https://wodolei.ru/catalog/rakoviny/nad-stiralnoj-mashinoj/
Обращение «великий каган» он съел, не подавившись. Впрочем, так к нему уже, вероятно, не раз обращались.
Играли молча, не спеша. Ферам сразу почувствовал, что князь — игрок не важнецкий. Краем уха он слышал, как Владимир как-то проиграл женщине… Ведь это только в сказках женщины — хорошие игроки, а в действительности — в жизни они выигрывают только у слабых мужчин!
Поняв, что сможет без особого труда обыграть князя, Ферамурз задумался. Зачем вся эта игра? Ведь князь вызвал его для разговора, вместо этого — проверяет в шахматах. Может, ждет, как поведет себя волхв? Владыкам полагается проигрывать. Да, будучи в посольстве или путешествуя, Ферамурз обязательно бы отдал партию чужеземному владыке, с одной стороны — боясь вызвать гнев своей победой, с другой — как бы признавая превосходство венценосного партнера, а это почти всегда — на пользу. Но тут было все не просто. Князь Владимир умен и хитер, сейчас он ждет, как поведет себя Ферамурз. Выиграет — продемонстрирует и смелость, и неуважение. Проиграет — поддастся, схитрит. Зачем заставил играть? Испытать. А что испытать, что ему нужно? Ага, понятно, князь проверяет, насколько лукав да коварен — иль откровенен да честен Ферамурз. Сейчас от исхода партии зависит, будет ли дано волхву какое-то поручение, возможно важное и секретное!
Ферамурз принял решение. Отдал конника за пешего, соединил обоих рухов и полонил шаха Владимира. Князь сбросил фигуры с доски.
— Изрядно играешь! — усмехнулся князь, испытующе глядя на Ферамурза.
— Готов служить великому кагану, — волхв поклонился, — и своим умом тоже!
— Что ж, — вздохнул князь, как-то недобро улыбаясь, — так и будем считать. Либо ты честен, либо слишком умен.
— Я честен со своим владыкой, — Ферамурз вновь поклонился.
— Понятно! — князь расхохотался. Кажется, он понял все. Что же, приятно иметь дело с умным человеком.
— Наслышан я, что знаешь ты многие языки людские? — князь перешел к делу.
— Не многие, но некоторыми владею.
— И слышал я, что бежал ты от обрезанных, что Аллаху поклоняются?
— Да.
— Значит, не любишь ты обрезанных?
— Я не испытываю особой любви к последователем пророка Мухаммеда, — твердо сказал Ферамурз, глядя прямо в глаза князю.
— Отчего ж так, вдруг?
— Мой отец и дед почитали других богов, древних!
— Только и всего? — не поверил князь.
— Есть и еще кое-что, — Ферамурз выигрывал время. Нужен был ответ, который бы убедил князя, но не заставил бы раскрыться самого Ферамурза, — скажу тебе откровенно, великий каган…
— Ну, говори, — глаза князя продолжали оставаться прищуренными.
— Не согласится добровольно ни один мужчина на то, чтобы у него часть мужского естества отрезали бы! — выпалил, играя в «правду-матку», южанин.
— Жаль, жаль, — усмехнулся князь, — а то хотел я послать тебя с посольством к ним, может переводчиком, а может, и службу ты мне сослужил бы…
— Я готов служить своему владыке там, куда он меня пошлет, — ответил Ферамурз даже через чур бойко, — даже если мне будет грозить смерть!
— Ну, смерть то тебе грозить вряд ли будет, — покачал головой князь, — может, что другое… А коли согласен ехать толмачем…
Ферамурз поклонился.
— … Тогда послушай, что я тебе скажу, — князь переменил позу, как бы настраиваясь на долгий разговор, — есть такое дело, многие и очень многие веру старую сменить хотят. А на что менять? Вот я и собираюсь в страны дальние посольства отправить, посмотреть, где как богов почитают…
Ферамурз снова поклонился, показывая, что понимает, о чем речь.
— … Поедешь, значит, толмачем, да присмотришь, чтобы кто на самом деле…
Ферамурз на этот раз не просто поклонился, он почти зловеще усмехнулся. Да, он понял князя, он присмотрит!
* * *
Ферамурз с интересом изучал новую для себя религию — поклонение распятому иудею. И находил в ней все больше нового и интересного. Прочитал внимательно священные книги — благо, греческим и латынью он владел сносно. Терпеливо искал свое. Кажется, нашел — да, нашел то, чего не находил в Коране. Здесь, в этом христианском тумане, обитал Диавол, причем не просто обитал, он был почти равен Богу. Более того, Враг человеческий царил на земле! Если Христос — Добро, а Диавол — зло, то… Все ясно! Ахриман нашел себе новое воплощение, теперь, у крестолюбцев, он будет называться Диавол. А если есть божество, то будут и почитатели!
— Я все понял, — сказал Ферамурз толстому монаху-проповеднику, прибывшему в Киев из земель западных, немецким людом заселенных, — и знаю теперь, сколь велик Христос, и сколь много у него почитателей.
— Христиане — не почитатели, они — стадо христово! А папа — поводырь этого стада, — назидательно сообщил немец.
— А Диавол — враг человеческий…
— Его имя даже называть грех, все, что дает он — грех, все кумиры, на Перуновом холме стоящие — от Диавола, отрекись от богов ложных, уверуй в Иисуса, спасителя нашего!
— Я подумаю, — примирительно кивнул монаху Ферамурз, но, как ни странно, только разозлил его этими словами.
— Не надо думать, надо верить! — заорал на волхва немец, да так, что у него аж глаза повылазили.
— Как скажешь, — поклонился Ферамурз, налюбовавшись глоткой монаха. «Ему бы полезно прополоскать горлышко травками, а то, вишь, какой белый налет!» — отметил про себя южанин.
— В тебе есть покорность, а это важно для христианина, — монах неожиданно сменил гнев на милость, — я чувствую, ты еще уверуешь!
— Так, значит, много тех, кто верует в Христа да Диавола…
— Да, весь люд европейский, — кивнул монах.
— … и поклоняется им, — докончил фразу Ферамурз.
— И поклоняется им! — повторил монах во след. «Легко поддастся сонной магии, — отметил Ферамурз, — внушаемость как у двенадцатилетнего!». Немец, между тем, опомнился, — Кому им? — воскликнул он с яростью.
— Как? Ты же сам говорил — Христу и Диаволу… — чуть ли не подобострастно, совсем уж смиренно ответствовал Ферамурз.
— Поклоняются только Христу, к нему все наши моленья, а Диаволу поклоняться — грех смертельный, ему нельзя поклоняться!
— И что, никто не поклоняется? — южанин аккуратно подвел немца к нужному пункту.
— Это проклятые еретики! Это грешники, которых жгут на кострах! — закричал монах.
— Поклоняться злу — это грех, это я понимаю…
— Ничего ты не понимаешь! — заявил проповедник и начал, все позабыв, рассказывать…
Что же, теперь Ферамурз узнал то, что хотел. Христианство ему уже почти нравилось. У него, оказывается, много собратьев там, на западе. Хорошо бы, конечно, донести до них те знания, какими обладает он, Ферамурз, и тем укрепить их веру и дух. Сатанисты… Что же, еще одно название, не более!
* * *
— Ну, и как тебе этот Ферам? — спросил князь старого ведуна.
— Он черен.
— Ну, это я и так вижу, — отметил князь недовольно, — и волосы черны, и глаза, и мысли, как я понимаю…
— Не только, князь, — покачал головой старик, — ведомо ли тебе, что вокруг главы любого из людей сияние такое кругом окружает.
— Слышал о том, да не видел ни разу, — ответил князь, — а ты то сияние видишь?
— Вижу, князь, — кивнул ведун, — вижу и цвет его, и сколь велико оно.
— А у меня тоже есть?
— Есть, князюшка, есть, — ответил старик.
— И… каково оно? — Владимир чуть смешался, задавая этот вопрос.
— Золотое по цвету твое сияние, — последовал ответ, — солнцу красному оно подобно…
— Правда? — обрадовался князь, потом снова как бы «стал князем». И задал следующий вопрос уже с другой интонацией, — Так что же Ферам?
— Не то, чтобы сияния у него совсем уж не бывало, — сказал ведун, — можно сказать, что есть у него свечение, только наоборот!
— Как это?
— Темно вокруг его головы, как темное облако какое, — сейчас был тот самый редкий случай, когда старый мудрец не находил подходящих слов, — словом, черное у него сияние, вот какое!
— Для тебя такое — диковинка?
— За всю жизнь чисто черное сияние встречаю впервые, — признался ведун, — много раз видел затемнения, да цветов лучистых замутнения, но такого, чтобы просто чернота — впервые вижу…
— Очень интересно, — сказал князь задумчиво.
— Изгони его, князюшка, не то быть беде, — вдруг позволил себе высказаться напрямую старик, — иль убей его без жалости!
— Я выслушал тебя, — сказал князь и кивком головы дал понять старику, что разговор окончен.
«Убей, изгони… — думал Владимир с досадой, — а может, он той чернотой и ценен, может, службу мне еще сослужит… Да такую службу, что никому больше и не по зубам! А ведуны? Им бы все советы давать! Если б я советы мудрецов слушал, давно от Киева камня на камне не осталось бы…»
* * *
Лишь одно несколько угнетало Ферамурза — до сих пор он не смог найти ни одного нового служителя Ахриману среди русов. Среди целой груды разнообразных — знакомых и незнакомых Ферамурзу — богов русов не было ни одного, кто явственно занимался бы злом как таковым. Вий, Чернобог — нет, этот или эти слишком были заняты миром мертвых. Вот Змию, было дело, поклонялись недавно совсем, да теперь на месте старых капищ — новые, Перуновы! Да и Змий — это и не Зло вовсе… Русы вообще не понимают великой истины добра и зла! Вот если бы русы стали христианами! Но чего мечтать… Впрочем, чего мечтать, можно и помочь, чем сможет. Ферамурз знал немало тайных историй про то, как иной раз подброшенная под ноги визирю кожурка сладкого плода решала судьбу огромного царства. Уже не говоря об опущенной ненароком в бокал властителю крупинки яда. Впрочем, зачем, обязательно яд. Иногда, чтобы отменить или задержать военный поход, достаточно было простого расстройства кишечника. А еще лучше — устроить соответствующее предсказание. Где, кстати, у русов главный оракул? Скрывают… Ну, да ладно, и так, со временем, узнаю! Пока все равно не известно, что именно надо внушить князю. А обрезанных он и так отвадит, это он умеет. Впрочем, чего тут уметь — ни один народ еще добровольно сам себе обрезания пока не сделал…
Да, найти бы себе верных адептов! Но где? Он уже не первый год вертится среди ведунов и волхвов, но ни один не проявил ни интереса, ни наклонностей, чтобы прямо служить злу. Вот, нашел замечательного мальчика с такой же, как и у него, Ферамурза, черной душой, только хотел привадить — тот вдруг начал всячески сторониться… Наверное, шепнули пареньку чего! А чего шептать? Вроде, ничем себя Ферамурз не ославил, а уж наклонностью к мальчикам — тем паче. Впрочем, чего греха таить — волхв не любил детей вообще, а к мальчишкам вообще питал отвращение. Тем не менее паренек вдруг пропал, как будто со свет а и вовсе сгинул. Может, эти здоровяки взяли его с собой в поход? Ловить какого-то лесного ракшаса… Что же, пусть лесное чудовище сожрет их, а вот мальчишку — жаль. Такого поискать.
Хотя стоп. Слышал он, что у молодого ведуна-отшельника завелся новый ученик. Ясно, вот куда его пристроили. Что же, пусть мальчик поучится у отшельника, может, чего интересное узнает. А от Ферамурза он все равно никуда не денется, сколько веревочка не вейся…
* * *
Дело было под вечер. Стало прохладнее после почти летнего, нередкого для ранней осени дня. Рахта сам начал вдруг разговор. Видимо, наболело, и хотелось выговориться.
— Я ведь тебе не рассказывал, Сухматий, как я с Полинушкой познакомился?
— Нет, не рассказывал, — сразу отозвался Сухмат, явно не ожидавший, что обычно скрытый в делах сердечных побратим вдруг сам начнет разговор, — расскажи!
— Раз пришел я посмотреть на молодых ребят, силой помериться собравшихся. Молодцы добрые, как на подбор, весен пятнадцати-семнадцати от роду. Договорились — без кулаков, на поясах, все честь по чести. Меня как увидали — рассудить позвали, знали потому как… Вдруг — чудо невиданное — является молодая девица и заявляет, что она, мол, тоже участвовать желает. Ее на смех было парни подняли, а она им — нет нигде в законе, чтобы девушкам нельзя было! Парни посмеялись, потом один говорит — давай, возьмем деву красную, я сам с ней рад буду пообжиматься! Что же, на том и порешили, да соединили в первой паре того парня с Полиной. Ну, что это была Полинушка…
— Понятно, понятно… — подтвердил Сухмат, — Ну и как тот паренек? Пообжался?
— Вот-вот, не знаю, кто и учил ее, только парню ее обнять там и не удалось. Она его, едва схватив, от земли оторвала и бросила. Глядь — а она уже наверху. Парень закричал было, что он не всерьез боролся, да поздно было — спина лопатками уже к земле прижата, и подножки не было…
— Боролись без подножек?
— Да, строго!
— Я бы лучше в кулачном бою силой мерился, — отметил Сухмат, — или чтобы все было разрешено… Если бы такие правила были — я бы и сам борьбой занялся бы!
— Если бы, да кабы, да в роту выросли грибы… — одернул друга Рахта, — Не о тебе рассказ! Так вот, сошлась Полина с другим молодцем, только что супротивника на обе лопатки положившим. Он посмотрел на нее, и говорит: «Зачем бороться, давай лучше поцелуемся!», а она отвечает: «Сначала в борьбе верх возьми!». Схватились. Тот паренек уже серьезно, во всю силу старался, но и его девушка повалила. А вот третий ей попался то ли похитрей, то ли опозориться не захотел. Заявляет, я, мол, с девушкой бороться не стану, это мне мужское унижение! Тут все заспорили, одни кричали — гнать ее, чтобы мужиков не позорила, а другие, особливо ей проигравшие — пусть, мол, продолжает!
— А ты рассудил?
— Если бы… — повертел головой Рахта, — пока я думал, чтобы такое умное мальцам высказать, они уже кулаки в ход пустили, стенкой на стенку, носы поразбивали. Полина, как парням равная — тоже кулаками махать, прибила кого-то, но и самой губу расквасили. Вижу я, плохо дело, а мне-то самому девушка ой как по сердцу пришлась, ну, да ты и сам знаешь… Короче, встал я, прошел через парней, кулаками махавших, даже кому-то отвесил ненароком, так, что мало не показалось, потом сгреб девицу в охапку и вынес из гущи дерущихся. А она вся раскраснелась, да меня кулаками — чего, мол, подраться не даешь, итак меня, мол, позабидели! Ну, отвечать я ей не стал, просто сжал, чтобы успокоилась, смотрю ей в лицо, и так мне ее разбитая губа милой показалась, что прямо туда и поцеловал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
Играли молча, не спеша. Ферам сразу почувствовал, что князь — игрок не важнецкий. Краем уха он слышал, как Владимир как-то проиграл женщине… Ведь это только в сказках женщины — хорошие игроки, а в действительности — в жизни они выигрывают только у слабых мужчин!
Поняв, что сможет без особого труда обыграть князя, Ферамурз задумался. Зачем вся эта игра? Ведь князь вызвал его для разговора, вместо этого — проверяет в шахматах. Может, ждет, как поведет себя волхв? Владыкам полагается проигрывать. Да, будучи в посольстве или путешествуя, Ферамурз обязательно бы отдал партию чужеземному владыке, с одной стороны — боясь вызвать гнев своей победой, с другой — как бы признавая превосходство венценосного партнера, а это почти всегда — на пользу. Но тут было все не просто. Князь Владимир умен и хитер, сейчас он ждет, как поведет себя Ферамурз. Выиграет — продемонстрирует и смелость, и неуважение. Проиграет — поддастся, схитрит. Зачем заставил играть? Испытать. А что испытать, что ему нужно? Ага, понятно, князь проверяет, насколько лукав да коварен — иль откровенен да честен Ферамурз. Сейчас от исхода партии зависит, будет ли дано волхву какое-то поручение, возможно важное и секретное!
Ферамурз принял решение. Отдал конника за пешего, соединил обоих рухов и полонил шаха Владимира. Князь сбросил фигуры с доски.
— Изрядно играешь! — усмехнулся князь, испытующе глядя на Ферамурза.
— Готов служить великому кагану, — волхв поклонился, — и своим умом тоже!
— Что ж, — вздохнул князь, как-то недобро улыбаясь, — так и будем считать. Либо ты честен, либо слишком умен.
— Я честен со своим владыкой, — Ферамурз вновь поклонился.
— Понятно! — князь расхохотался. Кажется, он понял все. Что же, приятно иметь дело с умным человеком.
— Наслышан я, что знаешь ты многие языки людские? — князь перешел к делу.
— Не многие, но некоторыми владею.
— И слышал я, что бежал ты от обрезанных, что Аллаху поклоняются?
— Да.
— Значит, не любишь ты обрезанных?
— Я не испытываю особой любви к последователем пророка Мухаммеда, — твердо сказал Ферамурз, глядя прямо в глаза князю.
— Отчего ж так, вдруг?
— Мой отец и дед почитали других богов, древних!
— Только и всего? — не поверил князь.
— Есть и еще кое-что, — Ферамурз выигрывал время. Нужен был ответ, который бы убедил князя, но не заставил бы раскрыться самого Ферамурза, — скажу тебе откровенно, великий каган…
— Ну, говори, — глаза князя продолжали оставаться прищуренными.
— Не согласится добровольно ни один мужчина на то, чтобы у него часть мужского естества отрезали бы! — выпалил, играя в «правду-матку», южанин.
— Жаль, жаль, — усмехнулся князь, — а то хотел я послать тебя с посольством к ним, может переводчиком, а может, и службу ты мне сослужил бы…
— Я готов служить своему владыке там, куда он меня пошлет, — ответил Ферамурз даже через чур бойко, — даже если мне будет грозить смерть!
— Ну, смерть то тебе грозить вряд ли будет, — покачал головой князь, — может, что другое… А коли согласен ехать толмачем…
Ферамурз поклонился.
— … Тогда послушай, что я тебе скажу, — князь переменил позу, как бы настраиваясь на долгий разговор, — есть такое дело, многие и очень многие веру старую сменить хотят. А на что менять? Вот я и собираюсь в страны дальние посольства отправить, посмотреть, где как богов почитают…
Ферамурз снова поклонился, показывая, что понимает, о чем речь.
— … Поедешь, значит, толмачем, да присмотришь, чтобы кто на самом деле…
Ферамурз на этот раз не просто поклонился, он почти зловеще усмехнулся. Да, он понял князя, он присмотрит!
* * *
Ферамурз с интересом изучал новую для себя религию — поклонение распятому иудею. И находил в ней все больше нового и интересного. Прочитал внимательно священные книги — благо, греческим и латынью он владел сносно. Терпеливо искал свое. Кажется, нашел — да, нашел то, чего не находил в Коране. Здесь, в этом христианском тумане, обитал Диавол, причем не просто обитал, он был почти равен Богу. Более того, Враг человеческий царил на земле! Если Христос — Добро, а Диавол — зло, то… Все ясно! Ахриман нашел себе новое воплощение, теперь, у крестолюбцев, он будет называться Диавол. А если есть божество, то будут и почитатели!
— Я все понял, — сказал Ферамурз толстому монаху-проповеднику, прибывшему в Киев из земель западных, немецким людом заселенных, — и знаю теперь, сколь велик Христос, и сколь много у него почитателей.
— Христиане — не почитатели, они — стадо христово! А папа — поводырь этого стада, — назидательно сообщил немец.
— А Диавол — враг человеческий…
— Его имя даже называть грех, все, что дает он — грех, все кумиры, на Перуновом холме стоящие — от Диавола, отрекись от богов ложных, уверуй в Иисуса, спасителя нашего!
— Я подумаю, — примирительно кивнул монаху Ферамурз, но, как ни странно, только разозлил его этими словами.
— Не надо думать, надо верить! — заорал на волхва немец, да так, что у него аж глаза повылазили.
— Как скажешь, — поклонился Ферамурз, налюбовавшись глоткой монаха. «Ему бы полезно прополоскать горлышко травками, а то, вишь, какой белый налет!» — отметил про себя южанин.
— В тебе есть покорность, а это важно для христианина, — монах неожиданно сменил гнев на милость, — я чувствую, ты еще уверуешь!
— Так, значит, много тех, кто верует в Христа да Диавола…
— Да, весь люд европейский, — кивнул монах.
— … и поклоняется им, — докончил фразу Ферамурз.
— И поклоняется им! — повторил монах во след. «Легко поддастся сонной магии, — отметил Ферамурз, — внушаемость как у двенадцатилетнего!». Немец, между тем, опомнился, — Кому им? — воскликнул он с яростью.
— Как? Ты же сам говорил — Христу и Диаволу… — чуть ли не подобострастно, совсем уж смиренно ответствовал Ферамурз.
— Поклоняются только Христу, к нему все наши моленья, а Диаволу поклоняться — грех смертельный, ему нельзя поклоняться!
— И что, никто не поклоняется? — южанин аккуратно подвел немца к нужному пункту.
— Это проклятые еретики! Это грешники, которых жгут на кострах! — закричал монах.
— Поклоняться злу — это грех, это я понимаю…
— Ничего ты не понимаешь! — заявил проповедник и начал, все позабыв, рассказывать…
Что же, теперь Ферамурз узнал то, что хотел. Христианство ему уже почти нравилось. У него, оказывается, много собратьев там, на западе. Хорошо бы, конечно, донести до них те знания, какими обладает он, Ферамурз, и тем укрепить их веру и дух. Сатанисты… Что же, еще одно название, не более!
* * *
— Ну, и как тебе этот Ферам? — спросил князь старого ведуна.
— Он черен.
— Ну, это я и так вижу, — отметил князь недовольно, — и волосы черны, и глаза, и мысли, как я понимаю…
— Не только, князь, — покачал головой старик, — ведомо ли тебе, что вокруг главы любого из людей сияние такое кругом окружает.
— Слышал о том, да не видел ни разу, — ответил князь, — а ты то сияние видишь?
— Вижу, князь, — кивнул ведун, — вижу и цвет его, и сколь велико оно.
— А у меня тоже есть?
— Есть, князюшка, есть, — ответил старик.
— И… каково оно? — Владимир чуть смешался, задавая этот вопрос.
— Золотое по цвету твое сияние, — последовал ответ, — солнцу красному оно подобно…
— Правда? — обрадовался князь, потом снова как бы «стал князем». И задал следующий вопрос уже с другой интонацией, — Так что же Ферам?
— Не то, чтобы сияния у него совсем уж не бывало, — сказал ведун, — можно сказать, что есть у него свечение, только наоборот!
— Как это?
— Темно вокруг его головы, как темное облако какое, — сейчас был тот самый редкий случай, когда старый мудрец не находил подходящих слов, — словом, черное у него сияние, вот какое!
— Для тебя такое — диковинка?
— За всю жизнь чисто черное сияние встречаю впервые, — признался ведун, — много раз видел затемнения, да цветов лучистых замутнения, но такого, чтобы просто чернота — впервые вижу…
— Очень интересно, — сказал князь задумчиво.
— Изгони его, князюшка, не то быть беде, — вдруг позволил себе высказаться напрямую старик, — иль убей его без жалости!
— Я выслушал тебя, — сказал князь и кивком головы дал понять старику, что разговор окончен.
«Убей, изгони… — думал Владимир с досадой, — а может, он той чернотой и ценен, может, службу мне еще сослужит… Да такую службу, что никому больше и не по зубам! А ведуны? Им бы все советы давать! Если б я советы мудрецов слушал, давно от Киева камня на камне не осталось бы…»
* * *
Лишь одно несколько угнетало Ферамурза — до сих пор он не смог найти ни одного нового служителя Ахриману среди русов. Среди целой груды разнообразных — знакомых и незнакомых Ферамурзу — богов русов не было ни одного, кто явственно занимался бы злом как таковым. Вий, Чернобог — нет, этот или эти слишком были заняты миром мертвых. Вот Змию, было дело, поклонялись недавно совсем, да теперь на месте старых капищ — новые, Перуновы! Да и Змий — это и не Зло вовсе… Русы вообще не понимают великой истины добра и зла! Вот если бы русы стали христианами! Но чего мечтать… Впрочем, чего мечтать, можно и помочь, чем сможет. Ферамурз знал немало тайных историй про то, как иной раз подброшенная под ноги визирю кожурка сладкого плода решала судьбу огромного царства. Уже не говоря об опущенной ненароком в бокал властителю крупинки яда. Впрочем, зачем, обязательно яд. Иногда, чтобы отменить или задержать военный поход, достаточно было простого расстройства кишечника. А еще лучше — устроить соответствующее предсказание. Где, кстати, у русов главный оракул? Скрывают… Ну, да ладно, и так, со временем, узнаю! Пока все равно не известно, что именно надо внушить князю. А обрезанных он и так отвадит, это он умеет. Впрочем, чего тут уметь — ни один народ еще добровольно сам себе обрезания пока не сделал…
Да, найти бы себе верных адептов! Но где? Он уже не первый год вертится среди ведунов и волхвов, но ни один не проявил ни интереса, ни наклонностей, чтобы прямо служить злу. Вот, нашел замечательного мальчика с такой же, как и у него, Ферамурза, черной душой, только хотел привадить — тот вдруг начал всячески сторониться… Наверное, шепнули пареньку чего! А чего шептать? Вроде, ничем себя Ферамурз не ославил, а уж наклонностью к мальчикам — тем паче. Впрочем, чего греха таить — волхв не любил детей вообще, а к мальчишкам вообще питал отвращение. Тем не менее паренек вдруг пропал, как будто со свет а и вовсе сгинул. Может, эти здоровяки взяли его с собой в поход? Ловить какого-то лесного ракшаса… Что же, пусть лесное чудовище сожрет их, а вот мальчишку — жаль. Такого поискать.
Хотя стоп. Слышал он, что у молодого ведуна-отшельника завелся новый ученик. Ясно, вот куда его пристроили. Что же, пусть мальчик поучится у отшельника, может, чего интересное узнает. А от Ферамурза он все равно никуда не денется, сколько веревочка не вейся…
* * *
Дело было под вечер. Стало прохладнее после почти летнего, нередкого для ранней осени дня. Рахта сам начал вдруг разговор. Видимо, наболело, и хотелось выговориться.
— Я ведь тебе не рассказывал, Сухматий, как я с Полинушкой познакомился?
— Нет, не рассказывал, — сразу отозвался Сухмат, явно не ожидавший, что обычно скрытый в делах сердечных побратим вдруг сам начнет разговор, — расскажи!
— Раз пришел я посмотреть на молодых ребят, силой помериться собравшихся. Молодцы добрые, как на подбор, весен пятнадцати-семнадцати от роду. Договорились — без кулаков, на поясах, все честь по чести. Меня как увидали — рассудить позвали, знали потому как… Вдруг — чудо невиданное — является молодая девица и заявляет, что она, мол, тоже участвовать желает. Ее на смех было парни подняли, а она им — нет нигде в законе, чтобы девушкам нельзя было! Парни посмеялись, потом один говорит — давай, возьмем деву красную, я сам с ней рад буду пообжиматься! Что же, на том и порешили, да соединили в первой паре того парня с Полиной. Ну, что это была Полинушка…
— Понятно, понятно… — подтвердил Сухмат, — Ну и как тот паренек? Пообжался?
— Вот-вот, не знаю, кто и учил ее, только парню ее обнять там и не удалось. Она его, едва схватив, от земли оторвала и бросила. Глядь — а она уже наверху. Парень закричал было, что он не всерьез боролся, да поздно было — спина лопатками уже к земле прижата, и подножки не было…
— Боролись без подножек?
— Да, строго!
— Я бы лучше в кулачном бою силой мерился, — отметил Сухмат, — или чтобы все было разрешено… Если бы такие правила были — я бы и сам борьбой занялся бы!
— Если бы, да кабы, да в роту выросли грибы… — одернул друга Рахта, — Не о тебе рассказ! Так вот, сошлась Полина с другим молодцем, только что супротивника на обе лопатки положившим. Он посмотрел на нее, и говорит: «Зачем бороться, давай лучше поцелуемся!», а она отвечает: «Сначала в борьбе верх возьми!». Схватились. Тот паренек уже серьезно, во всю силу старался, но и его девушка повалила. А вот третий ей попался то ли похитрей, то ли опозориться не захотел. Заявляет, я, мол, с девушкой бороться не стану, это мне мужское унижение! Тут все заспорили, одни кричали — гнать ее, чтобы мужиков не позорила, а другие, особливо ей проигравшие — пусть, мол, продолжает!
— А ты рассудил?
— Если бы… — повертел головой Рахта, — пока я думал, чтобы такое умное мальцам высказать, они уже кулаки в ход пустили, стенкой на стенку, носы поразбивали. Полина, как парням равная — тоже кулаками махать, прибила кого-то, но и самой губу расквасили. Вижу я, плохо дело, а мне-то самому девушка ой как по сердцу пришлась, ну, да ты и сам знаешь… Короче, встал я, прошел через парней, кулаками махавших, даже кому-то отвесил ненароком, так, что мало не показалось, потом сгреб девицу в охапку и вынес из гущи дерущихся. А она вся раскраснелась, да меня кулаками — чего, мол, подраться не даешь, итак меня, мол, позабидели! Ну, отвечать я ей не стал, просто сжал, чтобы успокоилась, смотрю ей в лицо, и так мне ее разбитая губа милой показалась, что прямо туда и поцеловал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51