, ни
одной из них не хотелось предстать перед нами в таком виде, и прошло
немало времени, прежде чем Эдит, младшая девушка, отворила дверь и глухим
голосом произнесла:
- Доброе утро.
- Доброе утро, - ответил я. - Дядя или отец дома?
- А вы разве не встретили их? Они уехали. Дядя Оливер просто взбешен.
Адам убили. Ей горло перерезали.
И она зарыдала, закрыв лицо передником.
- Адам? - озадаченно переспросил я.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40