Она дернулась было, а потом — чувствую, хорошо ей стало. Но виду не показала, едва ее выпустил — она меня хлобысть по харе! И так мне это мило стало, так мило. Раскраснелась милая, рассердилась, что-то там закричала! А я ее снова — в охапку, и говорю — ну, кто из нас сильнее?
— А дальше?
— Ну, в тот день ничего больше не было. Парни, как завидели, что виновница драки с судьей милуется, так драться бросили, вокруг встали да советы давать начали, ну, сам знаешь, что такие сопляки сказать могут, уж срама-то они не знают! Короче, рассердился я, разогнал парней, да пока разгонял, Полина куда-то и ушла. Я уж думал, что не увижу ее больше, затосковал, да вдруг является она вся в бронях ко двору княжьему и в дружину просится… Ее, само собой, на смех подняли, а Добрыня ей и говорит — мы, мол, тебя не знаем, и кто тебя знает… Тут я и вышел. Знаю — говорю — эту девицу, не одного парня она на обе лопатки положила! Богатыри тут на нее чуть добрее посмотрели, Добрыня, такое дело увидев, разрешил Полинушке остаться — боевому делу поучиться, а там — видно будет…
— Да, видно не судьба поляницам на Руси быть, — молвил Сухматий, — вот и у Ильи, тоже, дочь… Не судьба!
— Судьбы, не судьба… — слова, произнесенные Рахтой, звучали мрачно и угрожающе, — посмотрим еще! Судьба…
Глава 6
Сейчас, вспоминая свою жизнь в Киеве, Нойдак чувствовал себя так, будто это была какая-то другая жизнь, вроде и не с ним. Хотя, по правде сказать, это была уже далеко не первая перемена такого рода, молодой ведун уже как бы прожил несколько совершенно разных жизней за одну, еще совсем короткую, чуть более чем двадцатилетнюю жизнь.
Хорошо было в Киеве — и тепло, и уютно, и сытно! А опасности? Были и там, есть и сейчас, да когда их не было. Ведь молодой северянин всю свою жизнь только и делал, что убегал то от одной смертельной опасности, то от другой. Но сейчас было немножко по другому. Он был не один, пусть даже и с советчиком — Духом, от которого в случае опасности было проку… Как это говорится? Как от козла молока — так говорят русы. Да, сейчас у Нойдака были настоящие друзья. Сильные, смелые… И даже уже немного испытанные! С такими уже и опасности — это так, наполовину опасности…
Опасности? Что-то и небо изменилось, облака как-то странно из белоснежных вдруг стали светится чем-то багряным, а само небо, обычно светло-голубое, вдруг приняло насыщенный синий цвет, такой глубокий и непривычный. Такое небо богатыри видывали только далеко от Руси, в жарких странах…
Дорога сузилась, по обе стороны наметились каменные гряды, становившиеся чем дальше — тем выше. Еще сотня шагов — и создалось впечатление, что богатыри едут в каком-то горном ущелье. Небольшом таким ущелье — но все одно — неприятно. И опасно — путники озирались, посматривали наверх. Вроде, никого! Однако отчетливо пахло опасностью…
Первый камень пролетел, падая, в аккурат перед самым носом скакавшего первым Сухмата. Немаленький камешек, целая глыба, простому человеку такой не поднять, разве что с края пропасти сдвинуть да сбросить… Жеребец Сухмата резко встал, всеми четырьмя — богатырь чуть не полетел через голову, но — удержался в седле!
Следующий камень летел уже точно — и попал в шелом Рахты, расколовшись при этом пополам. Что-то было прочное — то ли шелом, то ли голова богатырская, во всяком случае на железной шапке осталась лишь вмятина, а Рахта ограничился проклятиями в отношении тех нечистых существ, к коим обращаются в таких случаях.
Сработало чувство опасности у Нойдака. Он вдруг дернул поводья резко вправо, непослушная — обычно — кобылка отреагировала моментально. Может, почуяла, когда действительно надо слушать хозяина. И камень пролетел мимо…
Потом посыпался целый град камней — но не на богатырей, а спереди и сзади, отрезая оба пути спасения — и вперед, и назад. Путники оказались в ловушке, деваться было некуда, кругом одни камни, снизу — земля, а сверху — небо. А люди не птицы, чтобы улететь в небо и не черви, чтобы уйти в землю!
Показались нападавшие. Увы, в руках у них были луки, а сами стояли высоко-высоко, на самом краю возвышающейся скалы. Кажется, гибель была неминуема. Особенно плохо дело обстояло с Нойдаком, тело которого было защищено одной лишь кольчугой. И лошадям, конечно, тоже — на них и кольчуг-то даже не было.
Рахта и Сухмат прикрыли длинными щитами — не себя, а головы и спины своих коней. А сами вооружились саблями. Зачем? А, вот оно что! Первые же стрелы, летевшие с высоты почти отвесно вниз, были отброшены в стороны быстрыми сабельками. Стрела — удар, стрела — удар… И богатыри оставались пока что невредимы. А Нойдак приготовился уже к неминуемой смерти. У него и щита-то не было, да и клинком он, считай, не владел. Но — странное дело — в колдуна почему-то не стреляли. Боялись глаза ведуньего? Или верили, что убьешь колдуна — потом тебе же сторицей встанет, когда мертвый к тебе ходить начнет, да по ночам душить… Скорее было все проще — стреляли наемники, и им был дан четкий приказ — кого убивать, а кого — нет. Или, еще проще — был дан наказ убить богатырей, за них — уплачено. А Нойдака не заказывали — так пошто на него стрелы тратить?
Так долго продолжаться не могло. Стрел у врагов было много, какие-то да и пропустишь. А там еще камней подтащат! Надо было что-то придумывать. Но богатырям было не до того — только успевай поворачиваться да уворачиваться! Стало быть, думать время было только у колдуна, он и начал лихорадочно оглядываться, ища пути к спасению. Нет, нет, ничего не придумывалось! Нойдак шарил глазами по каменистым склонам. Хоть бы какая-нибудь пещерка… Нет, место как будто выбрано заранее — укрыться что бы некуда было. А, может, и впрямь заранее место выбрали. Да, скорее всего.
Все эти явно лишние в момент опасности мысли молнией пронеслись в голове Нойдака. Взгляд остановился на каменной глыбе напротив. Глыба как глыба, ну и что? А взгляд вцепился и стоит! Нойдак никак не мог понять, что же в той каменюке такого?
Сухмат каким-то боковым зрением углядел, как уставился колдун на ничем не примечательную глыбу. И сообразил! Соскочил с коня, наклонился да дернул ту глыбу изо всех своих богатырских сил. Не подалась… Но Рахта, побратим, уже тут как тут. Не понимая, зачем это нужно, но — раз Сухмат что-то задумал, надо подмочь — тоже схватился за камень! И богатыри дернули — раз, два, три! Глыба подалась. А дальше…
Можно было подумать, что вся та каменная гряда как бы держалась на одной этой глыбе. Все камни враз задрожали, подались, вертикальная стена начала осыпаться. А с нее стали «осыпаться» и нападавшие… Случилось еще одно чудо — каменная гряда удержалась, не рухнула на богатырей. Ну, сами подумайте, книжка еще только началась, а всех главных героев уже б передавило! Разве ж бывает такое?
Все происходило быстро, очень быстро. Вот один камень, ударяясь об уступы, пролетел, вращаясь, мимо Нойдака. А вот эта каменная глыба метила в коня Сухмата, богатырь успел косо подставить щит — камень ударился о него, изменил направление полета, не задев жеребца. Но, увы, оставил на щите трещину на память. Рахта тоже подставил щит и умело отбил падавшее на него. Но то был не камень, а один из нападавших. Может, он и успел бы подобраться в падении и приземлиться на ноги, но отбитый щитом Рахты — ударился головой о камень и разукрасил поверхность последнего узором из смеси крови и мозгов…
Еще одного врага — толстого и какого-то безволосого, ухитрился зарубить «на лету» Сухмат. Упал, так сказать, целым, а приземлился — частями, тело — отдельно, и голова — отдельно. Причем эта покатившаяся в сторону голова, напрочь лишенная растительности, почему-то напомнила Сухмату арбуз…
— Не пора ли нам перекусить? — молвил он, отбивая очередной камень.
— Да, пора уже, и так подзадержались тут! — согласился Рахта. Одному из врагов удалось-таки удачно приземлиться, мало того, он еще и клинком владел изрядно. Отбил целых три удара Рахты, а потом, неожиданно перекувырнувшись назад, успешно ушел от, казалось, завершающего удара богатыря. Подпрыгнул, перескочил с камня на камень и бросился наутек. Ему-то, пешему, преодолеть каменный завал ничего не стоило, а у богатырей не нашлось свободного мига, что б достать беглеца стрелой.
Еще один приземлился позади Нойдака. Плохо пришлось бы неумехе-колдуну, кабы не кобылка. Как лягнула ворога обоими задними копытами. Нойдак чуть не полетел через голову. А вражина, получив в лоб, подался назад, прямо под меч Рахты, разрубившего того вместе с железной шапкой до самого пупа.
— А что у нас сегодня на обед? — спросил Рахта, критически разглядывая умиравшего убийцу. Видимо, богатырь был все-таки недоволен ударом.
— Так сегодня ж очередь колдуна готовить! — отозвался Сухмат, гонявшийся за маленьким, увертливым парнем, судя по одежде — степняком. Удар — а тот увернулся, еще замах — опять пустое место. Улучив момент, степняк сам ударил кривым клинком. Сухмат поймал вражье железо, приняв удар у рукояти своего меча, а потом просто перехватив сабельку левой рукой. Но враг оказался хитер — оставив клинок в руках Сухмата, отступил и неожиданно ударил ногой снизу — в аккурат между ног богатыря. Сухмат взъярился — еще бы, и больно, и неудобно как-то!
— Ну, это тебе даром не пройдет! — зарычал он, бросив меч и наступая на степняка с голыми руками. Можно было подумать, кабы не этот удар — так он бы врага помиловал?
Убийца оказался и тут на высоте — схватил Сухмата за запястье и попытался, помогая второй рукой, провести прием. Сделал он все правильно, и Сухмат, предоставивший возможность осуществить захват, уже должен был, по всем борцовским правилам, лететь кувырком через голову с вывихнутой рукой… Но вот такая незадача — сколько не давил степняк на руку богатырскую, Сухмат стоял как скала, даже в локте руку не согнувши. Слишком велика была разница в силе рук и мощи мышц тела.
— Чего удовольствие тянешь? — прикрикнул на побратима Рахта, — Сам же о еде вспомянул, а теперь нашел себе развлечение…
Сухмат от души, с размаху залепил степняку левой в челюсть и свернул ее набок. Мало того, еще и оглушил врага — удар кулака был подкреплен отраженным ударом — голова откинулась, разбив затылок о камень и окрасив рыжие волосы степняка в ярко-алый цвет. Теперь он валялся на земле и беспомощно вращал глазами, не имея сил встать на ноги.
— Ну, чего, все — что ли? — в голосе Рахты звучало уже открытое недовольство, — Добей и поехали!
— Да лежачего, того… Не бьют?
— Не бьют, так в требу богам приносят, — пожал плечами Рахта.
— Я этого дела не люблю… — буркнул Сухмат, — Девок люблю, винцо да сальце — не откажусь, а резать беспомощного — уволь!
— Тогда, может, ты, Нойдак?
— Духи Нойдака не хотят свежей крови! — возразил колдун, спрыгнув с кобылки.
— Так уж и не хотят? — усмехнулся богатырь, — Не верю!
— Нойдак поклялся никого и никогда… — и Нойдак подтвердил слова какими-то диковинными движениями рук — подтверждая слова по обычаям предков.
— А, обет дал? — кивнул Сухмат, — Понимаю…
— Какое совпадение, — подивился Рахта.
— Ты что, тоже? — уточнил Сухмат, — После Полины?
— Да, дал я обет, — подтвердил Рахта, — никаким богам — ни капли крови человечьей!
— Тебе повезло, парень, — сказал Сухмат степняку, — видно, жить тебе на роду написано…
В этот момент Нойдак, стоявший рядом, дернул Сухмата за руку, тот инстинктивно наклонился и стрела, метившая в шею богатырскую, пролетела мимо. Мимо Сухмата, но не мимо степняка, приподнявшегося было с земли. Древко торчало теперь прямо из глазницы, пробив небесно-голубой глаз неудачливого убийцы.
Рахта повернул коня. Если бы не завал, он вмиг бы настиг стрелка, но сейчас жеребец переступал с камня на камень с немалым трудом. Может, у каких горцев лошади и приучены ступать на камни, но жеребец Рахты больше привык по травке да по лесу…
Стрелял тот самый, что удрал от Рахты. Молодец, конечно, другой бы струсил, удрал, а этот — настоящий вояка! Впрочем, больше выпустить стрел ему не пришлось. Дело было в том, что Сухмат, сорвав с плеча лук, начал молниеносно посылать в сторону убийцы одну стрелу за другой. Пусть не точно, зато — быстро и много. Убийца спрятался за каменной глыбой. От стрел-то он отсиделся, да Рахта тут настиг. И вновь враг не струсил — внезапно прыгнул — ну, прямо как кот — на богатыря, занося для удара кинжал. Рахта въехал с размаху железным кулаком куда-то в летящее на него тело. Хруст… Кинжал не пригодился, богатырь вышиб супротивнику мозги, сломав и вдавив кулаком носовые кости вглубь черепа.
— Все это хорошо, — молвил Рахта задумчиво, — но вот у кого мы теперь спросим — чьи люди, кто послал, кто нанял?
— Вот-вот, а сам талдычил — требу, требу богам… — напомнил побратиму Сухмат.
— Так сначала поспрашать…
— А ты не говорил, что сначала!
— Понимать надо было!
— Так ведь оно… Никого и не пожертвовали! — напомнил разругавшимся было богатырям Нойдак. Ведь спор, чуть не перешедший в потасовку, был не о чем…
— Ты прав колдун, — согласился Рахта, и добавил, да так, что предыдущие слова неожиданно изменили смысл, — тебе готовить!
* * *
Что есть такое река для путника? Река — это и хорошо, и плохо…
Что хорошо? Хорошо то, что из нее можно летом напиться, а зимой — на санях прокатиться!? А серьезно? Во-первых, у реки с голоду не умрешь, рыбы в любой русской речке всегда вдоволь, только не ленись таскать! У рек всегда деревни да селения, у больших рек — городища и большие города. Стало быть, можно отдохнуть, попариться в баньке, поесть пищи домашней, в печке томленной, с тем самым вкусом-привкусом, который нигде боле, кроме как после русской печки и не получается. Короче, река — это люди, причем не степняки какие-нибудь, а основательные, оседлые русичи.
А что в речке плохого? Да то, что через нее путникам переправляться приходится. И мокро, и опасно. Что опасного? Да много чего — и утонуть можно, в водоворот попавши, и чудищу водяному на ужин попасть, да и просто — в засаду врагу. Самое удобное ведь место — схорониться в леске рядом с речкой, да выждать, покуда мокрый путник на землю выберется, а потом — напасть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51