Лотти, быстро взглянув на девушку, оценила и ее платье, и кружева, и роскошные локоны. Неожиданно даже для самой себя она расплылась в приветливой улыбке.
– Мисс О'Мэлли, меня зовут Женевьева, – объявила темноволосая девушка. – А это мой отец, мистер Слокум, – добавила она, изящным движением коснувшись локтя своего отца.
– Приятно с вами познакомиться, – кивнув, ответила Лотти, которая была рада увидеть в городе доброжелательные лица.
Когда ее высадили перед дверью магазина, она почувствовала себя потерянной и приближалась к магазину в страхе, что станет объектом насмешек. Ей подумалось, что люди в городе могут не одобрить, что она живет в такой близости от Джона Тиллмэна. Поэтому Лотти очень не хотелось, чтобы горожане слишком уж заинтересовались ее особой.
То, что Женевьева оказалась так доброжелательна, явилось приятным сюрпризом, и Лотти была искренне благодарна этой девушке. Она сняла перчатки – осторожно, чтобы не повредить заштопанные места, – и аккуратно убрала их в сумочку, защелкнув металлические застежки. Потом, протянув руку, предложила дочери хозяина лавки свою дружбу.
Женевьева улыбнулась и легонько пожала протянутую руку Лотти. Ее кудри взметнулись, когда она, широко улыбаясь, повернулась и посмотрела в обветренное лицо отца.
– Я сама обслужу мисс О'Мэлли, если ты позволишь, папа, – пропела девушка своим мелодичным голоском.
Харви отступил назад с добродушной улыбкой, как бы давая понять, что не может не исполнить просьбу дочери. Он взглянул на Лотти, по-прежнему улыбаясь.
– Женевьева подберет для вас все, мисс О'Мэлли, – сказал мистер Слокум, подходя к дочери.
– Так, – сказала Женевьева, положив ладони на прилавок и глядя в список Лотти. – Что же вам необходимо?
Лотти подвинула к себе листок, и ее палец заскользил по строчкам, выписанным ровным округлым почерком.
– Ну… все, – улыбнулась она. – Боюсь, что запасы мистера Тиллмэна сильно истощились.
Женевьева бойко улыбнулась, показав два ряда прекрасных ровных белых зубов. Ее глаза загорелись, когда она просмотрела весь список.
Разница между двумя девушками бросалась в глаза. Лотти в своем простеньком темном платье, сшитом по той же выкройке, что и все ее остальные платья, походила на неприметную серенькую курочку, только яркие цветы на полях шляпы вносили хоть какие-то краски в ее наряд. Яркий наряд дочери лавочника полностью затмевал ее.
Сравнив себя с Женевьевой, Лотти улыбнулась, вскинув голову. Она знала, что у нее хорошие зубы. Сильные и крепкие, как и вся она – ладная, с округлыми формами. Но сможет ли она когда-нибудь так же свободно распустить свои локоны? Или надеть такое же чудесное платье, украшенное крахмальными кружевами? Лотти очень в этом сомневалась.
«Все мы обходимся по возможности тем, чем нас Господь снабдил» – так говорила Эгги Конклин, и Лотти всегда следовала ее совету. То, что Господь не захотел снабдить ее одеждой из канифаса или батиста, являлось непреложным фактом. То, что она носила грубые ботинки, а не из мягкой кожи, ласкающей лодыжку, тоже было фактом. Но, напомнила себе Лотти, цель ее визита в магазин не в том, чтобы сравнивать себя с девушкой, которая ее сейчас обслуживала.
– Мне нужно много чего, – бормотала Лотти, скользя пальцем по листу. – Может быть, нам лучше начать с главного… мука, сало, овощи и фунт кофе.
– Возьмите пять фунтов кофе, – произнес за ее спиной мужской голос, и Лотти почувствовала, как от этих слов Джона Тиллмэна румянец проступает у нее на щеках. – Я люблю хороший крепкий кофе, – неторопливо объяснил он улыбающейся Женевьеве, – и много.
Лотти обернулась.
– Я не думала, что увижу вас здесь, – тихо сказала она.
– Просто проверяю, как тут у вас, – улыбнулся он. – Все в порядке?
Она с удивлением смотрела в его лицо. Его губы растянулись в смущенной улыбке, и он пожал своими широкими плечами, при этом ткань рубашки плотно обтянула его развитую мускулатуру.
– У меня все в порядке, – заверила она его. – Мисс Слокум обещала подобрать все, что нам нужно.
– Добрый день, Женевьева, – произнес Джон, приветствуя улыбающееся создание за стойкой. При этом он снял с головы шляпу и кивнул.
Когда она улыбнулась ему в ответ, ее глаза потеплели и губы дрогнули.
– Мне не представилось случая сказать об этом на похоронах, – мягко проговорила она, – но мне ужасно жаль Джеймса и его детей, ведь малыши остались совсем одни…
– Они не одиноки, – сказал Джон с улыбкой. – У них есть я. И теперь у них есть Лотти. У нас все в порядке, – решительно произнес он.
– Да, я вижу, – ответила Женевьева, и глаза ее зажглись теплым светом.
Она задумчиво посмотрела на стоявших перед ней мужчину и девушку. Затем отвернулась и потянулась к большой жестяной банке, стоявшей на полке.
– Пяти фунтов сала достаточно? – спросила Женевьева, глянув через плечо на Лотти.
– В самый раз, – ответила девушка. Она показала на большую жестянку над головой Женевьевы. – Мне еще нужны пекарный порошок и ванилин.
– Джон, если вы вернетесь через пятнадцать минут, я соберу все, что вам нужно. – Женевьева повернулась, чтобы положить продукты на прилавок.
– Мне еще понадобится ящик яблок, – сказал он, отходя от Лотти. – Их надо взвесить?
– Нет, папа продает их на объем, – ответила Женевьева, нагибаясь за упаковкой сахара на нижней полке.
– Нам нужно где-то с бушель яблок, – сказал Джон.
Взяв один из больших красных плодов, он отер его о рубаху. Зубы Джона впились в яблоко, и тоненькая струйка сока побежала по его подбородку. Он прикрыл глаза, наслаждаясь замечательным вкусом.
Лотти как зачарованная глядела на мужчину, жующего яблоко; ее взгляд был прикован к капле сока, которая скрылась в ямочке на его волевом подбородке.
Наконец Джон поднял руку, и его указательный палец ловко смахнул каплю сока с подбородка. Глаза его открылись и встретились с глазами девушки, которая не могла отвести от него взгляд.
Его челюсти снова медленно задвигались; крепкие зубы вгрызались в терпкую мякоть, а ноздри чуть подрагивали. Джон прищурился, заметив, что Лотти наблюдает за ним.
Лотти почувствовала в груди странное тепло, не имевшее ничего общего с температурой воздуха в лавке. Но это было и не из-за юбок, и не из-за шали на плечах. От самого низа живота, где, по словам мисс Эгги, находились главные женские органы, пришел жар, распространившийся по всему ее телу. Услышав неровные удары своего сердца, Лотти подняла к горлу дрожащую руку. Глядя на Джона, она чуть приоткрыла рот, чтобы перевести дух, и провела языком по пересохшим губам.
Он не мог оторвать глаз от стоявшего перед ним создания. Хотя она выглядела зауряднейшей девушкой от кончиков темных дешевых ботинок до дурацкой шляпы на голове, – но он знал: ее грубые тяжелые башмаки – месильщики грязи – скрывали пару соблазнительных ножек. А под украшенным цветами легкомысленным сооружением, красовавшимся у нее на голове, лежала корона золотых волос, которые, он знал, наверняка заканчивались ниже талии. Он видел их неистово вьющимися, когда она вставала с постели в то памятное утро. И хотя о ее теле можно было только гадать, он чувствовал, что с радостью заключил бы его в свои объятия, если бы представилась такая возможность.
Ее розовый влажный язык скользил по припухлой нижней губе. Взгляды их встретились, и он понял, что в глазах ее не женское кокетство, а выражение невинности и стыдливости.
Лотти снова судорожно сглотнула и опустила ресницы, теперь уже глядя только на свои руки, которые она сцепила замком у талии. Девушка почувствовала, как сердце ее вдруг забилось в бешеном ритме, готовое вырваться из груди. Джон смотрел на нее так странно, словно догадывался о вихре мыслей, проносившемся в ее пылающей голове. Наверняка он подумал, что она испорченная, невоспитанная девчонка, которая пялится на мужчин с раскрытым ртом.
Лотти глубоко вздохнула, и ее изумление еще более возросло, когда она уловила исходивший от него аромат… запах опаленной жарким солнцем мужской кожи, запах, походивший на мускусные духи. Она с трудом отогнала эти навязчивые мысли, приводившие ее в смятение, и снова повернулась к прилавку.
В глаза ей бросилась мягкая загадочная улыбка, игравшая на губах Женевьевы, когда та дружески говорила с мужчиной, возвышающимся за ее, Лотти, спиной.
– Возьмите себе корзину в кладовой, Джон, – говорила Женевьева. – Вернете ее, когда в следующий раз будете в городе.
Джон кивнул и выдохнул прямо в затылок Лотти. Он смотрел, как слабое дуновение воздуха распушило короткие волоски, вьющиеся над нежной кожей ее шеи. Затем, нахмурившись, отошел.
Его губы кривились в язвительной усмешке. Он шел в заднюю комнату искать корзину для яблок и мысленно ругал себя: «Проклятый дурак». Он ругался и когда пытался отцепить одну от другой две корзины, которые упорно не отцеплялись. «Упрямый осел, – подумал он, выпрямившись и закрыв глаза. – Слишком давно без женщины, если такая невзрачная пташка, как эта, может пробить мою мужскую оборону без особых усилий».
Джон прошел обратно в лавку с корзиной в руках. Он мужественно не обращал внимания на двух девушек, тихо беседовавших у прилавка. Поставив корзину на деревянный пол, он наполнял ее яблоками, осторожно укладывая каждое, чтобы они не побились при перевозке. Потом выпрямился, поднимая груз. Наконец посмотрел на Лотти.
– Я вернусь, чтобы донести продукты, – сказал он сухо.
Прежде чем Лотти успела обернуться, Джон уже вышел из лавки, толкнув тяжелую дверь плечом, и прогромыхал вниз по деревянным ступенькам.
Лотти улыбнулась Женевьеве.
– Должно быть, Джон очень торопится. Он говорит так, будто я его немного задерживаю, – добавила она извиняющимся тоном.
Пробегая пальцем по списку, Лотти проверяла, не забыла ли чего. Затем, взглянув на рулоны ткани у дальней стены, мысленно прикинула, сколько денег уже истрачено.
– Если там хватит, я бы хотела выбрать отрез набивного ситца для Сисси, – пробормотала она, открывая сумочку и высыпая монеты на блестящий ореховый прилавок.
Женевьева наклонила свою темноволосую головку и начала складывать колонки цифр, стройные ряды которых маршировали на бумажном пакете, где она записывала заказы Лотти. Сосчитав деньги, Женевьева подняла глаза и с одобрением взглянула на Лотти.
– Осталось довольно много. Давайте пойдем и подберем что-нибудь.
Они шли – каждая по свою сторону от разделяющего их прилавка, – пока не оказались у стены, где аккуратными рядами были выставлены товары. Лотти нетерпеливо потянулась к льняной ткани в белую и розовую полоску, но потом поджала губы, дотронувшись до ее кромки. Со вздохом сожаления она коснулась пальцами бежевой ткани с мелкими синими и зелеными цветочками.
– Думаю, это больше подходит, – решительно кивнула Лотти. – Она не такая маркая, а к Сисси грязь пристает, как блохи к собаке.
Женевьева неохотно согласилась с этим решением и быстро отрезала кусок ситца, выбранный Лотти. К ситцу они добавили катушку ниток и набор пуговиц. Затем несколькими быстрыми привычными движениями Женевьева завернула покупки в лист коричневой бумаги, который отрезала от рулона на прилавке, и завязала свисающей с потолка бечевкой.
Лотти положила руку на упаковку и искренне поблагодарила девушку, которая отнеслась к ней с таким вниманием и доброжелательностью.
– Я с нетерпением буду ждать новой встречи с вами, Женевьева, – улыбнулась она.
– Джон обычно ходит в церковь по воскресеньям, – сказала темноволосая девушка. – Может, и вы захотите прийти с ним. И дети тоже привыкли встречаться в городе с друзьями.
Лотти, смутившись, понизила голос.
– Я думала, пастор уехал из города, – проговорила она, быстро оглядываясь, чтобы убедиться, что их никто не слышит. Щеки Лотти порозовели, она была в замешательстве. – Вы, конечно, знаете, что… – У нее в голове никак не укладывалось, что столь добродетельный человек мог ее предать, и слова давались ей с трудом.
Женевьева молчала, сосредоточенно рассматривая свои ногти, так что было ясно, что она, конечно же, знает об этой истории. Наконец, не поднимая головы, она проговорила:
– Он приехал сегодня утром, вы разве не знали?
Лотти сглотнула комок и посмотрела в сторону двери, как если бы боялась, что этот человек может в любой момент появиться в лавке.
– Нет, я не знала, – с трудом выговорила она. Женевьева настороженно взглянула на свою покупательницу.
– Ну, в общем, он приехал, – сказала она. Затем, подтолкнув к Лотти одну из коробок, добавила: – Джон может взять это, когда вернется, а я возьму вот это. – Взяв меньшую упаковку, она встряхнула своими черными кудрями и сменила тему разговора: – Не могли бы вы подержать мне дверь, Лотти?
Обогнув прилавок, Женевьева направилась к широкой застекленной двери, выходившей на деревянный тротуар.
Джон, уже нагрузивший коляску, коротко кивнул Женевьеве перед тем, как подсадить Лотти. Коляска почти тотчас тронулась, и Лотти, обернувшись, помахала рукой своей новой знакомой. Затем оправила платье и приготовилась к поездке обратно на ферму. Джон, сидевший рядом с ней, щелкал поводьями и издавал гортанные крики, которые лошадь явно понимала. Когда кобыла пошла быстрее, Лотти пришлось ухватиться за край сиденья.
Взволнованная присутствием мужчины, в молчании сидевшего рядом, Лотти, не привыкшая сама заводить разговор, тоже помалкивала с вежливым выражением лица, решив, что терпение – именно та добродетель, которую сейчас и следует проявить.
Колеса плавно катились по дороге, лошадь бежала резво, а девушка любовалась окрестностями. По обеим сторонам коляски поля чередовались со свежевыкошенными лугами. Несколько раз мелькали глубокие колеи, уходящие в сторону от основной дороги. Один раз она даже хотела спросить Джона о них, но удержалась от вопроса.
Обернувшись, Лотти взглянула на детей, сидящих рядышком на заднем сиденье: Сисси вплотную прижималась к брату. Детям было тесно, так как весь пол и часть сиденья занимали коробки с провизией и прочие покупки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37