– Я слишком тяжел для тебя, любимая, – ласково прошептал Джон, улыбаясь и глядя на нее со странным новым чувством, возникшим в его душе.
Это была гордость за свою невесту, чувство преклонения перед ее чистотой, и он брал ее невинность со всей нежностью, на какую только был способен. В деле, древнем как мир, но свежем, как завтрашнее утро, он отдавал ей лучшее, что мог предложить, – он отдавал ей всего себя. И его женщина как бы излучала сияние, и радость победы охватила его.
– Ты прекрасна, Лотти, – выдохнул он, понимая, что так оно и есть. Скромная маленькая сиротка, вошедшая в его жизнь несколько недель назад, преобразилась под волшебным действом их соединения в прекрасное создание с сияющим ликом и золотыми волосами и продолжала искушать его.
– Я не прекрасна, Джон, – сказала она, тихонько вздыхая. – Но я рада, что ты так считаешь, – добавила она, чуть помедлив, и провела ладонью по его щеке.
– Ты моя жена, Лотти, – сказал он с гордостью обладателя, которая придавала особый смысл этому слову.
– Я не знала… – нерешительно произнесла она. – Никто никогда не говорил мне о…
Она не договорила – он закрыл ее рот поцелуем.
– Я знал, что тебе это незнакомо, любимая, – сказал он с улыбкой. – Мы никогда больше не будем заниматься этим в доме с двумя детьми у нас над головой. Ты простишь меня за то, что я приволок тебя сюда и сделал сено нашей постелью?
– Гм-м-м… – Ее шепот был именно тем ответом, которого он ожидал. – Но я начинаю немного замерзать, Джон. Можем мы накрыться этим одеялом? – спросила она, пошевелившись под ним.
– Я думал, что ты очень хорошо накрыта, милая, – проворчал он шутливо. – Это я открыт холодному воздуху. – И, ухватив одеяло за угол, он накинул его себе на спину. – А теперь, – прошептал он ей в ухо, – я научу тебя еще кое-чему.
Солнце еще никогда не светило так ярко, подумала Лотти, забираясь в повозку. Руки Джона на ее талии были теплыми, а его улыбка – сияющей, когда она повернулась, чтобы встретить его взгляд. Утренний холод уходил, лужи на земле подсыхали, превращаясь в мокрые грязные пятна. Сидевшие сзади дети поеживались, кутаясь в свои одежки.
Лотти тоже завернулась в шаль, завязав ее причудливым узлом. Подарок Женевьевы, который она придерживала у горла, являлся прекраснейшим образцом ручной работы – ничего подобного она раньше не видела. Хотя день обещал быть теплым, в этот ранний час в воздухе чувствовалась прохлада, так что следовало бы надеть теплое пальто. Но Лотти просто не могла скрывать свое новое платье, поэтому предпочла закутаться в шаль.
Джон устроился рядом и крепко обнял ее за плечи, прижимая к себе и пытаясь согреть своим теплом.
«Она и сама как утро», – подумал он и улыбнулся.
Проснувшись позже обычного после «путешествия» в сарай, Лотти увидела детей, голодных и удивленно смотревших на нее и на дядю, уютно устроившихся в постели. Джону стало жаль ее, красную от смущения и растерянности. Он надел штаны и направился в сарай, Томас последовал за ним.
Наконец корова была подоена и куры накормлены. Лотти окончательно пришла в себя и принялась хлопотать на кухне. Она уже успела одеться сама и одеть Сисси.
Девочка болтала как сорока – малышку переполняла энергия. Путь до коляски явился для нее событием: она шла, держа за руки двух взрослых людей, которые заменяли ей весь мир.
– Джон!
– Гм-м-м? – Он повернулся к Лотти, и в первый раз за это утро она встретилась с ним взглядом.
– Все теперь узнают? – спросила она.
– Что узнают, Лотти? Что мы поженились? – Он озадаченно нахмурился.
Молодая женщина отрицательно помотала головой, и ее глаза закрылись на мгновение – Лотти обдумывала, как объяснить, что именно она имела в виду.
– Нет… не это. – Она снова покачала головой. – Они узнают, что мы делали?
Это было произнесено так тихо, что ему пришлось наклониться ниже, и то, что он расслышал, тронуло его до глубины души.
Джон откашлялся, сдерживая смех.
– Все супруги делают то, что делали мы, Лотти, – прошептал он ей на ухо.
– Правда? – Глаза ее расширились.
Джон старался выглядеть серьезным, но все же не сумел удержаться от улыбки.
– Правда-правда, все это делают, – подтвердил он.
Лотти откинулась на спинку сиденья; у нее не укладывалось в голове, что такими вещами, с которыми ознакомил ее Джон на сеновале, занимаются степенные пары, прихожане методистской церкви. Это невозможно, решила она, поразмыслив. Нет, акт любви, безусловно, не может являться таким обычным делом.
А если это действительно так? Значит, все люди будут знать, что произошло между ними… Эта мысль едва не заставила ее попросить повернуть обратно.
– Все в порядке, Лотти, – заверил ее Джон. – Никто не обратит на тебя внимания.
Но он ошибся, и через несколько минут она с огорчением поняла, что если не весь город, то, по крайней мере, половина горожан с нетерпением дожидалась новобрачных. Колокол на методистской церкви звонил, когда они подъехали. Лотти очень надеялась, что все прихожане уже займут свои места, когда они с Джоном войдут в церковь. Но ее ожидания не оправдались.
Разрозненные группки женщин перед церковью ждали приезда новобрачных. Их мужья собрались около конторы Генри Клаусона, отпуская непристойные замечания, и с громким смехом хлопая друг друга по спине. Джон тяжело вздохнул, когда понял, что предметом шуточек являются они с Лотти.
Игнорируя назойливые взгляды, он помог Лотти спуститься на землю и, взяв под руку, повел к церкви.
– Джон, ты сегодня превосходно выглядишь, – весело окликнул его Харви Слокум, когда молодожены поравнялись с ним. – Да ты просто весь сияешь, – добавил он с ухмылочкой и подтолкнул локтем своего соседа.
– Доброе утро, миссис Тиллмэн, – сказал мистер Шарп, чей строгий черный костюм и солидный вид плохо гармонировали с блудливой улыбочкой, появившейся на его лице.
– Пошли, Лотти, – пробормотал Джон, заглядывая под поля ее шляпки; он зашагал быстрее, чтобы поскорее пройти мимо мужчин, которые явно веселились по их поводу.
У ворот их встретила стайка женщин. Мэйбл Шарп поймала свободную руку Лотти и притянула ее к себе.
– Идем, Лотти, – сказала она, сердито взглянув на Джона. Бросив надменный взгляд на Джона, она потащила Лотти в кружок женщин, и те осыпали ее градом поздравлений.
– Если бы мы знали раньше, непременно устроили бы обед в твою честь, Лотти, – сказала Абигайль Данстэйдер, возникшая перед ней.
Ее огромная грудь, прикрытая пурпурной тафтой, прекрасно сочетавшейся с цветами на шляпке, величественно вздымалась, и женщины, собравшиеся вокруг нее, утвердительно закивали головами. Миссис Данстэйдер, вне всякого сомнения, – олицетворение элегантности, с тоской подумала Лотти.
– Я не хотела никого беспокоить, – робко проговорила она. – Женевьева и ее мама просто превзошли себя, помогая нам…
– Мы все считаем, что ты поступила благородно, взяв на себя заботу о двух детях, – без обиняков заявила Мод Клаусом, и ее некрасивое лицо осветилось ангельской улыбкой.
Лотти повернулась к ней.
– Вы жена мистера Клаусона? – спросила она, вспомнив женщину, которую мельком видела в день своего приезда.
– Мы с вами соседи, – пояснила Мод, отступая назад и сливаясь с группой женщин.
Глаза Лотти искали Женевьеву; все темы для разговора были исчерпаны, и женщины начали откровенно изучать ее. Они протягивали руки, чтобы пощупать бледно-лиловую шаль, которую она нервно прижимала к груди, и обсуждали платье, которое она шила так прилежно.
Лишь появление Стивена Буша на ступеньках церквушки отвлекло их внимание. Он шумно прочистил горло, и все взоры обратились в его сторону.
Когда женщины расступились, Лотти оказалась лицом к лицу со своим прежним поклонником. Он дружелюбно улыбнулся и протянул ей руку в тот самый момент, когда Джон выбрался из толпы мужчин, нашептывавших ему всевозможные непристойные советы и высказывавших свои предположения о его мужских достоинствах. С багровым лицом, весь потный, он поспешил к Лотти, чтобы взять ее под руку.
– Пошли, – проворчал он. – Давай войдем внутрь.
Лотти была рада подчиниться; смущенно улыбнувшись Стивену, она засеменила рядом с мужем.
Всю службу Лотти чувствовала на себе любопытные взгляды прихожан. Надеясь, что на выходе им уже не придется ни с кем беседовать, Лотти подняла голову, как только прозвучало последнее слово благословения. Орган заиграл заключительный гимн, и Стивен Буш решительными шагами и с уверенной улыбкой на устах направился по проходу к задней двери. Когда он вышел, все вдруг пришло в движение – люди поднимались со своих мест, разминая затекшие ноги.
Но проскользнуть незамеченными им с Джоном так и не удалось. Лотти перехватила группа женщин, которые просто жаждали ввести ее в свой круг. Вцепившись в свою сумочку, бедняжка глубоко вздохнула. Джон бросил на нее выразительный взгляд, спасаясь бегством от приближающихся дам. И тотчас улыбнулся, заметив легкий румянец на ее щеках.
– Выше голову, Лотти, – ободрил он жену.
Только появление Женевьевы придало Лотти храбрости. Она улыбнулась, войдя в кружок благонравных жен.
– На следующей неделе будет встреча женщин-миссионеров, Лотти, – объявила Абигайль Данстэйдер, критически оглядев ее хрупкую фигурку.
– Судя по этому платью, вы прекрасно шьете, – услышала Лотти чей-то голос.
Ей показалось, что комплимент был искренним. Она провела ладонью по складкам своего платья, стараясь не выказывать бурной радости. Мисс Эгга всегда говорила, что гордость предшествует падению, и Лотти почувствовала себя на этой грани. Разумнее не придавать особого значения вежливой похвале. Достаточно было комплимента, который она выслушала утром от Джона.
– Ты прямо как весенний букет в этом платье, Лотти, – сказал он, застегивая свою белую рубашку. Быстро повернувшись, она взглянула на него. Его глаза смеялись. – Ты действительно здорово шьешь, – прошептал он, словно ощупывая взглядом ее стройную фигуру, скрытую под тканью. – Я буду гордиться тобой, такой красивой.
Женевьева приблизилась, когда миссис Данстэйдер чуть отступила. Положив руку на плечо Лотти, она прошептала слова ободрения.
– Ты им нравишься, – весело проговорила она. – Я знала, что так оно и будет.
Лотти посмотрела на нее с благодарностью.
– Ты настоящая подруга, Женевьева, – сказала она, чувствуя стеснение в груди.
– Я обязательно навещу вас на этой неделе, – пообещала девушка, пожимая Лотти руку.
Наконец женщины расступились, пропуская Лотти к выходу.
– Хуже одеться просто невозможно, – тихо произнесла Мод Клаусон, и эти слова были встречены негромкими смешками.
Абигайль пренебрежительно фыркнула, будто имела свое мнение.
– Тиллмэны всегда казались людьми с хорошими манерами, – сказала она. – Но, в конце концов, мужчины есть мужчины, все они одинаковы.
Это глубокомысленное заявление было встречено всеобщим одобрением, и группка женщин распалась – все направились к выходу.
Лотти спустилась по ступенькам, сдержанно кивнув Стивену, стоявшему на пороге церкви, и поспешила к Джону, поджидавшему ее у ворот. Подойдя к мужу, она увидела, что лицо его выражает озабоченность, и ее охватило дурное предчувствие.
– Что случилось, Джон? – встревожилась Лотти.
– Мне только что принесли телеграмму с почты, – сказал он, увлекая ее к коляске.
Она почувствовала, как его пальцы крепко сжали ее локоть. «Скорее…» Его прикосновение было понятным без слов. Лотти заторопилась, подлаживаясь под его широкий шаг. Он поднял жену на руки и усадил на сиденье, поправив подол ее платья. А его рука успокаивающе погладила ее лодыжку через мягкую кожу ботинка. Дети вскарабкались с другой стороны, Джон с легкостью запрыгнул на свое место и направил лошадь на дорогу, ведущую из города.
– Джон? – Лотти подождала ответа, но не дождалась. Она улыбнулась и помахала рукой Женевьеве. Затем снова повернулась к мужу.
– Приезжают дедушка и бабушка, – сказал он, наконец – сказал так тихо, что она с трудом расслышала его слова.
– Когда? – спросила Лотти, задерживая дыхание.
Он кинул взгляд через плечо на детей, не обращавших на взрослых ни малейшего внимания.
– На этой неделе… вероятно, в среду. В телеграмме сказано, что первым же дилижансом.
– Дилижансом… – повторила Лотти, вспомнив длинную пыльную дорогу из Сент-Луиса, по которой она сама ехала сюда.
Джон кивнул и подстегнул Дэйзи, которой пришлось проворнее перебирать ногами.
– Я не знаю, как нам поступить, – сказал он; выражение его лица разрывало сердце Лотти.
– Но они ведь не заберут их у тебя, Джон! Ты же их дядя!
В ее голосе звучала такая убежденность, что он едва удержался от улыбки. Ей же хотелось вскочить с места, закричать, хотелось громко возмущаться, протестовать против такой несправедливости.
– Поживем – увидим, – сказал он.
– Что сказано в телеграмме? – требовательно спросила Лотти, удивленная собственной смелостью.
– «Мы приезжаем первым дилижансом, чтобы взять на себя опеку над детьми Сары». – Эти слова повисли в гнетущей тишине.
Лотти придвинулась ближе к Джону.
– А они знают, что ты женился? Они получили твое письмо? – спросила она.
Он пожал плечами:
– Не знаю. Думаю, что письма отсюда идут около недели. Может, и получили. Вероятно, поэтому и решили приехать так быстро… Они не хотят, чтобы я слишком привык к детям. – Он глубоко вздохнул. – Они всегда спорили с Сарой насчет учебы. Говорили, что их внуки достойны большего, чем может дать Миль-Крик.
– А Томас должен пойти в школу в этом году?
Джон кивнул.
– Джеймс решил подождать еще год, чтобы мальчику исполнилось восемь. Ведь ему придется каждый день ездить на лошади. Сара сама собиралась учить его читать… – Он снова пожал плечами. – Они всегда спорили об учебе Томаса.
– Я бы тоже могла, – сказала Лотти, думая о книгах, которые лежали на дне одной из ее нераспакованных коробок. – Мисс Эгги отдала мне книги, по которым я училась читать. Я привезла их с собой, – медленно продолжала Лотти.
– Ты не учитель, Лотти, – возразил Джон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37