Женевьева сжала свои тонкие пальцы и умоляюще посмотрела на Лотти.
– Ну да, – пролепетала она.
Лотти вскочила. Ноздри ее раздувались.
– Так значит, по-настоящему он не хотел на мне жениться? Он делал предложение вынужденно?
– Он хотел поступить честно, Лотти, – печально сказала Женевьева. – Не важно, какие чувства он испытывал ко мне. Он сказал, что он женится на тебе, сдержит свое обещание.
Лотти засопела, стиснув зубы, раздираемая противоречивыми чувствами. Разочарование оттого, что она узнала о Стивене, было огромным, и оно больно било по самолюбию. Она поняла, что была для него обузой, что ей делали предложение неискренне, через силу. Но тут же теплая волна разлилась по ее телу от осознания того, что она сделала правильный выбор. Предложение Джона спасло ее от роковой ошибки. С чувством брезгливости Лотти вдруг представила себе интимную сторону супружеских отношений со Стивеном Бушем. По правде сказать, она даже вообразить не могла, чтобы он целовал ее, чтобы от его ласк, как от ласк Джона, бешено колотилось сердце, слабели и подгибались ноги. Жизнь в доме приходского пастора казалась ей такой привлекательной, когда она жила в Бостоне и когда ехала сюда. Но все это не шло, ни в какое сравнение с простыми радостями той жизни, которую она обрела здесь, в маленьком доме с Джоном и детьми.
– Значит, я хорошо сделала, что отказала ему, – сказала Лотти, снова усаживаясь на стул. – Я очень рада, что он любит тебя, Женевьева. Я бы очень хотела, чтобы Джон любил меня так же.
– О, он тебя любит, Лотти! Ты бы видела его, когда он покупал тебе одежду и ботинки, выбирал материал для свадебного платья. Он о тебе искренне и нежно заботится, поверь мне.
Лотти покачала головой:
– Да нет, ему просто нужен был кто-то, чтобы присматривать за детьми. Я подозреваю, что он никогда и не женился бы на мне, если бы обстоятельства так не сложились.
Лотти погрустнела, вспомнив о событиях сегодняшнего утра. Она пожала плечами и глубоко вздохнула.
– А причина, по которой он на мне женился, эта причина теперь где-то на пути в Сент-Луис. А я вот тут замешкалась…
Женевьева замотала головой:
– Ты ошибаешься, Лотти! Ты увидишь, Джон обязательно найдет способ вернуть детей, и ты будешь, нужна, чтобы помочь ему.
Лотти печально улыбнулась:
– Вот именно. Я всегда нужна, только чтобы кому-нибудь помочь… – Она поджала губы, вскинула голову, выставив вперед подбородок. – Но мне хотелось бы быть нужной ради меня самой. Даже если бы я не могла готовить или ухаживать за детьми. Даже если бы была такая же неумеха, как… впрочем, ладно. Я могу, наверное, занять денег на дорогу в Нью-Хоуп, избавив Джона от необходимости заботиться о жене, которую он не любит.
Женевьева опешила, услышав такие слова. Рот ее беззвучно открывался и закрывался, когда она слушала Лотти.
– Нет… ну… может быть… не думаешь ли ты… – пробормотала она. – Ну, если ты окончательно решила уехать, то хотя бы поживи у меня несколько дней.
– Нет, я думаю, мне надо уехать утренним дилижансом, – ответила Лотти, хотя все в ней протестовало против такого решения.
А Женевьева, вся во власти собственных переживаний, вдруг утратила присущую ей чуткость.
– Лотти! – вскричала она. – Как ты не поймешь? Ведь если ты, по мнению Стивена, достойна была называться женой пастора, именно ты, как никто другой, сможешь помочь мне!
Лотти небрежно пожала плечами.
– Попроси свою маму сшить тебе несколько темных гладких платьев, без оборок, заколи волосы узлом и ходи, потупя взор.
– И все?..
– Все остальное в тебе вряд ли можно изменить. Да, впрочем, я не очень-то уверена, что Стивен действительно этого хочет, – решительно заключила Лотти.
– Я тоже не знаю, захотел бы он сам что-то менять во мне. Но все дело в том, как меня воспринимают окружающие, – с грустью произнесла Женевьева.
– Ну, если ты им нравишься как дочь лавочника, ты, несомненно, понравишься и как жена пастора, – усмехнулась Лотти. – А если ты действительно хочешь изменить свою внешность, то представь себе, что ты одна из маленьких замызганных курочек, которых полно на вашем дворе. Или присмотрись хорошенько к Мод Клаусон.
Женевьева вздрогнула, взглянула на Лотти и взяла ее за руку.
– Но ты же вовсе не выглядишь неряшливо, как эта Мод. Во всяком случае, обычно, – добавила Женевьева, взглянув на платье, в котором Лотти мыла пол.
– Да, сегодня я выгляжу ужасно. А еще… я совсем потеряла надежду, – вырвалось у Лотти.
Лотти поставила на стол ужин – миску с тушеным мясом.
– Зачем приезжала Женевьева? – поинтересовался Джон, усаживаясь на свое обычное место.
– Просто поболтать, – ответила Лотти, повернувшись к плите. Как рассказать Джону о том плане, над которым она думала постоянно после того, как Женевьева уселась в коляску и отправилась в город. Мысль о том, что придется оставить этого человека, который спокойно сидел за столом и ел приготовленный ею ужин, разрывала на части ее сердце. «Ну а что мне еще остается, – с горечью подумала она. – Зачем ему лишняя обуза? А я теперь для него обуза». Лотти остановила взгляд на четкой линии его подбородка, взглянула на длинные пальцы, сжимавшие ложку, на его широкие плечи, склоненные над миской. «Он красивый, – подумала Лотти, рассматривая его классический профиль. – А еще он видел меня с заплаканными глазами, хотя я многие годы никогда ни при ком не плакала. А вот теперь дважды за один день он увидел меня в слезах».
– Ты, почему не ешь? – громко спросил Джон, и Лотти вдруг поняла, что он спрашивает ее об этом уже второй раз.
Она быстро отвернулась, зашелестев юбкой и, наполнив свою миску, пробормотала:
– Я не очень голодна.
– Поешь хотя бы немного, – сказал Джон, потрясенный ее молчанием и той мрачной атмосферой, которая воцарилась в комнате. «Да, ей тяжелее, чем я думал. Она очень привязалась к детям, особенно к Сисси».
Он взглянул на Лотти, которая снова повернулась к столу. С удивлением он заметил следы слез на ее щеках, утомленный вид, бледность. Она сидела, сгорбившись, словно тяжесть всего мира легла ей на плечи.
Раздевая ее взглядом, Джон сквозь опущенные ресницы – опущенные, чтобы скрыть от нее свой оценивающий взгляд, – продолжал изучать ее. «У нее округлости как раз такие, как надо, и там, где надо», – решил он, довольный тем, что знает, что именно скрывается под этим нелепым одеянием. Грудь ее вздымалась при каждом вдохе, и, когда она наклонилась, чтобы поставить свою миску на стол, он увидел, как соблазнительные округлости под ее платьем колыхнулись, искушая его своей полнотой. Джон прочистил горло, пытаясь отвлечься от этих мыслей, не желая настаивать на своих супружеских правах сейчас, когда ей было так тяжело. Но она все равно искушала его, и он чувствовал нарастающее желание.
– Нам надо поговорить, Лотти, – неожиданно сказал Джон. – Мы должны сходить к адвокату, как только он вернется, и попытаться все уладить. Может быть, мне придется съездить в Сент-Луис.
– Ты думаешь, у тебя есть шанс их вернуть, Джон? – спросила Лотти, сосредоточенно глядя на миску, в которой она в задумчивости ковыряла ложкой.
Джон прикрыл глаза.
– Не знаю. Правда, не знаю.
Он откинулся на спинку стула и чуть приоткрыл глаза – ровно настолько, чтобы видеть ее, не обнаруживая своих чувств.
– А может, Шерманы и правы. Может, детям стоит жить в городе, где они смогут получить приличное образование, где у них будут отдельные спальни и хорошая мебель. Может, и не надо удерживать их здесь только потому, что…
– Потому, что так хотела Сара, – закончила за него Лотти.
– Они – все, что у меня осталось от Джеймса и Сары, – произнес Джон. – И разве это плохо, что я не хочу с ними расставаться?
– Я думаю, что нет. Но ты должен подумать о своей жизни. Хорошенько подумай, что для тебя лучше, и поступай соответственно. Постарайся забыть о прошлом.
– Так говорила мисс Эгги? – сухо спросил Джон.
– Нет, так говорю я, – огрызнулась Лотти. – Я больше не желаю думать о прошлом, Джон. Я сделала все что могла. Теперь пора предпринять что-нибудь другое…
Джон наслаждался дерзкими ответами Лотти. Он сидел, откинувшись на спинку стула, с восхищением наблюдая, как самые разные чувства, одно сменяя другое, отражаются на ее бледном лице. «Надо же, а она совсем не раскисла, – подумал Джон. – Как мужественно держится! И может быть, она даже сможет облегчить мои страдания».
– Я пойду, закончу работу. Скоро вернусь, – сказал он, отставляя миску.
– Сходи, посмотри, там за амбаром курица решила устроить себе гнездо. – «Кто ему об этом будет через неделю напоминать?» – с грустью подумала Лотти.
Джон кивнул, надел куртку – к вечеру похолодало. Внезапно Лотти представила его одного, и от этой мысли ей сделалось не по себе. «Впрочем, обходился же он без меня, и ничего особенного, будет даже лучше, если я уеду. У него полно всяких дел и без меня. Он может продать этот дом, деньги отослать детям, а сам станет лавочником и заживет в свое удовольствие». Лотти поднялась из-за стола и отправилась мыть посуду.
Она уже уютно устроилась на своей перине, набитой перьями, когда вернулся Джон. Бледный овал ее лица светился в полумраке комнаты; печальные глаза смотрели на мужа. Джон сел у камина и стал развязывать шнурки на ботинках. Стащив ботинки, он с глубоким вздохом нагнулся и поставил их поближе к огню, чтобы они просохли к утру.
Джон снова взглянул на Лотти. Она все еще смотрела на него печальным немигающим взглядом.
Джон молча расстегнул пуговицы на рубашке, ослабил подтяжки, и они сползли с плеч. Не снимая носков, он тихо подошел к постели, расстегнул пуговицы на брюках и снял их.
Лотти по-прежнему не сводила с него пристального взгляда. Молчаливая, похожая на совенка, только что выпавшего из гнезда, она сжимала руками одеяло, натянутое до подбородка, точно щит, заслоняющий ее от хищного взгляда… «Ну, это ей не поможет», – решил он. Джон поднял одеяло и скользнул в постель.
«Она может лежать там, на своей стороне постели, если это все, что ей нужно, но она не будет лежать одна», – думал Джон.
«Он опять хочет это сделать», – подумала Лотти. В ее сознании интимная близость еще никак не называлась, ее мозг отказывался назвать это каким-либо определенным словом. «То, что делают в постели все семейные пары» – по словам Джона, это называлось так. Интересно, откуда он знает такое?» – этот вопрос назойливо вертелся у нее в голове.
Выходило, что он когда-то это делал, но, насколько Лотти знала, он никогда не был женат. Может быть, он делал то, чем увлекались состоятельные мужчины в городе… находили женщину, сильно нуждающуюся, снимали ей жилье и пользовались ею для удовлетворения своей похоти. Примерно так объясняла ей ее наставница, предупреждая об опасностях, подстерегающих женщину без дома и семьи на улицах Бостона.
Но Лотти не могла поверить, что Джон так поступал. Должно быть, он узнал обо всем этом как-нибудь по-другому, решила она. И сейчас, судя по его взгляду, в общем-то, однозначному, он собирался применить на практике свой обширный запас знаний.
Широко раскрыв глаза, Лотти наблюдала, как он опускается, чтобы лечь рядом с ней; чувствовала, как его рука, скользнув по телу, обхватила ее плечо и стала медленно, но настойчиво переворачивать ее так, чтобы она оказалась лицом к нему.
Она глубоко вдохнула, молча, ожидая прикосновения его приоткрытых губ.
Глаза ее закрылись, и она отдалась неизбежному. Должно быть, в последний раз перед отъездом, который избавит его от обузы. Но даже эта грустная мысль не должна развеять сладковато-горького привкуса того удовольствия, которое ожидало их этой ночью, подумала она, и их уста сомкнулись…
Глава 14
С изумлением Лотти ощущала, как по телу ее разливается приятное тепло. Она смутно догадывалась: все, что должно было произойти, вновь доставит ей неизъяснимое удовольствие.
На этот раз он был более настойчив, более тороплив, словно что-то заставляло его спешить. Она почувствовала на своей шее его прерывистое дыхание, когда он опустил голову, чтобы вдохнуть ее аромат. И пальцы его касались ее грудей.
Ее охватило чувство ликования, когда она ощутила силу его желания, трепетную торопливость его прикосновений. С чувственностью, которой она в себе и не подозревала, она извивалась под ним, и ее плоть устремлялась навстречу теплу его рук. Лотти чуть прикрыла глаза, ее веки отяжелели, и она улыбнулась, погружая пальцы в золото его волос. То, что ее пальцы, ее руки могли быть так чувствительны, когда прикасались к его телу… что она так легко поддалась его чарам, – это было невероятно.
Теплота его губ оставляла легкий холодок на ее теле, и Лотти чувствовала, как его губы и язык пробуждают к жизни соски ее грудей. Огонь желания ее сжигал; она приоткрыла рот, слабо застонав от наслаждения.
Никогда еще она не ощущала себя такой испорченной, так вольно распоряжающейся своим телом. Краска стыда заливала ее щеки. Что он подумает о ней, если она может лежать перед ним бесстыдно обнаженной? И вдруг он оторвался от нее и проговорил с болью в голосе:
– Этой ночью я не стану спрашивать разрешения, Лотти.
– Разрешения на что? – выдохнула она с трудом.
Он коснулся губами облюбованного места на ее груди, и его глаза потемнели, когда он почувствовал немой отклик на это прикосновение.
– Я буду делать с тобой все, что захочу.
Окна были чуть приоткрыты, но Лотти задрожала не столько от холода, сколько от мрачного взгляда, которым Джон смотрел на нее. Он не улыбался, его глаза казались темными и печальными, и это о многом говорило ее сердцу.
– Я не знала, что ты должен спрашивать моего согласия, Джон. Я думала, что, как мой муж, ты имеешь полную власть надо мной. – Ее голос, как ей показалось, звучал как-то слишком спокойно, в то время как сердце билось все быстрее.
Он молча кивнул, пристально глядя на нее, и снова она почувствовала в нем что-то незнакомое, и это было странно для человека, проведшего с ней в постели не одну ночь.
– Я должен спрашивать твоего согласия, Лотти, – сказал он.
Затем его уста снова приблизились к ней, и она уже не видела его глаз, как будто он закрыл их, чтобы скрыть боль во взгляде.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37