Уотер не выдержал и поцеловал фотографию. Как бы ему хотелось зажать в зубах эту цепочку! К тому времени, как он, перелистывая журнал, нашел фотографии полуобнаженной, а потом и вовсе обнаженной Челесты, у него уже была такая эрекция, что пришлось срочно бежать в туалет, чтобы облегчиться.
Он долго представлял себе, чем они займутся с этой девушкой. Потом заснул и проснулся совершенно разбитым. Ужин, наверное, уже разносили, но его будить не стали. Уотер встал и вышел из салона – размять ноги.
Он увидел ее в самом хвосте самолета. Она курила, на ней были наушники: она слушала плейер. Над верхней губой покачивалась та самая цепочка. Уотер сразу представил себе ее проколотый пупок, и все, что скрывалось ниже под черными кожаными брюками.
Соседнее кресло пустовало.
– Ты кто по гороскопу? – спросил Уотер, опускаясь в кресло.
Молчание. Уотер разозлился. Да что эта девчонка о себе воображает? Обычно девушки прямо-таки вешались ему на шею. Но тут он сообразил, что музыка в наушниках играет слишком громко, и она его просто не слышит. Уотер помахал у нее перед лицом рукой. Девушка повернулась и так громко вскрикнула, что пассажиры стали оборачиваться. Вот так всегда с этими плейерами – не слышишь даже собственного голоса.
Подошла стюардесса.
– Сэр, вернитесь, пожалуйста, на свое место.
Уотер одарил ее широкой улыбкой. Дура, она его не узнала.
– Послушайте, я лечу в первом классе и просто хочу посидеть со своей знакомой. К тому же я чертовски проголодался. Не могли бы вы мне что-нибудь принести? Что у вас есть?
Стюардессе, конечно, все это очень не нравилось, но она постаралась, чтобы название блюда прозвучало поаппетитнее:
– Тушеная говядина и яблоки а-ля дофин на листьях зеленого салата, – сказала она.
– На листьях салата? Ладно, не надо. Лучше мы пойдем ко мне.
– Боюсь, что это запрещено, сэр.
– Послушай, дорогуша. Я – Уотер Детройт, – он повернулся к Челесте. – Ты кто по гороскопу? Когда у тебя день рождения?
– Двадцать пятого июня.
– Значит, Рак. А я – Козерог. Полная противоположность. Отлично! Пошли ко мне.
А вот стюард в салоне первого класса ничуть не удивился. Сколько раз он это видел: восходящая рок-звезда снимает девочку или миллионер… Какая разница?
– Милочка, на каком месте ты сидела в своем салоне? – спросил он Челесту.
– А это важно? – поинтересовался Уотер.
– Да, сэр. Я должен записать, что пассажир пересел на другое место, чтобы в случае катастрофы…
– …можно было узнать, кому принадлежат обугленные останки. Кошмар какой! Как тебя зовут? – обратился он к Челесте.
Не успела она ответить, как он бросился бешено ее целовать. Челеста никак не могла прийти в себя от неожиданности. Он взял зубами ее цепочку и легонько потянул.
– Не больно? – спросил он. – Ну чего ты испугалась? Я ведь даже спросил, как тебя зовут, а обычно имена меня не интересуют. А ты не такая крутая, как кажешься, верно?
– Вы так здорово сыграли в «Пытке». Я ваша поклонница. Я и не мечтала вас встретить, а тогда, на прошлой неделе, я вообще вела себя как круглая дура…
– На той неделе? Ты о чем?
– На приеме после премьеры. Я так смутилась, что не смогла к вам подойти.
– Черт, как жалко! Мне там было ужасно скучно. Так, значит, ты – модель, да? И сколько тебе лет? Только, чур, не врать.
– Семнадцать.
– Да ты совсем взрослая девочка. Бывала раньше в Нью-Йорке? Нет? Ну так я с удовольствием покажу тебе город.
– А ты живешь с родителями?
– Да ты что! Я их лет сто не видел. А ты разве собираешься всю жизнь прожить с мамочкой?
Челеста подумала о леди Пруденс и помотала головой.
– Я бы хотела жить с отцом.
– С отцом? Почему? – Уотер удивился.
– Потому что он самый лучший в мире человек. Добрый, умный и честный. И совсем не сноб. Его все любят.
– Вот, значит, твой идеал мужчины. Надо запомнить. И чем же твой старик занимается?
– Он известный ученый, историк.
– Не заливаешь? Звучит солидно. А как он относится к кожаным штанам и цепям в носу?
– Думаю, он этого и не заметил.
– Господи! Так зачем же ты это сделала? Ты ведь совсем не такая.
– Да просто назло моей мамочке. Я уверена, что она вышла за отца только ради титула. Прежде всего она леди Фэрфакс, одна из первых дам Лондона, а на нас с отцом ей наплевать.
– Понятно. А моя мамочка больше всего хотела, чтобы я жил в палатке под звездным небом на берегу прекрасной реки, в единстве с природой и полсотней других грязных и нечесаных хиппи.
– А сам ты чего больше всего хотел? Стать великим актером?
– Как минимум, я хотел к двадцати пяти годам стать миллионером. И теперь, в двадцать один, я этого уже почти достиг. А спорим, я скажу, чего ты сейчас больше всего хочешь?
– Чтобы ты еще раз поцеловал меня, – ответила Челеста. Она знала, что Уотер не это имеет в виду, но надеялась, что он обрадуется ее ответу.
В аэропорту Кеннеди он дождался, когда она пройдет таможню, встретил ее у выхода и предложил подвезти на своем лимузине. Челеста с радостью согласилась.
– Мой адрес… минуточку, я сейчас посмотрю. Вот: общежитие для моделей на Нельсон-стрит, ах, нет, – Горацио-стрит.
– Выбрось эту бумажку, – он сжал ее руку и потянул с собой на заднее сиденье. – Ты поедешь ко мне домой.
Она задремала у него на плече. На мосту Трайборо Уотер разбудил ее, чтобы показать фантастические контуры Манхэттена на фоне неба. Лимузин бесшумно прокатил по Ист Ривер Драйв, повернул на запад. Они проехали через весь Манхэттен, потом по Пятой авеню, потом развернулись и скоро оказались на Мэдисон-авеню.
– Гляди, – сказал Уотер. – Это гостиница «Карлайл». Вот к чему ты должна стремиться: взлететь выше, чем Лебедь. Она живет вон там, наверху, в пентхаузе. А мой дом совсем недалеко – сразу за поворотом.
НЬЮ-ЙОРК. 1994
Конечно, в мастерской была не Молли Бэйнбридж.
Но сходство просто сверхъестественное. Неудивительно, что на мгновение мне показалось, будто Молли восстала из мертвых. На самом же деле это была ее младшая сестра Салли.
Они с Гарри суетились у старой печки, угощали меня удивительно вкусной тушенкой, а я сидела и размышляла. Ирония судьбы… Вот опять мой любимый брат смотрит нежным взглядом не на меня, а на другую женщину, но странно, я не испытываю ни малейшего укола ревности. Наверно, я стала старше и мудрее. Гарри был по-настоящему влюблен в Салли Бэйнбридж, она отвечала ему взаимностью, и я вдруг подумала: не будь этой ужасной Молли, которая, по сути, исковеркала брату всю жизнь, он никогда не встретил бы эту женщину, которая, судя по всему, принесет ему настоящее счастье.
Когда Гарри решил выяснить правду о смерти Молли Бэйнбридж, он для начала отправился в Ливерпуль, чтобы найти ее родителей. Отец Молли к тому времени уже умер, мать жила вдоем с младшей дочерью, и, когда Гарри увидел Салли, он сразу отказался от своего плана – действовать под вымышленным именем. Он рассказал Салли, кто он такой на самом деле, а она, в свою очередь, рассказала ему все, что знала о старшей сестре. Выяснилось, что Молли в шестнадцать лет убежала из дома, чтобы стать манекенщицей. Почему нельзя было этим заняться в Ливерпуле, так и осталось загадкой, но Молли непременно хотелось поехать в Лондон. Но отец не позволил, и она убежала.
– И уже никогда не вернулась, – тихо рассказывала Салли. Мы сидели в мастерской, ели тушенку, на столе горели свечи. – Время от времени она присылала открытки, реже – письма, в которых расписывала, как хорошо она устроилась – от клиентов, мол, отбою нет, и все в таком духе. У нас был ее адрес, и вот однажды я поехала в Лондон повидать сестру. Это было примерно через год после того, как она сбежала. Я как раз кончила школу и думала, может, она посоветует мне, чем заняться. Она писала, что у нее большая квартира, и я подумала, что смогу пожить у нее несколько дней. На самом деле она снимала комнатенку в Паддингтоне, и ванна там была одна на пять человек.
Она не очень-то обрадовалась моему приезду, мы ни одного вечера не провели вместе. Не знаю уж, что она делала по ночам, но каждый вечер красилась немилосердно. Косметики чуть ли не в сантиметр слоем. Через три дня я почувствовала, что с меня хватит. Целыми днями она полуодетая валялась на кровати, курила, как паровоз, а по вечерам куда-то уходила. Со мной почти не разговаривала, в комнате пахло какой-то кислятиной… В общем, я вернулась в Ливерпуль в подавленном состоянии. Родителям я, конечно, не стала ничего рассказывать. Врала, что прекрасно провела время. Но Молли после этого совсем перестала нам писать, и, мне кажется, мама о чем-то догадывалась, потому что снова и снова принималась расспрашивать, как я погостила у Молли. Больше мы о ней ничего не слышали. Была, правда, странная открытка на Рождество, а потом, через четыре года, ее убили в вашем доме.
Салли испугал пример сестры, и она решила все делать наоборот. Осталась дома, в Ливерпуле, поступила в художественную школу, а теперь работала дизайнером в лондонском рекламном агентстве; квартира у нее была в Ковент-Гардене. На выходные она приезжала к Гарри в Уилтшир. Вместе они пытались выяснить, чем занималась и с кем общалась Молли в Лондоне перед приходом к нам в Болтонс. Они побывали по адресу Молли в Паддингтоне, но там ее никто не помнил. В доме по-прежнему была дешевая гостиница с сомнительными постояльцами, и Гарри некоторое время даже пожил там под вымышленным именем, надеясь что-нибудь выяснить о Молли, но безуспешно. Однажды Гарри привез Салли в Уилтшир, чтобы познакомить с родителями, но в последнюю минуту она его отговорила: какой для них будет удар, если их сын вдруг объявится, да еще с сестрой Молли Бэйнбридж! Тогда Гарри захотел показать ей нашу старую гончарную мастерскую, а тут ему пришло в голову, что это неплохое укрытие: кто додумается искать пропавшего сына под носом у родителей?
– Вначале ему было очень тяжело, – сказала мне Салли, когда Гарри вышел за дровами. – Он часто видел отца издалека, и ему очень хотелось его окликнуть. Но, с другой стороны, в этом были и свои плюсы: он все время знал, что родители живы-здоровы.
Я наблюдала, как она разбирает спортивную сумку, вынимает джинсы, шерстяной жакет приглушенной окраски, теплые носки, простые белые футболки и строгую ночную сорочку от Лоры Эшли с пуговками под самое горло. Салли – серьезная девушка, полная противоположность своей неряхе-сестре, тонкая и изысканно-сексуальная. Такая девушка вполне могла бы стать моделью – у нее есть изящество и стиль. Я поглядела на Гарри. Он как сумасшедший метался по мастерской, натыкаясь на предметы, – волосы всклокочены, на лице счастливая улыбка. Я порадовалась за него. Салли рассказывала ему лондонские новости.
Странные у них отношения. Для Салли их связь похожа на роман с женатым мужчиной – тайна, о которой никому нельзя рассказать. В Лондоне у нее совершенно другая жизнь – друзья, приятели, коллеги, которые ничего не знают о Гарри. Я заметила, что Гарри понимает ее с полуслова, внимательно слушает ее подробный отчет о том, что произошло в офисе за неделю и кто что сказал, вставляет какие-то замечания, как будто хорошо знает этих людей. В конце концов, подумала я, он ведь сам работал исполнительным директором до своего исчезновения и должен все это хорошо себе представлять. Я вдруг поняла, что этот их еженедельный разбор событий – своего рода ритуал, и довольно интимный, и почувствовала себя лишней.
– Но почему же вы сразу мне не позвонили? – спросила я. – Я ведь очень волновалась.
Как обычно, Салли ответила за двоих:
– Тебя не так-то просто найти, Сван. Во-первых, ты все время в разъездах, а во-вторых, ты ведь знаменитость, тебя охраняют, ты ездишь с шофером, почти нигде не появляешься одна. Поверь, мы все время об этом думали. Конечно, я могла одна прийти к тебе, но, если честно, я побаивалась. Ты ведь не просто сестра Гарри, ты – мировая знаменитость. Мне бы пришлось как-то доказывать, что я действительно пришла от Гарри, что я его друг, а не просто человек с улицы. Мы не могли придумать, как пробиться к тебе через стену окружаюших тебя людей. И потом, хотелось прийти уже не с пустыми руками, и мы решили подождать, пока что-нибудь выясним о смерти Молли. Пожалуйста, попытайся нас понять.
Ее слова потрясли меня, я вдруг поняла, как много в них правды. Неужели я действительно так высоко вознеслась, что они боялись обратиться ко мне? И чем больше я думала, тем больше убеждалась в том, что я действительно очень оторвана от мира. Да, я много времени провожу на публике, но личная моя жизнь закрыта от всех. Я взглянула на Гарри и позавидовала ему. Мне вдруг захотелось, чтобы и в моей жизни был близкий человек. Не пора ли, подумала я, спуститься с пьедестала супермодели в нормальную, обычную жизнь?
Я предложила было Гарри денег, чтобы снять квартиру и купить кое-что из одежды, и сразу же поняла, что совершила ошибку. Им не нужно ни моего богатства, ни моей славы, им нужна я сама – та самая живая девушка, что все время скрыта под нарядами знаменитых модельеров.
Уже сидя с шофером в своей машине, которая выруливала к автостраде на Лондон, я вдруг подумала: «А есть ли она там еще, эта живая девушка?»
Финала конкурса «Девушка года» в нью-йоркском отеле «Плаза» я ожидала с некоторым опасением. То, что мне вместе с Чарли Лобьянко придется вести программу, то есть, как на церемонии вручения «Оскаров», стоять за импровизированной трибункой и читать всякие глупости, сочиненные устроителями, – волновало меня меньше всего. Дело в том, что одним из членов жюри конкурса будет Тадзу Такамото, глава японской компании, которая осуществляет проект «ЛЕБЕДЬ». Последнее время обязанности главной девушки проекта стали меня порядком тяготить, и я даже показала Чарли свой контракт, чтобы он поискал там какую-нибудь лазейку. Он сказал, что через год контракт можно разорвать. Но, поскольку я разрываю его досрочно, проработав три года вместо пяти, я должна буду уведомить руководство компании за шесть месяцев до ухода. Другими словами, если я хочу уйти, то в ближайшие три месяца мне надо сообщить об этом мистеру Такамото, – кстати, я никогда не называла его просто Тадзу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46