– По-моему, одного из ведактовов «Вога» звали Гвейс. Это, случайно, не вы?
Челеста опустила глаза.
– Нет, то была Грейс Джонс, – сказала одна из девушек за столом. Пруденс не замечала, что все в комнате с трудом сдерживаются, чтобы не расхохотаться.
– Ах да, конечно. Очень милая женщина. Мы с мужем в свое ввемя собивались назвать Челесту именем Гвейс , но, к счастью, певедумали…Вы только взгляните на нее – вазве это Гвейс?
Грейс Браун взглянула на Челесту… и сразу поняла, что эта девочка создана для умопомрачительных высот. Эти высокие скулы, огромные серые глаза… И бледная чистая кожа, и замечательные ровные зубы, и прямой аристократический нос. И потрясающие, худые, острые плечи. А какие длинные руки! А ноги еще длиннее… И эта уверенная осанка… Челеста поймала на себе взгляд Грейс и распрямилась, еще свободнее откинула плечи. Такого Грейс никогда не видела. У девочки потрясающий вкус и потрясающее чувство стиля. А главное – характер, несгибаемый характер… Корина Дэй будет от девочки без ума.
Даже Энджи, которая обычно занималась с новенькими, почувствовала, что эта птица явно не по ней, и оставила ее Грейс. Грейс обычно легким кивком давала Энджи понять, что у очередной новенькой кое-что есть и со временем из нее, может быть, что-нибудь получится; когда случай был явно бесперспективным, а таковых было абсолютное большинство, Грейс так же едва заметно покачивала головой. Да Энджи уже и сама начала в этом разбираться. Они всегда сходились во мнениях, за исключением, правда, Тесс Такер – ее Грейс была склонна скорее забраковать. И вовсе не из-за внешних данных. Внешние данные у Тесс прекрасные, а вот характер слабоват, и наметанный взгляд Грейс сразу это отметил. Девочка словно ждет, чтобы ее обидели, ей как будто это даже нравится. Все это Грейс сразу прочитала на ее лице. «А Энджи не понимает этого до сих пор, – думала Грейс. – Тесс не хватит сил пройти всю дистанцию. Надо срочно вмешаться, – решила было Грейс, – и прекратить бессмысленную возню с этой неперспективной девочкой». Но вместо этого она всего лишь слегка попеняла Энджи на то, что она посылает девочку на фотопробы, не получив согласия родителей. Конечно, последние снимки Тесс Такер выглядят потрясающе. Но Грейс все равно не была уверена в ней.
А вот эта девушка, которая сейчас стоит здесь, – совсем другое дело.
– Позвольте пведставиться, – сказала ее мать. – Я леди Фэвфакс. Леди Пвуденс Фэвфакс, но вы, я вижу, уже узнали меня. Тогда я была Пвуденс Пикевинг… – В агентстве воцарилась недоуменная тишина. Кто она такая, эта Пруденс Пикеринг? – … А это моя дочь, достопочтенная Челеста Фэвфакс. Девочка у меня, конечно, высоковата и немножко нескладная, но, может быть, вы что-нибудь сделаете для нее…
Грейс улыбнулась и протянула руку Челесте:
– Извини, а ты случайно не родственница Фионы Фэрфакс?
Челеста усмехнулась и ответила:
– Я ее внучка.
– Ах вот как, – Грейс кивнула. – Ну что ж… Мы будем горды и счастливы что-нибудь для тебя сделать.
ЛОС-АНДЖЕЛЕС–НЬЮ-ЙОРК. 1992–1993
Кэсси Зиммерман встретила мужчину своей мечты при странных обстоятельствах: его вынес к ее ногам калифорнийский прибой. Некоторое время она наблюдала, как этот парень, судя по всему, «чайник», выделывает неимоверные кульбиты на своем серфе, пытаясь одолеть океанские валы, накатывающие на пляж Элис-Бич. Похоже, он вообще в первый раз встал на серф, а Элис-Бич – не самое подходящее место для начала.
Кэсси нужно было как-то отвлечься от мрачных мыслей. Первые шестнадцать лет ее жизни походили на сплошной безоблачный праздник. И вдруг все в одночасье рухнуло.
Типичная калифорнийская девушка, блондинка с фиалковыми глазами и правильным, чуть вздернутым носиком, Кэсси была красива той благородной нордической красотой, которую унаследовала от матери и ее скандинавских предков. Еврейская кровь отца, Эла Зиммермана, похоже, в ней никак не проявилась. Эл работал юристом в шоу-бизнесе, и среди его клиентов числились многие знаменитости голливудского телевидения. Кэсси росла единственным ребенком в семье, в доме на Бенедикт-кэньон, одной из самых престижных улиц Беверли Хиллз. У нее была собственная горничная-филиппинка. Однокашники считали за счастье быть приглашенными к ней в гости: мало того, что у Зиммерманов самый большой в округе бассейн, у Кэсси еще и личный просмотровый зал, настоящий маленький кинотеатрик. Жизнь казалась прекрасной. Да она и на самом деле была такой, за исключением, правда, дурацкой истории, которая случилась год назад.
Кэсси тогда еще не исполнилось и шестнадцати. Этот парень, англичанин, приехал с родителями на лето в Лос-Анджелес, и они снимали дом рядом с Зиммерманами. У Кэсси в классе было много поклонников, конечно, ничего серьезного, но девочка она была симпатичная, мальчики за ней бегали, и ей это нравилось. К тому же она была очень романтична. Но будущее ей виделось весьма обычным: муж, дети, прогулки на пляж и в кино, забавы в бассейне – словом, такая же жизнь, что вела она сама. Кэсси любила детей и надеялась, что когда-нибудь и у нее родится ребенок.
С тем парнем она и потеряла девственность. Ведь англичанин – это так романтично… Во всяком случае, он достоин быть ее первым мужчиной. Родители Кэсси, однако, сочли, что одного английского происхождения недостаточно, чтобы стать отцом ее первого ребенка. Аборт прошел совершенно безболезненно. Эл и Кэри окружили дочь подчеркнутым вниманием и заботой и ни в чем не винили. Они обожали Кэсси. А в жизни бывает всякое. Ну и случилось… Дай Бог, чтобы первый и последний раз. Англичанин с родителями уехал домой, все кончилось благополучно. И никто даже не подозревал, что каждую ночь Кэсси плачет о погибшем ребенке.
Жизнь пошла своим чередом, внешне все выглядело прекрасно, как и раньше.
Но вот однажды четыре полицейских из Лос-Анджелеса избили человека по имени Родни Кинг. А управляющий из водопроводной компании по имени Джордж Холлидей случайно оказался рядом и снял это своей видеокамерой «Сони». Копов судили и оправдали, и это вызвало бурю протеста цветного населения. В результате – десятки убитых и раненых, страшные разрушения на улицах города. Отец Кэсси запаниковал.
– Срочно звони агенту по недвижимости, – говорил Эл Зиммерман своей жене Кэри. – Мы все продаем и переезжаем. В этом городе жить стало опасно.
Но настоящая причина была в другом. Эл больше не мог жить в этом городе, потому что его юридическая практика медленно, но верно приходила в упадок. Начинал он очень удачно, в числе его клиентов было немало громких имен, но стоило им выбиться в звезды, как они тут же уходили от Эла к адвокатам помоложе и поэнергичнее, которые лучше ориентировались в современном динамичном мире. Тридцативосьмилетний Эл начал явно отставать от жизни. В свое время, закончив юридическую школу, он приехал из Нью-Йорка в Калифорнию в поисках счастья. Поначалу фортуна улыбалась ему, но теперь решительно и бесповоротно отвернулась. Беспорядки в связи с «делом Родни Кинга» оказались прекрасным предлогом сменить обстановку и вернуться в Нью-Йорк, на родину и – что, как потом выяснилось, куда важнее – поближе к матери.
Кэсси пришла в ужас. Распрощаться с Калифорнией, с веселой жизнью у моря… Да уж лучше умереть! К счастью, мать разделяла ее чувства, а против двоих Эл оказался слаб. Но через год его деловой партнер настоял на продаже фирмы, и семье волей-неволей пришлось подчиниться. В конце лета 1992 года Эл намеревался отправить жену с ребенком к матери в Нью-Йорк, а сам решил пока остаться, чтобы свернуть дела и продать недвижимость в Калифорнии.
Кэсси отчаянно старалась взять все, что возможно, от этого последнего лета, от их чудесного домика в роскошной пляжной колонии Малибу. Может статься, больше она этого никогда не увидит. Правда, насчет дома родители еще ничего не решили, и, может быть, Эл согласится оставить его, чтобы приезжать сюда на лето. Каждый день Кэсси бродила по берегу океана, выходила за ограду пляжа колонии, мельком взглядывая на огромные щиты с предупреждающими надписями, что обычной публике сюда вход заказан. Мимо волнореза и ресторана Элис она шла на общий пляж, иногда брала напрокат роликовые коньки. Мужчины повсюду провожали ее долгими взглядами, и она это знала. Да и было на что смотреть: между узенькой полоской бикини и свободными, приспущенными на бедрах шортами – гладкий бронзовый живот. Ноги – неимоверно длинные, загорелые, стройные. Иногда она шла в другую сторону, вверх по Прибрежному шоссе, на Зуму – свой любимый пляж. Каждый вечер на закате она садилась на скамейку и, вытянув ноги, зачарованно смотрела на огромное живое тело Тихого океана. Осталось всего три недели, и ее увезут в бетонные джунгли большого города. Если только не явится прекрасный принц: он примчится на гребне огромной волны, сойдет на берег и заберет ее с собой.
Но что это там за «чайник» на серфе? Комедия! Он и пары секунд не может устоять на доске! Кэсси от нечего делать решила подойти поближе и посмотреть. Океан в этом вместе вдавался в сушу небольшим заливчиком, и Кэсси решила пройти к общему пляжу прямо по воде. В этот миг «чайника» накрыла большая волна, и он скрылся из виду. Кэсси даже немножко испугалась. Она знала – тут очень коварные течения. Паренька вполне может затянуть на дно. Она взглянула на вышку спасателя – пусто. Тело «чайника» на мгновение мелькнуло в волнах, и через секунду прибой вынес его прямо к ее ногам.
Она опустилась рядом с ним на колени. Что за болван, как можно лезть в океан, когда не умеешь обращаться с серфом! Но такого романтического лица ей никогда не доводилось видеть. Мокрые пряди черных волос живописно спадали на лоб. Глаза закрыты, и ресницы такие длинные – казалось, они закрывают пол-лица. Длинный и прямой нос, чувственный рот и едва уловимая тень мужественной щетины на верхней губе и подбородке. Тело крепкое, загорелое, мускулистое.
Он вдруг открыл глаза и посмотрел на нее. И Кэсси впервые в жизни поняла, что значит выражение «она обмерла», которое так часто встречалось ей в исторических романах. Ей захотелось обнять его и заплакать – как Дебора Керр над распростертым на линии прибоя телом Берта Ланкастера в фильме «Отныне и навсегда». Но вместо этого она просто спросила:
– Ты в порядке?
К ее удивлению, он протянул руку, и Кэсси взяла ее. Он вдруг вскочил на ноги, и, как собака, затряс мокрой головой. Он улыбнулся, и Кэсси пришлось отвернуться, чтобы он не заметил, с каким идиотским обожанием она глядит на него. Какой красавец! Божественный красавец!
– Похоже, я чуть не попал в серьезную переделку, – сказал он.
Кэсси вздрогнула.
– Ты англичанин!
– А ты точно американка. Ты что – модель?
– Кто?
– Модель. Фотомодель. Ну, девушка, которая позирует фотографам. Понимаешь?
– Нет, я пока учусь в школе.
– Одно другому не мешает.
– Почему я обязательно должна быть моделью?
Кэсси занервничала. А вдруг она ему не понравится, потому что не модель?
– Чего ты насупилась? Просто ты красивая. Высокая. Кожа у тебя замечательная, да и зубы, и волосы. И ноги длинные. Да ты настоящая красавица. Вот я и подумал, почему бы тебе не быть моделью?
– Потому. И вообще, глупо так спрашивать. Я ведь не спрашиваю, почему ты не солдат Королевской гвардии, или как это там у вас в Англии называется? – В Англии, кстати, тоже есть фотомодели. И потом, может, я как раз он и есть.
– Кто? Королевский гвардеец?
– Или сотрудник фирмы «Ллойд» в лондонском Сити, а может, у меня огромное поместье с охотничьими угодьями и прудами, которые кишат рыбой.
– Правда? – Сердце Кэсси затрепетало от восторга. – Ты что, из благородных англичан, какой-нибудь лорд Уиттингтон-Дуглас-Фэрбенкс, или как там у вас?
– Зови меня просто Томми Лоуренс.
– Ах, ну да. А меня зовут Кэсси. Кэсси Зиммерман. А что ты делаешь в Калифорнии?
– Я здесь с родителями. Мы остановились в «Беверли Уилшир».
И все. Хоть бы рассказал, почему именно в «Беверли Уилшир», и что его родители делают в Лос-Анджелесе.
– А ты учишься в Англии? То есть, я хочу спросить…
– Учусь ли я в школе? Нет. А ты? Раз ты не модель, то, наверное, после школы, собираешься в колледж, или как это у вас в Америке называется?
– Наверное, – вздохнула Кэсси. – Точно пока не знаю, куда я собираюсь. Понимаешь, мы скоро переезжаем в Нью-Йорк.
– Везет!
– Не думаю. Слушай, Томми, я сегодня вечером собираюсь дома крутить последний фильм Брэда Пита. Если ты не очень занят и хочешь посмотреть…
На самом деле она не собиралась сегодня смотреть никакого Брэда Пита, но если Томми согласится, она позвонит отцу, поклянется вести себя как ангел и не канючить больше против Нью-Йорка. Только бы он достал ей до вечера эту пленку.
– Если хочешь позвонить своим в отель, можем пойти прямо сейчас к нам домой. Я имею в виду в наш летний дом. Это тут недалеко, прямо на пляже. Мой просмотровый зальчик в нашем другом доме, в Беверли Хиллз. К сожалению, в летнем домике даже просмотровой комнатки пока нет.
Ее слова явно произвели на него впечатление. Хотя, конечно, судя по тому, что он говорил, у себя в Англии он, наверное, живет в каком-нибудь замке или даже настоящем маленьком дворце.
– Вечеринка? Чудесно. Дай мне адрес. Обязательно приду.
Не собиралась она устраивать никакой вечеринки. Она думала, они будут смотреть кино вдвоем. Ну ладно, это неважно.
Если надо, она умела вить из отца веревки.
– Папочка, я боюсь, это будет последний просмотр в нашем зале, в нашем доме. Хочется, чтобы фильм был стоящий. Пожалуйста, достань Брэда Пита, а? Папочка, миленький, сделай так, чтобы к семи вечера пленка была уже у нас дома. А я обещаю, папочка, что научусь любить Нью-Йорк. Ну, пожалуйста, папочка, ну, миленький…
Эл вздохнул и с горечью подумал, что в лучшие времена он мог бы достать дочке на вечер не только пленку, но самого Брэда Пита лично.
Она не слышала, как подъехал Томми, хотя все время сидела у окна и прислушивалась. Неужели у него такая тихая машина? Потом в дверь ее комнаты постучала горничная и сказала, что он ждет внизу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46