Строго говоря, это верно вообще для всех моделей – и черных, и белых, поскольку судьбу модели всегда решает кто-то другой – клиент, агент, редактор модного журнала. Но у черной модели еще и дополнительная сложность – цвет кожи. И поэтому Барбара всегда очень хорошо чувствовала скрытое напряжение в душе своих цветных подопечных. Да, многие старались держаться самоуверенно и независимо, но в душе каждая, собираясь на очередной просмотр, знала, что ее могут ожидать страшные слова: «Нет, черные модели не требуют, спасибо». Вроде как в универмаге: «Извините, но с собаками вход запрещен».
Барбара по собственному опыту знала, что скромность в конечном счете куда полезнее для начинающих моделей – и для черных, и для белых. Сколько ни настраивай себя перед зеркалом – «Я пойду туда сегодня и непременно получу работу. Я именно та, кто им нужен», – надо учиться постоянно проигрывать, в случае отказа сохранять самообладание, не обижаться, вести себя вежливо и опять-таки скромно. Жесткость и напористость – это добродетели агента, а модель украшает скромность.
Девушки у нее в приемной были как раз двух разных типов.
Когда Барбара открыла дверь кабинета, Ирма Вашингтон сразу встала и вошла первой.
– Привет. Вот мой портфолио. Я составила его сама. У меня свой фотограф. И вообще я в курсе, как и что. Не могли бы мы уже сегодня начать? В какой журнал мне лучше пойти? Кстати, мой специалист по макияжу считает, что я смотрюсь классно.
Барбара полистала портфолио. Фотографии ужасные. Девушку нужно снимать совершенно иначе. Она достаточно стройна и сексуальна, впрочем, похоже, она это знает. Штучка с характером, может быть, даже слишком. С ней могут быть проблемы.
Другая девушка, коротко стриженная англичанка, вела себя прямо противоположно. Вошла, поздоровалась и вдруг зевнула.
Рука ее инстинктивно дернулась ко рту, в глазах мелькнул ужас.
– Извините, я, право, не знаю, что со мной такое… – Девочка была совершенно очаровательна – естественная, с застенчивой улыбкой и чудесной гладкой черной кожей.
– Пустяки, – ласково улыбнулась Барбара, – с кем не бывает. Позволь взглянуть на твои фотографии.
Эми протянула портфолио. Пока Барбара просматривала фотографии, она скромно молчала.
– Хорошие работы. Кто делал снимки?
– Друг моего парня. Он будет очень рад, что вам понравилось.
– Очень понравилось. Эми, поверни, пожалуйста, голову влево, так, теперь вправо. Чудесно. Покажи-ка руки. Замечательно. Так, теперь пройдись.
Шаг у нее прекрасный – легкий, естественный. Длинные ноги, длинные руки, грациозные движения.
– Боялась финала в «Плазе»?
Она быстро кивнула, и ее глаза снова испуганно распахнулись.
– Все нормально, – успокоила ее Барабара. – Как бы там ни было, самое главное – тебя очень многие увидели. Относись к этому, как к первому большому просмотру. Да так, собственно, оно и есть. А где ты остановилась, как устроилась?
– Грейс Браун нашла мне жилье на Спринг-стрит. Английская модель возвращается в Лондон, а я поселюсь в ее квартирке. На той же площадке живет супружеская пара, она с ними дружила и собирается познакомить с ними меня, чтобы они за мной присматривали. Я немножко побаиваюсь, потому что никогда не жила одна. Я вообще в первый раз уехала из дома.
Барбара написала на листочке номер телефона.
– Вот, возьми. Это домашний. Звони мне в любое время. Вообще-то мы будем с тобой работать, и, надеюсь, в агентство ты будешь приходить вовремя, но вдруг тебе нужно будет связаться со мной вечером? Где ты живешь, я знаю, собственно, это я посоветовала Грейс поселить тебя туда. Место спокойное, и эту супружескую пару я знаю. жена работает в журнале. Я позвоню им и попрошу за тобой присматривать. А сейчас поезжай домой и ложись спать, придешь сюда завтра в десять, и мы подумаем, с чего начать.
Они вышли из кабинета, и Барбара представила Эми Ирме.
– Рада познакомиться, – сказала Эми с вежливой улыбкой и протянула руку.
Ирма пожала ее с бесстрастным выражением на лице.
Так-так, подумала Барбара. Все это она уже видела не однажды: взаимная подозрительность среди черных моделей. Поскольку работы для темнокожих девушек немного, порой они смотрят друг на друга, как на конкуренток. Ирма уже сейчас ревниво оглядывает Эми, а ведь они даже еще не побывали ни на одном просмотре. В этом немалая вина и прессы, которая все время сравнивает черных девушек друг с другом. Почему нужно обязательно сравнивать Найоми и Тайру? Ведь они не сравнивают Клаудиу и Брэнди или Иман и Кристи. Старое рабовладельческое мышление: конкуренция между негритянской дворней и неграми-рабочими в поле. Всемогущий хозяин решает, кто лучше, а рабы просто на седьмом небе от счастья. Беда в том, что черные модели в Нью-Йорке прекрасно усвоили этот менталитет белых. В мире моды всем заправляют белые. И потому каждая черная модель в другой черной модели видит прежде всего конкурентку.
– Я очень рада, что в моем агентстве появились две такие красавицы, – сказала Барбара, переводя взгляд с Ирмы на Эми. – Вы совершенно разные, и, думаю, каждой найдется свое место.
Но Ирма не поддалась и, уходя, даже не попрощалась с Эми.
Эми грустно посмотрела ей вслед и едва слышно прошептала:
– Я буду молиться за нее. За нее должен кто-то молиться.
И за тебя, подумала Барбара, и за тебя тоже.
Эдвард П. Росс был черный и жил в Америке, которая четко поделена на классы. Поэтому он тщательно следил за тем, чтобы не уронить своего социального статуса. Пока что он работал исполняющим обязанности регионального менеджера в компьютерной компании «Ману Ком», но считал, что придет время, когда он из «исполняющего обязанности» превратится в полноценную фигуру в мире белых людей.
Но несмотря ни на что, он остался прежним черным «братишкой», «Крутым Эдди», как его когда-то называли в школе. Его жизнь делилась на две части, как, впрочем, и у всех. Все живут как бы в разных мирах, стараясь взять лучшее из каждого. Он работал в престижном районе и ходил на службу в восьмисотдолларовых костюмах, которых, впрочем, было у него всего два. Тем не менее положение обязывало, и он переехал из негритянского гетто Южного Бронкса в Сохо, в небольшую квартирку на Спринг-стрит, где жили в основном люди из мира моды. У него появились знакомые модельеры, и он частенько хаживал на предварительные – «для своих» – показы новых моделей одежды.
Вот и теперь знакомый модельер пригласил его на обед, «со своей девушкой». Но беда в том, что у Эдди не было девушки. По крайней мере такой, с которой можно было бы появиться в шикарном ресторане. Если он собирается подниматься вверх по сословной лестнице, то ему непременно нужна женщина, соответствующая положению. Рано или поздно придется подумать и о жене. Но пока надо что-то решать с обедом. Где же взять девушку? Погруженный в непростые размышления, Эдди открыл дверь в свой подъезд.
– Минуточку, подождите, пожалуйста…
Он обернулся. К нему обращалась высокая, стройная красавица. Эдди придержал дверь.
– Прошу. Входите. Вы тоже здесь живете?
– Только что приехала. На втором этаже. То есть нет, вы же нижний этаж называете первым. Значит, я живу на третьем.
Английский акцент! И въехала в квартиру фотомодели. Модель из Англии. Что может быть лучше для сегодняшнего обеда!
– Извини, сестренка, ты сегодня вечером не занята? Кстати, как тебя зовут?
– Эми. Эми Ла Мар. Очень рада с вами познакомиться.
– А я-то как рад, ты и не представляешь! Меня зовут Эдди Росс. Хочу пригласить тебя на обед в ресторан. Познакомлю с приятелями.
– С приятелями? Но, простите, мы с вами только что познакомились. Нет, извините, я не могу. Спасибо за приглашение.
Он положил руку на дверной косяк и загородил ей проход. Эдди был крупный мужчина. Большая голова, квадратное лицо, мясистые губы и тонкие усики. На зубах огромные золотые коронки, на толстом розоватом пальце – массивный золотой перстень.
– Ты хочешь обидеть меня, сестренка?
– Перестаньте называть меня сестренкой! – Эми дрожала от волнения. Перелет через океан, огромный незнакомый город – все это обрушилось на нее в один день, и нервы начинали сдавать. В незнакомом городе ей на каждом углу чудилась угроза, а тут этот огромный страшный человек пристает прямо у ее подъезда.
– Позвольте мне пройти. Я устала и хочу спать. Понимаете, я только вчера прилетела из Лондона.
– На этот раз я пропущу тебя. Но только на этот раз. Подумай хорошенько, когда мы сможем встретиться и спокойно поговорить… – И когда она уже поднималась по лестнице, низкий глубокий голос прошипел ей вслед:
– Се-сссс-тренка!
ЛОНДОН, 1994
– Я понимаю, это звучит глупо, но, может, к вам случайно заходил когда-нибудь парень по имени Томми Лоуренс? – Кэсси стояла у стойки бара лондонского кафе «Джо» на Дрейкотт-авеню и заискивающе смотрела на бармена.
– Эй, ребята, – крикнул бармен. – Некий Томми Лоуренс бывал у нас?
– У нас всяких Томми бывает по сто штук на дню. А кто спрашивает?
– Молодая девушка. Ищет возлюбленного. – Бармен заметил, как вспыхнула Кэсси, и успокаивающе добавил: – Не волнуйтесь, все устроится. Выпьете чего-нибудь?
– Диетическую коку, пожалуйста. Понимаете, я подумала, если он завсегдатай, то вы бы его запомнили.
– А может, я его и помню. В лицо. А имени могу и не знать. У вас нет фотографии?
Вот в этом-то все и дело! Кроме образа Томми, который, как живой, стоял у нее перед глазами, не было у Кэсси никакой фотографии. Она грустно покачала головой.
– Понятно. А почему, собственно, вы думаете, что он бывает именно здесь? – спросил бармен.
Было еще рано, народу в заведении было немного, и бармен вполне мог позволить себе поговорить с этой странной девушкой. Он тоже был отчасти романтик. Но когда Кэсси рассказала ему, что прилетела из Нью-Йорка на поиски молодого человека, с которым встречалась всего два раза в жизни и который с тех пор ни разу ей даже не позвонил, бармен сразу смекнул, в чем дело. Похоже, все эти байки про огромное поместье, про высокую должность в Сити, про вечера в роскошных кафе вроде «Джо», «Дафниз», «Фокстрот Оскар», «Трэмп» или «Сан-Лоренцо» – типичный блеф: девочке просто-напросто навешали лапшу на уши.
– Возвращайся-ка лучше домой, дорогая моя, – посоветовал он Кэсси. – Скорей всего твою иголочку надо искать в стогу где-нибудь на Манхэттене.
Если бы она могла вернуться домой! Но, уезжая из Нью-Йорка, Кэсси сожгла за собой все мосты. Теперь она Кэсси Дилан. А Кэсси Зиммерман больше не существует. Последние дни в Нью-Йорке мать только и знала, что повторять:
– Не расстраивай отца, Кэсси. Заклинаю тебя, не расстраивай отца.
Какая чушь! Да разве она хотела причинять ему боль? Когда она по радио услышала о землетрясении в Лос-Анджелесе, сразу же прибежала из своего общежития домой, даже в агентство не позвонила и не предупредила. Мать была в истерике, собирала чемодан, собиралась лететь в Калифорнию. У Эла Зиммермана случился сердечный приступ.
– Его отец тоже умер от сердца, – подливала масла в огонь Дорис Зиммерман.
Однако все обошлось, и отец Кэсси выкарабкался. Но печальный опыт придал ему решимости. Пора наконец уезжать из Калифорнии. При первой же возможности он прилетел в Нью-Йорк. Доктора в один голос твердили: он еще хорошо отделался, но теперь – полный покой, никаких споров, никаких волнений.
Поэтому, когда Кэсси попросила у отца денег на поездку в Лондон, якобы для того, чтобы начать карьеру фотомодели (а на самом деле, чтобы найти Томми Лоуренса), и Эл пришел в ярость от этой идиотской затеи, Кэри Зиммерман отвела дочь в сторонку и заговорила с ней таким решительным тоном, которого Кэсси от матери никак не ожидала.
– Как ты можешь сейчас соваться к отцу с такими просьбами? – отчитывала ее мать. – Ты слышала, что сказал доктор? Ведь он при тебе это говорил. Неужели фотомодельные бредни так задурили тебе голову, что ты перестала понимать обычный английский язык? Я завтра же позвоню в это твое агентство и скажу, чтобы они вычеркнули тебя из всех своих списков. Ты останешься дома и будешь помогать мне ухаживать за отцом.
В этой ситуации Кэсси повела себя, конечно, не лучшим образом, но в глубине души винила в этом не только себя. Как большинство детей из Беверли Хиллз, она была капризной и избалованной, но, в конце концов, ведь не она же себя воспитала такой, а родители. И если она свято держалась принципа «вынь да положь», то ведь научилась-то она этому в детстве, сидя на коленях у папочки. Кэсси прекрасно умела вить из отца веревки и рано или поздно выжала бы из него деньги на поездку в Лондон. Надо было просто расписать, как это важно для его любимой дочери, и как она ему будет благодарна, и как она этого никогда не забудет, и так далее, и тому подобное. Кэсси давно заметила, что обладает куда большей властью над отцом, чем мать. Но та вдруг проявила неожиданную твердость. С этой новой Кэри Зиммерман сладить было не так просто, и Кэсси решила применить новую тактику.
Однажды вечером, когда они вместе с матерью готовили на кухне обед, Кэсси, как бы между прочим, спросила:
– Бабушка говорила тебе, что мечтает дожить до того момента, когда сможет обнять маленького внучка?
– Еще бы. И не раз. Она просто задвинута на этом.
– Интересно, а что она скажет, если узнает о судьбе моего нерожденного ребенка?
– Кэсси… Не может быть… Ты шутишь? Неужели ты рассказала ей про аборт?
– Пока нет. – Кэсси отодвинула морковку и принялась резать лук. – Ох, глаза ест. Ничего не вижу от слез. Как хорошо было в Калифорнии, когда всем этим занималась Анджелина!
– Кэсси, не крути. Что ты задумала? Бабушка сойдет с ума. Ты ни в коем случае не должна рассказывать ей об этом! Твой отец этого не переживет!
– Что ты так разволновалась, мамочка? Никому я ничего не рассказывала. Я просто хочу еще раз поговорить с отцом о поездке в Европу.
Но мать действительно сильно изменилась в последнее время – Кэсси даже и не подозревала насколько. Кэри была полностью поглощена заботами о муже и потому взяла инициативу в свои руки.
– Эл, я решила сама поговорить с тобой, обещай, что ты не будешь волноваться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46