Я не думал ни о чем, но и не спал. Я даже не думал об
опасности, которой мне едва удалось избежать, и о разбойном поведении
служителей. Я просто лежал, наслаждаясь возможностью отдохнуть от погони,
и прошло много времени, прежде чем я увидел, что серое небо над крышами
домов стало озаряться золотисто-розовым светом.

Было еще очень рано, хотя уже довольно светло, когда я вздрогнул от
звука открывающегося засова. Я отодвинулся и встал на ноги, опираясь на
ступеньки крыльца. Дверь отворилась, и на пороге показалась миловидная
девушка в рабочем чепце с метлой в руках. При виде меня она тихонько
вскрикнула, но я поспешил сказать:
- Не бойтесь, я не причиню вам зла.
Она стояла, недоверчиво глядя на меня, готовая в любой момент
запереть дверь на засов. Затем я увидел, что взгляд ее остановился на моей
больной ноге, которая беспомощно болталась на четыре дюйма над землей.
- Я калека, - пояснил я. - Кто-то украл мой костыль, и я не могу
продолжать свой путь без него.
- Но у меня нет костыля, - растерянно ответила она, убедившись, что я
не сделаю ей ничего плохого.
- Метла могла бы заменить его, - сказал я, покосившись на ее метлу.
- Но она совсем новая, еще и двух недель не прошло, как ее купили, -
запротестовала девушка.
- А старая?
- Ее можете взять.
Она пошла в дом, закрыв дверь на задвижку. Я думал, что она не
вернется, но через некоторое время она показалась на крыльце со старой
метлой в одной руке и куском пирога в другой.
- Мой хозяин очень благоволит к нищим и калекам, - сказала она
довольно почтительно. - Он хочет, чтобы вы приняли вот это.
Она положила пирог на мою ладонь и резко отпрянула, учуяв неприятный
запах.
- Сейчас достаточно тепло, чтобы помыться, - резко бросила она, и на
вытянутой руке подала мне метлу.
Я поставил ее под мышку, поблагодарил девушку и заковылял прочь.
Если ничего другого не получится, я пойду в Лондон, пусть без
башмака, просто опираясь на метлу! Задолго до того, как я нашел пожитки и
добрался до своего дома в Лондоне, какая-то леди, идущая, как я полагаю, к
утренней службе, бросила мне серебряную монету. Я поднял ее. Потом
джентльмен, выехавший на раннюю прогулку верхом, швырнул мне два медяка. И
эта благотворительность была вызвана отнюдь не тем, что нищие и калеки
были редкостью, напротив, город просто кишел ими. Но многие из них были
притворщиками, в то время как моя беда была совершенно очевидной. Я не
побрезговал подобрать медяки из канавы, куда они упали, потому что мне не
на что было поесть, и никакая гордость не могла накормить меня в этом
положении.
Наконец, я повстречал водовоза, делающего свой утренний обход, и
попросил его помочь мне найти Нью Кат. Следуя его замысловатым указаниям,
я вышел на знакомые улицы, и как раз когда последние силы уже начали
покидать меня, увидел долгожданный переулок, и добрался до ступенек,
которые вели к двери моего дома. Я присел на последнюю ступеньку. Можно
было и не стучать: в доме жили более двадцати человек, и рано или поздно,
кто-нибудь из них должен был появиться на пороге. И действительно, в
скором времени сама матушка Краске открыла дверь, чтобы выбросить мусор на
кучу, возвышавшуюся посредине дороги.
- Пшел вон! - крикнула она, завидев меня.
- Миссис Краске, - обратился я к ней. - Помогите мне войти в дом. Со
мной случилось нечто невероятное, и я совсем выбился из сил.
Она не двигалась, возвышаясь на крыльце, как будто окаменела от
увиденного зрелища. Ее широкое бордовое лицо посинело, глазки заморгали.
- Вы не можете меня обвинять, - наконец произнесла она. - Я сделала
для вас все, что было в моих силах. Вы не имеете права приходить сюда и
нападать на меня.
- Я нападаю на вас? Я прошу вас помочь мне войти в дом и дать мне
прилечь, пока я не найду в себе силы снова встать.
- Здесь ничего вашего нет, - невпопад ответила она, не спускаясь с
крыльца.
- Мне нужны только мои башмаки.
Скромность моей просьбы открыла всю глубину моего бедственного
положения. Я был болен и грязен, мои деньги пропали вместе с надеждой, что
я могу помочь Линде. Я даже не знаю, как долго я болел. Попросив башмаки,
я уронил голову на руки, и, не смея поднять глаз, сказал:
- Какой сегодня день?
- Двенадцатое июля. Вы пролежали здесь две недели, а четыре дня тому
назад вас унесли, - сказала она уже почти жалостливо.
- У меня так много дел, - произнес я в крайнем отчаянии. - Помогите
мне войти в дом, вы же добрая душа, дайте мне бумагу и перо. И немного
бренди с яйцом, - добавил я, подумав.
- Но я сказала им, что вы умерли, - и на этот раз голос женщины
прозвучал действительно испуганно.
- Кому сказали?
- Людям, которые спрашивали вас. Я думала, что вы мертвы.
На четвереньках я вполз на крыльцо.
- Когда они приходили? Какие они?
- В тот самый день, когда вас увезли. Молодая женщина и мужчина.
Очень хорошенькая, а у мужчины была огромная светлая борода. Она так
плакала.
- Линда! - вскричал я. - Быстро, миссис Краске, найдите мою рубашку и
мои башмаки, или я буду кричать на всю улицу, что меня обокрали, и даже
ваша репутация не спасет вас от полиции. - Я прополз мимо нее и начал
взбираться по лестнице в свою комнату.
- Принесите горячей воды и бритву! И НАЙДИТЕ МОИ БАШМАКИ!
В комнате, которая когда-то была моей, не осталось ничего из моих
вещей, и по расстеленной постели и грязной воде в умывальнике я понял, что
там уже жил кто-то другой. Но мне было все равно. Миссис Краске, которая
наконец ожила, появилась на пороге с водой, бритвой и яйцом, и - слава
Богу! - моими башмаками. Даже в том состоянии я не мог удержаться, чтобы
не спросить ее, почему, распорядившись всеми моими вещами, она решила
сохранить их.
- Думала, что, может, еще попадется джентльмен с короткой ногой, -
откровенно призналась она. - Никому больше они ведь не могут пригодиться.
Она попятилась было из комнаты, но я остановил ее.
- Минуточку, миссис Краске. Ничего с вами не случится, если вы
увидите мужчину без рубашки. Расскажите, как я болел. Не помню, что
произошло после того, как я спустился за водой той ночью.
- Ну, - начала она довольно неохотно, - вы не вышли на следующий
день, и я решила подняться к вам. Вы лежали на кровати и называли меня тем
именем, которое только что произнесли - Линда - вы просили меня не
поддаваться никаким уговорам. Я приносила вам воду и молоко, иногда вы
пили, иногда нет, затем настал день оплаты. Я порылась у вас в вещах и
нашла деньги. Я бедная женщина, мистер Оленшоу, и я должна обеспечивать
себя. Когда я взяла деньги, то подумала, что вы могли бы заплатить лекарю,
и позвала тут одного. Он сказал, что у вас жар, взял горсть монет и потом
передал лекарство, которое вы отказывались пить. Вы бредили ужасно. - Она
поскребла голову, едва прикрытую редкими волосами. - Говорили что-то там
нехорошее про вашего отца. Я, бывало, подходила к вам и говорила:
"Успокойтесь, вы переполошили весь дом", а вы глядели мне в глаза и
отвечали: "Так ты думал, что получишь ее, старый развратник? Погоди,
немощная навозная куча еще покажет тебе". Под конец недели снова пришел
лекарь и сказал, что это чума и что у вас бычье здоровье, если вы так
долго протянули, но что вы все равно умрете ночью, поэтому вас надо
отвезти в морг, иначе его арестуют за то, что он не сразу распознал
болезнь. И мы послали за телегой. Эти мужики или сам доктор забрали все
деньги, и когда опять подошло время платить, я продала ваши книги и вещи,
чтобы заплатить самой себе. И вы не имеете права меня ни в чем обвинять.
Родная мать не сделала бы для вас больше, чем я.
С некоторыми оговорками я принял ее версию.
- А теперь, идите, - сказал я. - Мне нужно помыться.
Она удалилась, и я медленно помылся и оделся. Вещи, которые принесла
хозяйка, были не совсем чистыми, но по крайней мере, от них не несло
моргом, и я был не в том положении, чтобы привередничать.
Цепляясь за черные от грязи перила, я спустился на первый этаж и
попросил:
- Подайте мне носилки.
Усевшись, я приказал носильщикам доставить меня к дому сэра Джона
Талбота и задернул занавески. Они несли меня довольно быстро - их
презрение к Нью Кат исчезло, когда они услышали адрес, который я им дал, -
и вскоре мы были у дверей друга мистера Горе.
- Подождите, - приказал я. - Вы можете еще понадобиться.
Я застал сэра Джона в кабинете за бутылкой портвейна.
- О да, - сказал он, пытаясь разглядеть меня. - Вы навещали меня по
поводу Сибрука. Я наводил о них справки на следующий же день после вашего
визита и узнал, что они в надежных руках, а именно, у вашего отца. Почему
вы не сказали мне об этом? А? Я ведь чуть было не написал своим друзьям в
Букингемшир и чуть не начал строить разные планы. Вы говорили мне, что им
очень нужно найти пристанище, а они все это время были в безопасности!
- Забудьте все это, - я даже не пытался оправдываться. Я ведь не
соврал, сказав, что они в опасности. - Скажите лучше: Линда Сибрук не
приходила к вам сюда?
- Последний раз она была здесь с отцом, чтобы попрощаться со мной.
Это было до Рождества.
- Не смею вас больше беспокоить. Если она придет к вам, скажите, что
я в третьем доме на Нью Кат. Прощайте, сэр.
Я поспешил к носильщикам, которые, ожидая меня, задремали на
солнышке. Я догадался, что мое письмо к Линде, в котором я упоминал о сэре
Джоне Талботе, так и не было доставлено, а ей и в голову не придет, что
случайное имя, проскользнувшее в бредовой речи ее отца, могло запасть мне
в голову. Она не догадается обратиться к нему. Проклятая болезнь, недаром
ее назвали чумой! Но они наверняка прибыли экипажем! Мой мятущийся разум
наградил меня этой догадкой, как хорошую собаку куропаткой.
Экипаж из Колчестера!
- Бегом! - приказал я носильщикам. - В "Трубадур" на Стренде. - И там
мне повезло. Хозяин постоялого двора сразу вспомнил молодую красивую
женщину, которая прибыла со стариком. Им пришлось оставить багаж в
таверне, но на следующий день девушка вернулась и забрала одну коробку,
которую приказала отнести в дом на Ладгейт Хилл, - тот, что сразу за
Спиндлерс Грин.
Носильщики, которым я к тому времени уже изрядно надоел, отнесли меня
к этому дому, отдаленному от дороги и огороженному железными прутьями. Я
предложил им серебряную монету, которую мне подала леди.
- Этого недостаточно за полдня беготни, - сердито заметил один из
них. - То там сбивали каблуки, то в другом месте.
- Достаточно или нет, но это все что у меня есть, - объяснил я. - Мне
самому не очень приятно, поверьте, лишить вас того, что вам причитается,
но все мое имущество украдено, и я не могу сейчас заплатить. Господь
воздаст мне и вам.
Они продолжали ворчать, но я уже стучал в дверь дома.

Мне открыла высокая сухопарая женщина с прядями неаккуратных черных
волос, обрамлявших серое лицо.
- Я знаю, что здесь живет мисс Линда Сибрук. Проведите меня к ней,
пожалуйста.
К этому моменту мое нетерпение достигло такого предела, что мне
хотелось оттолкнуть ее и ворваться в дом, изо всех сил выкрикивая любимое
имя.
- Здесь нет такой особы, - ответила женщина. - Здесь живет только мой
брат Эли Мейкерс и его жена. Что с вами, молодой человек?
Я пришел в себя уже в доме, на стуле с высокой спинкой. Мои ноздри
щекотал едкий запах жженных перьев. Я поднял глаза и увидел Линду,
склонившуюся надо мной. Опустив голову, я разглядел ее руку, подносящую
тлеющие перья к моему носу.
- Я перенес тяжелую болезнь, Линда, - сказал я.
Моей первой мыслью было: она ничего не должна узнать. Я все буду
оправдывать своей болезнью.
- Я знаю. Женщина из Нью Кат сказала, что ты умер, - произнесла
девушка. Голос ее звучал очень тихо.
Я руками закрыл лицо.
- Так ты вышла замуж за Эли, Линда. Что заставило тебя пойти на это?
Тут ее пальчик взметнулся к губам, а глаза приняли выражение, которое
мне было слишком хорошо известно и понятно. Из глубины комнаты,
недоступной моему полю зрения, донесся голос Эли.
- Ты лучше расскажи мистеру Филиппу о своем отце, жена.
Ее глаза наполнились слезами, но она смахнула их и прошептала:
- Он умер, Филипп.
- Он так и не оправился тогда?
- Ему стало лучше. Но его убили на летней ярмарке.
- Убили! - воскликнул я. - Почему? Кто убил его?
- Я сам расскажу, жена, и покончим с этим. А ты пойди помоги Кезии
приготовить обед и попроси, чтобы она поставила еще одну тарелку на стол.
Ни слова не возразив, Линда оставила меня и направилась к двери. Из
ее походки исчезла легкость, в ушах не было сережек, на ней было черное
простое платье.
- Парень, - начал Эли, глядя на меня с высоты своего великанского
роста, - эта история, которую я не очень хочу тебе рассказывать, может
задеть твои чувства к отцу.
- Ничего, - перебил я. - Говорите быстрее, ради Бога, что произошло с
отцом Линды, что заставило Линду выйти за вас замуж. - Боль так явно
прозвучала в моем голосе, что я попытался скрыть ее, добавив: - Так
внезапно.
Эли протянул свою большую заскорузлую руку и неловким жестом положил
ее мне на плечо. Я вздрогнул от удивления и страха, что он мог угадать мое
состояние, почувствовать, что я люблю Линду, и проникнуться жалостью ко
мне. Но когда он забрал руку и осторожно опустился на высокий стул, я
понял, что мои опасения напрасны. Эли был удручен потому, что ему
приходится порочить передо мной моего отца.
- Ну, давайте же, - резко поторопил его я. - Оставим это. Видит Бог,
я уже давно не питаю к отцу никаких чувств. Расскажите, что случилось на
летней ярмарке.
Эли начал свой рассказ, и чистая комната с блестящим полом и видом,
открывающимся на улицу через маленькие оконные рамы, померкла перед моими
глазами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40