Владелец парижского отделения «Этуаль» Даниэль Мерсье был как раз в это время в Лондоне. Джиджи даже и не подозревала о его существовании, поэтому, когда он тихо вошел в агентство и сел на кожаный диван между двумя столами подождать, пока Грейс закончит говорить по телефону, Джиджи не обратила на него никакого внимания и продолжала болтать со знакомой моделью.
– Послушай, ты же получила приглашение из «Бури» – попроси у них побольше денег и вперед. Это же твой шанс. Ты же сама сказала мне на прошлой неделе, что Кэри Би хочет перейти из агентства «Модель Один». Все переходят. Это нормально. Я слышала, что «Буря» и моей драгоценной Энджи тоже сделала предложение, но тут как раз Грейс накинула ей существенную сумму, и Энджи осталась в «Этуаль». А вчера вечером в «Айсени» одна девушка сказала, что хочет перейти в «Этуаль», и просила меня как-нибудь помочь. Что я ей, сваха, что ли?
В тот же день Даниэль Мерсье, солидный мужчина лет сорока, ухоженный, элегантный, в дорогом костюме, играющий в Париже роль не меньшую, чем Чарли Лобьянко в Нью-Йорке или Марчелло Молино в Милане, подошел к Джиджи и пригласил ее в Париж. С Грейс Браун он все уже обговорил, билет на завтра готов.
И вот через несколько минут она приземлится в аэропорту де Голль, и у нее странное чувство, что это ее последний шанс в жизни. Она доехала на такси до Монпарнаса, где ее старая миланская знакомая шведка Грета уже сняла дешевую квартирку на рю Бруассе.
Еще когда Джиджи позвонила ей из Лондона, Грета предупредила:
– Они попытаются поселить тебя в доме Анри.
– А кто это, Анри?
– Один очень богатый плейбой, которому пришла в голову блестящая идея купить многоквартирный дом недалеко от авеню Опера по соседству с агентствами «Этуаль» и «Форд». Район очень дорогой, там морковка стоит двадцать франков. Хорошенькое место для начинающих моделей с одним заказом в неделю! В Скандинавии этот Анри очень хорошо известен. Особенно в Швеции. Он часто приезжает к нам, выискивает симпатичных дурочек-блондинок и говорит: «Поехали со мной в Париж, там у тебя будет все». И девчонки едут, и, естественно, ничего не получают. В этом своем доме он устроил роскошные квартирки для моделей: представляешь, агентства рядом, комнаты большие, две кровати, отдельная кухня, и везде – от пола до потолка – зеркала.
– Вот это да! – Ага, только зеркала-то полупрозрачные, а с другой стороны сидит он и разглядывает ничего не подозревающих девочек. Может, у него там даже видеокамеры установлены. В этом доме он хозяин, что хочет, то и делает. А девочки полностью в его власти. Говорят, у него там и наркотики в ходу, так что девочки опускаются на дно очень скоро. Ты приедешь, и мы будем жить вместе, лучше самим о себе позаботиться.
Грета жила здесь всего месяц, но не теряла времени даром. В Париж она приехала после одной работы в Милане, в результате которой оказалась на обложке французского издания журнала «Глэмор». Она быстро перезнакомила Джиджи со всеми, и той даже пришлось купить специальную книжку, чтобы записывать коды замков на подъездах. Иначе она просто никуда не смогла бы попасть. Если парень приглашал ее к себе, а она не помнила кода в его подъезде, то рисковала проторчать на улице всю ночь. Джиджи и свой-то код запомнила с трудом, а тут еще постоянно по ночам звонил ее сумасшедший лондонский поклонник. Она никак не могла понять, откуда он узнал номер ее телефона? Он оказался куда сообразительней, чем она думала. Одно утешало – в их с Гретой квартиру он не сумеет пробраться, кода от подъезда не знает. А вдруг как-нибудь узнает?
По ночам Джиджи развлекалась, а днем ходила по просмотрам. Однако без особого успеха. Никто ей работы не предлагал. После фиаско у Армани в Милане она поняла, что на приличный показ ей не попасть. Надо смотреть правде в глаза: для показов она не годится. Просмотры для рекламных роликов она ненавидела, заведут в комнату, где полно народу, все что-то лопочут по-французски, потом повернутся к ней и с усмешкой скажут: «Qui, merci, au revoir» . Вот и вся история. Джиджи никак не могла понять: какого черта Даниэль Мерсье вытащил ее сюда? Но однажды Грета повела ее в роскошный клуб «Бен-Душ», и там наконец все прояснилось. В ночные клубы вообще раньше часу ночи никто не приезжал. В доме, где они с Гретой жили, снимали квартиры и другие модели. Обычно они приходили с работы, ужинали и ложились спать. А около полуночи начинали готовиться к ночным развлечениям. С двенадцати до часу в доме царило страшное оживление, модели наряжались в лучшие платья, вертелись перед зеркалом, а те, кто не любил ночных кутежей и хотел поспать, потому что назавтра с утра предстояла работа, раздраженно просили соседок не шуметь, но, увы, тщетно.
Когда Грета и Джиджи подъехали к «Бен-Душ», у входа стояла целая толпа желающих попасть в заведение. У двери стояла блондинка с железобетонным лицом. Списков никаких не было – все решали два крутых охранника и блондинка. Заметив Грету, она махнула ей рукой:
– Эй, ты была на обложке «Глэмор», ты можешь войти.
Толпа расступилась, как в свое время воды Красного моря перед евреями, и Грета с Джиджи вошли в клуб.
– Здесь танцуют внизу, – сказала Грета. – Давай сначала зайдем в бар, выпьем.
В баре за большим столом сидел Даниэль Мерсье. Это напомнило Джиджи обед в Милане, который давал Марчелло. Крутые клиенты и симпатичные девочки. Джиджи на минуту засомневалась, можно ли ей подойти к Даниэлю, но он заметил ее и махнул рукой. Он освободил для нее место рядом с собой и заказал ей водку с тоником. Джиджи сразу вспомнила наставления Греты:
«Джиджи, выпивка в «Бен-Душ» очень дорогая. Вино фунтов десять, а бутылка водки вообще восемьдесят. Так что ты поосторожней…»
Даниэль обнял ее за плечи и представил сидевшим за столом. Говорил он так быстро, что почти никого она не запомнила, только одного киноактера со странной фамилией и еще редактора журнала мод, которого встречала раньше, но он, судя по всему, ее не узнал. Джиджи вдруг сделалось неуютно и одиноко. Грета куда-то пропала. Она была одна среди чужих людей.
– Ну как дела, Джиджи? – Даниэль поворошил рукой ее черные волосы. – Много подружек завела в Париже? – Она кивнула. – Хорошо, очень хорошо. Дружи с моделями, болтай и замечай, кто чем недоволен.
– Недоволен?
– Держи ушки на макушке на всех просмотрах, где бываешь. Слушай. Запоминай, кто хочет уйти из нашего агентства. Кому не нравится в другом агентстве и кто хотел бы перейти к нам. Кто с каким фотографом спит. Вообще запоминай все интересное и не забывай о кодах замков в подъездах, особенно симпатичных девушек. А потом ты будешь приходить сюда в «Бен-Душ» и рассказывать, что новенького, дяде Даниэлю. Ну как, мы сработаемся?
– А что я буду с этого иметь? – Уличный инстинкт Джиджи сразу дал себя знать.
– Подарки. Какие захочешь. Я пока не знаю твоих пристрастий. Сама расскажешь. Мне. Или кому-нибудь из моих друзей. – Широким жестом он обвел стол.
Джиджи все сразу поняла. Тут все то же самое, что и в Милане. Все они – богатые плейбои, рыщут по Парижу, как волки. Может, один из них – пресловутый Анри, который подглядывает за девушками из зазеркалья.
Все это не очень понравилось Джиджи. В Милане, по крайней мере, играли в открытую. А в Париже за внешним шиком и утонченностью кроется тот же самый разврат. Но Джиджи согласилась на предложение Даниэля. Деваться было некуда: нищий не может себе позволить быть разборчивым. И Даниэль не ошибся в своем выборе. Джиджи оказалась прирожденной шпионкой. Она легко и естественно болтала с моделями, и они выкладывали ей все: как идут дела и что их волнует. Потом она шептала на ухо Даниэлю факты и фактики, которые позволяли ему держать в узде своих девушек или же переманивать чужих в «Этуаль».
Скоро должна была начаться Неделя парижской моды, во Францию начали понемногу приежать американцы, и однажды за столом Даниэля появился человек, который потряс воображение Джиджи.
До встречи с Хиро Такамото Джиджи и не подозревала, что на самом деле ей не нравятся «крутые» мужчины. Толстая шея и гора мускулов – все это не для нее. Ее, оказывается, привлекал тонкий, чувственный тип, с легкой аурой разврата. Хиро был высок для японца. Длинноногий, гибкий, изящно-угловатый, он напоминал породистого щенка. На нем был дорогой костюм, белая рубашка с расстегнутым воротом, небрежно повязанный галстук. От него веяло какой-то опасной истомой. Узкие маленькие глаза, черные, как два уголька, казалось, замечают все вокруг до мельчайших подробностей. И если бы не его азиатские черты, он со своими манерами, с небрежно покачивающейся в уголке рта сигаретой вполне мог бы сойти за настоящего француза – этакий японский Ален Делон. Джиджи представила его на экране: вот он вскакивает и начинает палить по столу Даниэля из свого «кольта» сорок пятого калибра. Именно это и привлекало ее в Хиро больше всего: скрытая угроза. Токийский гангстер с Парк-авеню.
Хиро заказал ей «Блэк рашен» и спросил, откуда она приехала. Джиджи, не раздумывая, выложила ему все: и про утонувшего отца, и про депортированную обратно на Кубу мать, и про мачеху Елену, и про свое детство на Саут Бич.
– А ты кто? – спросила она.
– Да примерно то же, что и ты. Я родился в Осаке. У моей семьи там дело. Очень большое. Мой дед знаменитый Тадзу Такамото, будь он неладен. У нас несколько американских компаний. Мы их чуть ли не каждый день покупаем. И проект «Лебедь» тоже принадлежит Такамото.
– Так ты работаешь у отца?
– У деда. Отец погиб в авиакатастрофе, когда лайнер нашей компании врезался в землю. Но я не очень-то расстраиваюсь по этому поводу. Вот по матери скучаю. Она живет в Осаке. Мы редко видимся. Дед хочет, чтобы я женился и завел детей, ему, видишь ли, нужны наследники, продолжать дело Такамото в двадцать первом веке. Но я ни разу не встречал женщину, которая относилась бы ко мне, как моя мать. Современные женщины, они все такие независимые. А мне нужна рабыня.
Джиджи видела, что он сильно пьян. В Нью-Йорке она слышала сплетни о Хиро, о нем говорили, как о непутевом внуке Тадзу Такамото. Говорили, что он ведет себя совершенно не по-японски. Истории о дебошах в его квартире на Коламбас-авеню были притчей во языцех. Вообще-то нью-йоркцы уже знали, как надо обходиться с японцами. Скажем, если вам мешает шум, то нужно постучать в дверь японцу и сказать: «Добрый вечер, добрый вечер» – и так несколько раз, пока хозяин не спросит: «Чем могу быть полезен?» Тут надо сказать, что вы, мол, никак не можете заснуть. «Ах, вот как?» – «Да». Тут японец обычно, как бы между прочим, должен заметить: «Может быть, моя музыка вас беспокоит?» – «Да, вы знаете, мне кажется, это так». – «Так, может, мне сделать музыку потише?» – «Да, будьте добры, если можно, окажите любезность».
Хиро же обычно открывал дверь и с ходу начинал орать: «Какого черта вам надо?» Традиционный японский этикет подразумевает очень большую вежливость, никогда нельзя ничего требовать, нельзя отвечать «нет». Хиро же вел себя вызывающе, все время приказывал, и многим это очень нравилось.
– Если хочешь, – улыбнулась Джиджи, – я буду твоей рабыней.
Оказалось, это очень интересно. Роль послушной девочки была настолько чужда характеру Джиджи, что первые две ночи она наслаждалась новизной ощущений. Когда они лежали в постели, ей нравилось смотреть на их обнаженные тела в мягком свете лампы: сочетание цветов кожи потрясающее – ее черный кофе со сливками и его золотистая пшеница. Когда они обнимались перед зеркалом, она замечала, как красиво выглядят ее черные кудри на фоне его иссиня-черных гладких волос.
От его жестокостей горячая латиноамериканская кровь Джиджи мгновенно закипала. Вначале они занимались любовью медленно и тягуче, а на третью ночь он, вместо того, чтобы загасить окурок в пепельнице, положил его на обнаженную ягодицу Джиджи. Она подумала, что это он случайно, но, подняв глаза, увидела, как его губы искривились в сладострастной усмешке. Тогда она встала и впилась ему в лицо своими длинными, покрытыми кроваво-красным лаком ногтями. Он что-то истошно закричал по-японски. Потом выяснилось, что это слово означало «рабыня». Именно в этот момент, когда она перестала быть его рабыней и дала резкий отпор, Хиро почувствовал ни с чем не сравнимое возбуждение.
И Джиджи – тоже.
ЛОНДОН, 1994
В конце концов Армани все же не взял Тесс на свой показ, и она улетела в Лондон на Неделю моды, где сразу же получила много заказов. Ее пригласила Аманда Уокли, потом группа дизайнеров одежды «Новое поколение» на показ в универмаге «Харви Николс», потом Джон Рош, Томас Старвецки, Элли Чапеллино, «Солсбери Плэйн» и Элен Стори. В «Харви Николс» для показа переоборудовали ресторан на шестом этаже, рядом с супермаркетом, куда обычно ходил за покупками шофер и по совместительству нянька Лебеди Брайан Мерфи. За кулисами Тесс познакомилась с симпатичной американкой Кэсси, которая сразу же набросилась на нее, как только услышала ее имя.
– Я знаю твоего отца, у него газетный киоск в конце Эрлз Корт роуд. Он такой добрый. Я была в глубокой депрессии, только что приехала в Лондон. Работы не было. Томми никак не могла найти…
– Томми?
– Томми Лоуренс. Мой парень, видишь, вон он. Такой высокий, темноволосый, немного похожий на бродягу, с кольцом в носу. Мои родители, наверное, с ума бы сошли, если б узнали, что парень, с которым я встречаюсь, носит кольцо в носу! Мы вместе снялись в одном рекламном ролике и стали настоящими знаменитостями. Я заработала такую кучу денег, что самой не верится.
«А я потеряла столько, что просто страшно представить», – подумала Тесс. Но она не завидовала Кэсси. Американка такая наивная, открытая и беззлобная, что просто невозможно на нее сердиться или завидовать ей.
– А ты в каком шоу работаешь? – спросила Тесс.
– Ни в каком. Это Томми будет работать с «Копперуит Бланделл». Фетровые шляпы и льняные рубашки. Я просто пришла поболеть за него, это же его первый показ. В Париж его тоже пригласили.
Кэсси была за кулисами и на показе Джона Роша, который проходил в большом шатре перед Национальным историческим музеем.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46