Ну, вот теперь уже вполне можно представить себе картину, где русалка прыгает, согласно вышеописанному ритуалу, по травке, а за ней ковыляет, спотыкаясь и падая, озверевший от ревности труп поляницы в железных доспехах…
Чем дело кончилось? Русалке все-таки удалось нырнуть в речку, и она сразу поплыла подальше, туда, где поглубже. Полина тоже полезла в речку, не переставая размахивать мечом, но движения в воде замедлились окончательно. Покойница задумалась о том, что делать дальше. В воде оставаться было опасно, но и наказать наглую обидчицу тоже было бы полезно. Дело решил крупный налим, нашедший прореху в железной броне Полины. Когда та поняла, что ее и так уже плохо сохранившееся тело еще и начали есть… Короче, Полина из воды вылезла, наглую рыбу из прорехи вытащила, да начала ее топтать, явно вымещая на глупом пожирателе падали все то, что не удалось выместить на русалке. Впрочем, если бы Вы были рядом, то заметили бы, что не только налиму понравилось несвежее мясо. А именно — позади в поляницу вцепились еще и пара крупных речных раков, так и продолжавших на ней болтаться, раскачиваясь из стороны в сторону в такт тяжелым шагам одетых в железо ног Полины…
* * *
Русалка плакала посреди реки, прямо-таки заливалась слезами горючими. И думала, что, возможно, это из слез отвергнутых русалок набирается та соль, что в морской воде скапливается…
— Никто меня не любит! — всхлипывала она, и свет был ей уже не мил.
— Хочешь, я тебя полюблю? — услышала она рядом с собой человеческий голос.
— Хочу! — всхлипнула русалка. Боясь вспугнуть это неожиданно нагрянувшее счастье, она даже и глаз не открыла…
— Я буду любить тебя! — сказал голос страстно.
— И последуешь за мной везде?
— Везде!
— И в воду?
— И в воду.
— И на дно?
— И на дно!
— Так приди в объятия мои! — русалка раскинула руки, и, наконец, открыла глаза.
— С этим сложнее, — послышалось рядом. Но никого видно не было. Русалка покрутила головой — нет, вокруг было пусто.
— Где ты, почему прячешься?
— Да я не прячусь, — послышалось прямо из воздуха, — просто у меня тела нет!
— Тела нет? — растерялась русалка.
— Просто я Дух, и тела у меня пока, или уже — не знаю точно, но факт — нет у меня никакого тела.
— Но если у тебя нет тела, то как же ты меня обнимешь?
— Не знаю.
— И если у тебя нет тела, то нет и любилки-женилки?
— Само собой.
— А как же тогда мы будем заниматься любовью?
— Мы будем любить друг друга душевно…
— Душевно? Нет, такая любовь меня не устраивает! — заявила русалка рассерженно, — и на дно за мной не ныряй, такой ты мне не нужен!
— Никто меня не любит! — в свою очередь вздохнул Дух, глядя на расходящиеся — после нырнувшей в воду русалки — круги на воде.
Глава 13
— Я знаю, что ты там, Полинушка, — сказал Рахта, глядя в темные, густые кусты.
Ответа не последовало. Вообще — ни единого звука, причем это было именно то состояние, когда, казалось, кто-то старался — ни дышать и не двигаться… Но этот «кто-то», тем не менее, затаился где-то вблизи. Рахта всегда был чувствителен к присутствию рядом кого-то, пару раз это спасало ему жизнь, хотя, может, и не спасало, но уж точно уберегало от последующего лечения тяжелых ран. Последний раз это было полгода назад, когда Рахта, проезжавший в полном одиночестве по полю мимо кургана, вдруг почувствовал на себе взгляд. И пригнулся — даже не думая, что делает. И в тот же самый момент над ним просвистела стрела. Дальнейшее к затронутой теме уже не относилось, меч богатыря знал свое дело…
— Ты стоишь тихо, чтобы я тебя не слышал, — продолжал свои речи богатырь, — но я тебя чувствую! И ты зря, любушка моя, боишься мне показаться. Я люблю тебя, как и прежде, нет, гораздо сильнее… Покажись мне, не бойся!
Ответа не было. Но Рахта все надеялся…
— Я же все равно видел тебя, я знал, то это ты, хоть и в железах с головы до ног! Я все понял уже давно…
Кажется, послышалось что-то, похожее на тихий всхлип.
— Я же говорил им, что ты не можешь умереть, что ты живая! Что наша любовь не позволит тебе уйти из светлого мира. Знаю я, жива ты!
— Я мертвая, — прозвучало из-за кустов.
— Ты жива, я же слышу твой голос! Я люблю тебя…
— Я тоже люблю тебя, — ответила Полина, — но я мертва, а мертвым нельзя любить. Мне надо уйти, а твоя любовь не отпускает меня…
— И не надо уходить, останься, ты же любишь меня! Любишь?
— Люблю тебя больше всего в жизни… Хотя нет уже жизни, я мертва, а любовь твоя — последнее, что у меня осталось от света!
— Тогда выйди ко мне, покажись, дай обнять тебя… — взмолился богатырь.
— Нет, только не это, — послышалось из кустов, затем был шум ломаемых ветвей и удаляющийся скрежет металла, — не ходи за мной, прошу! — услышал Рахта на прощание.
Разумеется, он не пошел за Полиной. И, возвратясь к друзьям, целый день молчал. Так и ехали. Лишь под вечер, устраиваясь на ночлег, он ответил на прямой вопрос Сухмата.
— У тебя был разговор?
— Да.
— С Полиной?
— Да.
— И что?
— Ничего…
Друзья помолчали. Через некоторое время заговорил Нойдак, предварительно поводя руками над костром и что-то побормотав…
— Нойдак знает историю, как девушка любила умершего юношу, а он пришел за ней и забрал с собой, — робко высказался северянин.
— А над костром ты что, заговоры говорил, чтобы чего не вышло, раз мертвых поминаешь? — спросил Сухмат. В этот раз в его голосе не было ни насмешки, ни сарказма, кажется, он начал воспринимать все происходящее всерьез.
— Когда ночью такие сказки говоришь, надо слова сказать, чтобы мертвецов не привадить, — подтвердил Нойдак, — а огонь, он силы придает. Мертвые огня боятся! А живым от него — сила.
— Расскажи, Нойдак! — с совершенно неожиданной мягкой интонацией в голосе попросил Рахта, — расскажи свою сказку…
— Мудрые старухи так говорили… — начал Нойдак свой рассказ…
" Жила-была одна старушка, а у нее — взрослая дочь, звали которую Сияу, хорошая была девушка, работящая да пригожая, матери послушная, зла не таящая. Все любили Сияу, потому что шила девушка красивые одежды из шкур, и если кто одевал одежду, что из под рук ее вышла, сразу все видели и говорили — это Сияу шила!
И жил в том стойбище молодой парень, по имени Моек, только прошедший посвящение в охотники, но уже всеми уважаемый, поскольку везде первым был — и с охоты лесной больше всех дичи приносил, и на охоте морской его гарпун промаха не знал. А уж как гребец — что другие два!
Полюбили молодые люди друг друга, и любовь свою скрывать не стали. Мудрые старухи, такое завидев, решили — пусть следующей осенью, в день свадеб, Моек и Сияу станут мужем и женой, и построят свой дом, и заведут детей.
Был в том племени колдун, а у колдуна — племянник любимый, одного возраста с Моек, и звали того парня Хроок. Тоже хороший охотник был, только ни одна девушка на него глаз так и не положила, зато сам он влюбился в Сияу, но та в его сторону даже и не смотрела. Чего только не делал Хроок — и лучшие шкуры приносил, и слова ласковые говорил, и себя показать перед Сияу — показывал, но оставалась девушка к нему холодна, потому как любила Моека.
Пожаловался тогда Хроок своему дяде — колдуну. Сказал, что хочет на Сияу жениться, да есть помеха — Моек. Думал-думал старый колдун, духов позвал, да, выбрав самого злого, с ним переговорил. И большую требу принес. И крови своей, да Хроока в горшок добавил, чтобы злой дух ими доволен был и кровью повязался. А потом долго ворожил колдун, и наворожил страшную волну. А Моек в тот момент в лодке был. Пришла волна и унесла Моека в холодное море, и все видели, как тонул Моек…
Пришла пора, когда девушки и парни, чей возраст подошел, становились мужьями и женами. Трижды подходил Хроок к Сияу, и трижды не брала она от него подарка заветного, и все это видели. Тогда сказала Старшая мудрая старуха:
— Пора тебе замуж, Сияу, закон племени исполнить надо, почему ты не берешь подарка от Хроока?
— Не люб мне Хроок, — отвечала Сияу, — и не возьму я его в мужья!
— Тогда выбери другого охотника, из тех, кого еще не забрали!
— Нет, никто из них мне не люб!
— А кто тебе люб?
— Я люблю только Моека! — отвечала девушка.
— Утонул Моек, все люди видели, как большая волна унесла его! — сказал колдун.
— Моек любит меня, — сказала Сияу, — он придет и я возьму его в мужья!
Выбежала Сияу на берег моря и стала звать:
— Моек, Моек, приди ко мне, я твоя Сияу, любовь твоя! Приди ко мне, поднимись со дна!
Ничего не сменилось в море, осталось оно спокойно.
— Чего утопленников звать? — сказал строго Главный охотник, — кто в море холодном утонул, тот не вернется!
Но девушка позвала снова:
— Моек, Моек, меня заставляют другого себе в мужья взять, а я люблю тебя, ты любишь меня, приди ко мне, поднимись со дна!
Только небольшая волна скатилась с моря белого на берег.
— Напрасно ты зовешь того, кто ушел, Сияу, — сказала Главная мудрая старуха, — не было еще ни разу, чтобы мертвые возвращались к живым.
И в третий раз позвала Сияу:
— Моек, Моек, я люблю тебя, пусть утонул ты, люблю такого, какой есть, пусть покойник ты, все равно — приди ко мне, поднимись со дна, я возьму тебя в мужья!
Взволновалось море, поднялась волна высокая, все собравшиеся на берегу люди бросились кто куда… А когда сошла волна, то увидели все, что остался на берегу Моек.
Подбежала к Моеку Сияу, взяла его за руку, подвела к мудрым старухам, и назвала его мужем. Не хотели мудрые старухи признавать Моека мужем Сияу, но делать было нечего — ведь по обычаю нельзя было отказать молодым, коли оба того хотят, потому как это закон, на котором держится весь род людской!
Но утром ушел Моек обратно в море, потому что таков был его закон. Но снова, и снова выходил он из моря каждый вечер, и приносил молодой жене и рыб морских, и янтарь, и разные другие диковинки. Так жили они и жили, а все люди удивлялись — как это утопленник может быть мужем для живой женщины человеческой?! А Хроок завидовал и злился — ведь он хотел, чтобы Сияу была его женой. Стал Хроок жаловаться старому колдуну, да просить его, чтобы избавил он от Моека, сделал так, чтобы он больше не приходил по вечерам к Сияу.
Долго думал колдун, и придумал. Обмазался весь охрой да кровью, созвал охотников и говорит им:
— Ой, беда идет, беда! Идет сюда кровавый Тохо, всех людей нашего стойбища унесет он с собой! А духи предков не хотят защищать нас, потому что прогневали мы их…
— Чем же мы прогневали духов предков? — спросил Главный охотник, а остальные охотники тоже были удивлены.
— Тем прогневали, что ждут они, не дождутся, когда Моек к ним придет, а он среди живых задержался, — говорит колдун.
— Что же делать нам, подскажи? — спрашивают колдуна охотники.
— Надо поутру похоронить Моека в сырой земле, как того обычай требует! — ответил колдун.
И вот утром охотники взяли Моека, который возвращался от жены и только хотел уйти к себе в море, взяли и положили в яму глубокую, и сверху землей засыпали… Сколько Моек ни просил, чтобы они его отпустили, и в землю по обряду не клали — все бесполезно было. Не послушали охотники Моека, землей засыпали, да еще и сторожить могилу людей поставили.
А Сияу ничего не сказали. Не только ей, никому из женщин мужчины о том, что сделали, не сказали, потому как женщинам нельзя доверять мужские дела! Всю ночь ждала Сияу мужа, так и не дождалась, а утром пошла она к берегу моря, да увидела, что охотники сторожат свежую могилу.
— Чья это могила? — спрашивает Сияу, — Ведь у нас никто не умирал?
— Это Моека могила, — говорят ей охотники, — мы закон исполнили, Моека похоронили, больше не будут на нас духи предков сердиться!
Как услышала такое Сияу, бросилась могилу раскапывать, а охотники, такое увидев, побоялись ей мешать. И пришли еще мудрые старухи, которые тоже обо всем узнали. Раскопала Сияу землю, смотрит — лежат на дне ямы кости, как будто покойник уже давным-давно похоронен! Стала Сияу плакат и причитать, и никто ей мешать не стал.
А была Сияу к тому времени уже с ребеночком под самым сердцем. И должна была стать вот-вот матерью. А все думали да гадали — кто родится у Сияу — живой человек, али мертвец-утопленник? И сказала Старшая мудрая старуха, что надо того ребенка кинуть в море студеное, духам морским в требу! Иначе — быть беде…
Узнал о том колдун, и говорит своему племяннику Хрооку:
— Твое время пришло, иди, скажи Сияу, что только ты сможешь ее ребеночка спасти, если она за тебя замуж пойдет, а ты тому ребенку — отцом станешь!
Но не захотел Хроок быть отцом ребенка, от утопленника зачатого. Ничего не сказал он дяде-колдуну, а сам пошел к Сияу и сказал ей:
— Твоего ребенка, как родишь, и тебя в море бросят, духам морским в угоду! Иди за меня замуж, тогда тебя никто не тронет.
— А ребенок как же? — спрашивает Сияу.
— А ребенка твоего я сам в море утоплю, и все тебя простят, и будешь ты жить, как все!
Как услышала такое Сияу, так и схватило у ней живот. А когда отпустило чуть-чуть, бросилась она из дома и побежала к морю.
— Куда ты? Куда ты? — спрашивали ее.
— Зовет меня Моек, зовет меня Моек! — отвечала Сияу, — Не может он больше сам ко мне придти, зовет он меня и дочь мою к себе!
Бросились люди за Сияу, да поздно было. Взбежала она на высокую скалу и бросилась с нее в самое белое море. Только и видели люди, как большая волна ее накрыла…
Много лет прошло с тех пор, умер старый колдун, а на его место пришел Хроок, которого так ни одна женщина в мужья себе и не взяла. Вот однажды весной выплыли все охотники на лодках в море для обряда начала весенней охоты. И колдун с ними, как и положено, был, потому как по обряду должен был колдун с морем говорить, добычи обильной племени просить, да что б духи морские не гневались, охотников не трогали — умолять…
Как наклонился колдун над гладью морскою, с лодки свесился, приготовился волнам слово шепнуть, как вдруг из воды показались две руки, схватили колдуна за шею и в воду потянули. Упал колдун в море да утонул сразу же. А потом видят охотники — показалась из воды молодая девушка красоты невиданной, с волосами длинными, белыми, и старые охотники сразу признали, что похожа она на Сияу, и поняли, что это дочь ее…
— Он мою мать да отца сгубил, а я ему отомстила, — сказала девушка, — и всем, кто моего отца в землю сырую закопал — все умрут от моих рук!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51