Тем не менее, меня не оставляла надежда, что она каким-то чудесным образом справится до того, как я выйду в эфир. Было бы очень приятно узнать о том, что какая-то часть нашего плана успешно реализовалась еще до того, как я перешел Рубикон. Но новости не поступили, и я взял гитару.
Когда я проходил мимо большого монитора, на нем крутили рекламный ролик. Розовощекие тинейджеры и столь же юные на вид взрослые, отдыхали на природе, читая Священное писание и тренируясь в стрельбе. Все выглядело очень мило, ну совсем как у бойскаутов. Правда эти бойскауты были вооружены штурмовыми автоматами и носили каски вкупе с бронежилетами.
Для меня подготовили табурет и микрофон. Я уселся и положил гитару на колени. Ненавижу выступать на телевидении. Оно меня всегда страшит, хотя я, в общем, ничем не рискую. В живой аудитории я чувствую себя гораздо свободнее. Там люди смеются, аплодируют и массой других действий дают вам понять, нравится ли им ваше выступление. Это всегда заводит. На телевидении у вас нет никакой обратной связи. Миллионы зрителей могут взирать на вас с ненавистью, а вы так ничего и не почувствуете.
Испытав мгновенную слабость, я подумал, что для исполнения, наверное, следовало бы выбрать другую, не столь вызывающую песню. У меня еще было время, чтобы пойти на попятную. Но, с другой стороны, раз уж я это затеял...
На мониторе радостные "бойскауты" вели огонь из автоматов по силуэтам людей, правда, люди эти имели рога и хвосты.
Ради дела, в которое веришь, иногда приходится идти на риск. Я взглянул на Линду. Она все еще торчала в контрольной будке, давая последние указания одному из техников. Уловив, видимо, мое напряжение, она поймала мой взгляд, улыбнулась и подняла вверх большой палец. Слава Богу. По крайней мере, какая-то часть нашей задумки развивается согласно плану.
Кто-то из операторов, появившись у края сцены, поднял руку и начал отсчет:
- Пять, четыре, три...
Последние две секунды, оставшиеся до начала передачи, он молча показал на пальцах.
Зах удалился со сцены, чтобы выпить водички или чего-нибудь покрепче, и представляла меня любознательная Сэнди.
- Привет, ребята! Во-первых, благодарю вас за то, что вы смотрите "Час Искупления с Захарией Стоунуоллом", который дарит вам Служба новостей БТС, что, как вы знаете, обозначает Баптистская Телевизионная Сеть. Вчера вечером состоялась церемония вручения наград победителям Фестиваля христианской музыки, и первый приз за лучший мужской вокал получил присутствующий здесь Джастин Вэйр!
Я поклонился, стараясь держаться, как можно естественнее, поскольку передо мной уже зажглась надпись "Эфир", а на камере светился красный рабочий огонёк.
- Привет всем, - бросил я, и тут же пожалел об этом. Терпеть не могу, когда подобное случается. Обычно я говорю без всякого акцента, но стоит мне немного разволноваться, как из меня начинает переть южный говорок моей матушки. А этим вечером я нервничал даже гораздо больше, чем обычно.
- Сейчас вы услышите песню, которая не вошла в мой последний альбом. Эту небольшую вещицу и начал напевать лишь пару дней тому назад. Надеюсь, она вам придется по вкусу.
Я посмотрел вниз на гитару.
Не смей думать о том, что камера смотрит тебе в лицо!
Забудь о той глупости, которую ты только что сморозил!
Не думай о том, что с тобой будет, когда кончится песня!
Сосредоточься!
Я закрыл глаза и попытался отгородиться от внешнего мира. Затем мои пальцы коснулись гитарных струн.
До сей поры это представляется мне каким-то чудом. Вы касаетесь пальцем одной единственной струны, и родится чистый и красивый звук. Поплыла мелодия и я забыл о себе, целиком растворившись в музыке.
Библия утверждает, что можно раствориться в Боге. Может быть, именно поэтому я никогда не воспринимал Бога, как личность с человеческим лицом и другими атрибутами человека. В другом человеке раствориться невозможно. Кроме того, Бог вовсе не похож на тех, кто вдруг возникает перед вами во плоти. Бог всегда казался чем-то похожим на музыку. Музыку тихую, едва слышную, но такую прекрасную, что вы ощущаете её всем своим естеством. И именно в такой музыке вы иногда можете раствориться.
Я распахнул душу, и в эфир полетели слова:
Мне с юных лет родители твердили,
Что счастливы все те, кто Бога возлюбили.
"Будь добр и честен, и люби Творца
Сильней, чем любишь маму и отца.
Послушай наш родительский наказ,
Люби Творца, который создал нас.
Иначе сгинешь без следа, как комнатная муха,
Люби равно Отца и Сына и Святого Духа".
Но как сказать: "Да, я люблю Его",
Когда о Нем не знаешь ничего,
Что думает, как выглядит, что говорит,
Как веселится и каков, когда сердит?
Читал я Библию и вдоль, и поперек,
И много важных сведений я из неё извлек.
О книжниках, царях и о пророках,
О странниках, застигнутых злым роком.
Узнал я о чуме, о саранче, о гладе и о море,
О том, как древние одежды рвали в горе,
О том, как кит какого-то пророка проглотил
О рыбах, о пяти хлебах, и кто кого родил.
Узнал, что соляным столпом супруга Лота стала,
Бранились как евреи, хотя такое им и не пристало.
Прознал я многое о хеттах и о фарисеях,
Но то, что это значит всё, не стало мне яснее.
Писанье изучив, остался я в печали,
Теперь я понимал чуть меньше, чем вначале.
Остался без ответа извечный мой вопрос:
Ну почему, Создатель, ты нам не кажешь нос?
Чтоб Бога увидать, нужны большие знания;
Я в колледж поступил, дабы понять Писанье.
Там выучил я греческий, латинский и иврит,
Языки, на которых никто не говорит.
Но Ты опять пред мной не появился,
Поведай мне, Творец, на что Ты рассердился.
Быть может ты решил, что Твой закон таков?
Иль Ты, о, Всемогущий, устал от дураков?
Тебе, Отец Небесный, подвластны чудеса,
Ты телефоны ведаешь, а так же адреса,
Сними скорее трубку и сообщи всем ясно,
Где нам тебя искать, и будет всё прекрасно.
Как только мы услышим могучий голос твой,
Так сразу же колена преклоним пред тобой.
Но мы напрасно просим, ответа нет и нет,
Хотя и есть такие, кто знает твой секрет.
Отправился к монахам я, попам и богословам,
Меня молил я просветить хоть делом иль хоть словом.
Просил я их ответить попроще без затей,
За грех какой Отец Святой осиротил детей.
Но не сошлись они ни в чем по всем догматам веры,
Что истиной считал один, другой считал химерой.
По всем святым вопросам их мненья разошлись;
Вначале просто спорили, потом передрались.
Встают войной народы под знаменем Твоим,
Так почему ж не крикнешь грозно Ты слово "Баста!" им?
Ты мог бы к ним явиться, когда бы захотел,
Но Ты привык лениться, иль просто ни у дел?
Укрылся я в пустыне и стал в ночи рыдать,
От слез я утомился и завалился спать.
Проснулся я с улыбкой, понявши наконец,
Всё то, что Ты задумал для нас Святой Отец.
Х Х Х
Вдохнувши в наши души искру жизни.
Велел Ты возлюбить детей Твоих, и, чтобы их любя,
И в радости великой, и на скорбной тризне,
Мы, глядя в их сердца, там видели Тебя.
Ведь в мире нет народов выше или ниже,
И все мы дети одного Отца.
Лишь становясь друг другу ближе,
Мы начинаем понимать Творца.
Мои пальцы взяли два последних аккорда, и те долго умирали, плавая в студии. Некоторое время в помещении висела тишина, а затем оно взорвалось приветственными воплями и аплодисментами. Нельзя сказать, что они прозвучали для меня неожиданно, особенно с учетом того, что перед зрителями вспыхнула надпись, призывающая их к овациям.
Я отвечал публике вежливыми кивками. Аплодисменты прервала какая-то реклама, и красный огонек на камере погас. Девица телеоператор выглянула из-за своей аппаратуры, чтобы получше меня рассмотреть. Мне казалось, что она спрашивает меня взглядом, осознаю ли я то, что натворил.
На сцену вернулся Захария. Предполагалось, что после завершения песни у нас состоится беседа, поэтому я направился к стулу рядом с тем, на котором обычно восседал он. Он одарил меня взглядом, от которого кровь заледенела в моих жилах.
- Мистер Вэйр, не могли бы перекинуться парой слов за кулисами? произнес он с такой холодной вежливостью, что я снова ощутил себя нашалившим школяром, представшим перед директором школы.
- Конечно, Ваше преподобие сенатор, но разве мы не должны...
Перед нами возникла работница студии.
- Передача возобновляется через пять, четыре, три...
- Гоните следующий ролик! - взревел Захария.
На какое-то мгновение мне показалось, что девицу сейчас хватит удар. Однако она сумела оправиться, и начала что-то кричать в микрофон, подавая отчаянные знаки своим сидящим в будке коллегам.
Стоунуолл обнял Сэнди за плечи и поставил перед камерой.
- Прикрой меня, если понадобится, - сказал он и отправился за кулисы. Я последовал за ним.
Как только мы скрылись за звуконепроницаемыми дверями, Его преподобие повернулся, сграбастал меня за отвороты куртки и прошипел:
- Это что ещё за фокусы, дьявол тебя побери?!
- Я... я... - забормотал я, пытаясь изобразить изумление. Изумление это было наигранным, но страх, который я испытывал - вполне реальным. - А что я такого натворил?
- Ты прекрасно понимаешь, что сотворил!
Да, я все прекрасно понимал, потому что, говоря юридическим языком, действовал преднамеренно и сознательно, с целью причинить вред. Я не заслуживал прощения, так как не только выступил против учения Стоунуолла, но и использовал в своих гнусных целях его шоу. Я сделал своим врагом самого могущественного человека Христианского Союза.
- Ты представляешь, мальчишка, что я могу с тобой сделать?
Вообще-то я прекрасно представлял, на что способен Зах, но он все же решил поделиться со мной своими планами. Я же прикидывался полоумным, что, надо сказать, не требовало больших усилий.
- Держись подальше от нашей студии, там тебя никогда не будут записывать. Насколько мне помнится, в нашем контракте имеется упоминание о моральных принципах.
Я не ученый физик и не ракетчик. Я простой парень, но я вполне способен увидеть опасность, когда она накатывает со скоростью девяносто миль в час.
- ...кроме того, черт побери, мы сможем устроить специальный репортаж о коррупции в музыкальном мире. И звездой программы станет некий Джастин Вэйр.
Если Его преподобие сенатора Стоунуолла не остановить, то он ввергнет мир в гражданскую войну. Во имя Бога он заставит христиан истреблять друг друга.
- Ты понимаешь, что я способен мгновенно положить конец твоей карьере? Стоит мне объявить, что ты - орудие Сатаны, и тебя тут же разорвут на куски.
Итак, кто-то должен остановить сенатора Стоунуолла, и, к моему великому сожалению, этим человеком оказался я.
- ...и не думай, что дело ограничится только Баптистской сетью. У меня масса друзей, которые работают в других средствах массовой информации...
Нравится ему или нет, но у меня довольно много поклонников, и кроме того Господь сподобился наградить меня харизмой, хотя, возможно, слегка и поскупился на умственные способности. Впрочем, невысокий коэффициент умственного развития иногда из недостатка может превратиться в достоинство.
- ...и все это произойдет еще до того, как я обращусь к своим адвокатам. А они...
Весь прошлый год я самым тщательным образом создавал себе репутацию слегка туповатого и немного наивного типа. Мне это, видимо, удалось, потому что в некоторых кругах стали шептаться: "Он такой бесхитростный, бедняжка. Все его дела ведет Линда, у которой есть хватка. Она крутит им, как хочет... так почему бы и нам им не покомандовать?" В итоге в Христианском союзе у меня появилось полдюжины влиятельных друзей, каждый из которых уверен в том, что обвел меня вокруг пальца.
- ... и если это не грубейшее нарушение контракта, то я не знаю, что это такое.
Мои могущественные сторонники на песню не рассердятся, поскольку не во всём согласны с Стоунуоллом. Часть из них просто завидует его славе и власти, и их не огорчит, что великого Заху слегка щелкнули по носу. "Это была лишь невинная ошибка бесхитростного юнца", скажут они.
- Ты все понял, придурок? Тебе крышка!
Стоунуолл сидит в центре организации и дёргает за все ниточки. Но что может случиться, если вдруг появятся порочащие его сведения. Партии придется подыскивать себе нового вождя, и это, наверняка, будет достаточно далекий от него человек, которого не скомпрометирует крушение прежнего лидера. Не исключено даже, что во главе партии станет его враг - политик достаточно популярный, чтобы консолидировать организацию на время кризиса. В то же время мои влиятельные друзья, по возможности, постараются привести к власти человека, которого можно было бы держать в узде.
- Ни одна Христианская радиостанция не будет транслировать твою музыку!
Для того, чтобы увести партию от края пропасти, потребуются годы.
- Ни один Христианский журнал не упомянет твоего имени!
Возможно - десятилетия. Очень не просто превратить то воинственное чудище, в которое превратилась партия, в организацию, призванную выполнять миссию, возложенную Христом на своих последователей и учеников.
- Все студии захлопнут перед тобой свои двери!
Накорми голодных. Одень нищих. Увлекай за собой людей благородным примером, а не загоняй в свои тенета устрашением.
- Ты кончишь тем, что будешь выступать в грошовых пивных и вонючих барах!
Дверь распахнулась, и в помещение ворвалась Линда. Стоунуолл даже не попытался прервать свою тираду, но Линда не из тех, кто позволяет кому бы то ни было встать на её пути.
- ПРЕПОДОБНЫЙ СЕНАТОР СТОУНУОЛЛ! - заорала она, перекрывая его голос. - У меня создалось впечатление, что вам не очень понравилось выступление моего клиента. Я не ошиблась?
- Ах ты шлюха треклятая! Ты же прекрасно понимаешь, что вывело меня из себя!
Ого. Весьма красочный и выразительный язык. Те, кто когда-либо работал с ним в студии, знают, что такое приступы ярости Его преподобия сенатора. Но эти приступы никогда не возникали, когда могли нанести ущерб его образу в глазах публики, и, тем более, перед камерой.
- Нет, сэр, я этого не знаю, - ответила Линда.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80