Затем он обратился к Томасу: – И ты тоже, Томас! Ну же, давайте!
Томас быстро сбежал по лестнице. Затем отчетливо произнес:
– Бабушка… Дедушка… Рад с вами познакомиться.
– Я тоже, – прошептала Сисси. Ее взгляд останавливался то на бабушке, то на дедушке, которых она видела впервые в жизни.
– Ты можешь меня обнять? – спросила у малышки миссис Шерман.
– Да, мэм, – ответила Сисси и вопросительно посмотрела на Лотти.
Лотти уверенно кивнула и глянула на Томаса, давая ему понять, что он должен последовать примеру сестры.
Когда кудрявая головка внучки коснулась ее, лицо, Элизабет Шерман вдруг преобразилось. Ее глаза наполнились слезами, и она часто заморгала, чтобы скрыть их блеск. Пожилая женщина протянула руки к ребенку.
– Ты чудесная малышка, – произнесла она, погладив Сисси по щеке дрожащими пальцами. Взгляд ее обратился на мужа. – Правда, она похожа на Сару?
Тот кивнул в ответ и прочистил горло, его глаза заблестели при свете лампы.
– У Томаса и у нашего Генри тоже есть общие черты, – сказал он, вопросительно глядя на жену.
Элизабет кивнула, и ее внимание переключилось на тихо стоявшего мальчика.
– Он немного светлее Генри, но они очень похожи, – согласилась она.
– А теперь давайте перейдем к столу, – предложила Лотти, чувствуя себя более уверенно, когда ее руки занялись привычной повседневной работой. – Суп разогрелся, и уже готов свежий кофе.
– Спасибо, – сказала миссис Шерман и направилась к столу.
Джон поспешил подвинуть пожилой даме стул, и был вознагражден за свою учтивость благодарным взглядом Лотти, которая принялась разливать кофе по чашкам. Джон тем временем ухитрился разместить всех за столом. Стульев не хватило, и Сисси уселась на колени к Джону, а Томас взгромоздился на табурет, который обычно стоял у камина.
Суп оказался вкусным. Кроме картофеля, Лотти положила туда сушеный горох и морковь, которые хранились в погребе. Для бульона она использовала остатки свинины, и суп получился густым, наваристым, ароматным. Хлеб, завернутый в полотенце, был еще теплым. Лотти поставила на стол блюдо с маслом.
– Сегодня я помогала делать масло, – с гордостью сообщила девочка и вспыхнула, когда все посмотрели на нее.
– Я уверена, ты хорошо помогаешь Лотти, – сказала бабушка, вытирая губы маленьким белым платочком.
– Лотти, у нас есть салфетки? – тихо спросил Джон.
– Да, конечно, – ответила его жена и поспешно встала, чтобы исправить свою оплошность.
Лотти открыла дверцу буфета и достала две тяжелые льняные салфетки, которыми никто не пользовался с момента ее появления в этом доме. Передавая салфетки гостям, она извинилась:
– Простите, я не подумала.
– Ничего, страшного, – успокоил ее мистер Шерман, аккуратно раскладывая салфетку на коленях. Он с нежностью смотрел на детей и ел не много, ловя каждое их движение.
– Вы останетесь ночевать? – спросил Джон, пересаживая Сисси на другое колено.
– Мы не хотели бы вас стеснить, – медленно проговорил мистер Шерман и посмотрел на жену. – Впрочем, до города далеко, и если вас не очень затруднит…
Он окинул взглядом широкую кровать, затем посмотрел наверх, в темноту мансарды, где стояли детские кроватки.
– Мы с Лотти будем рады уступить вам нашу кровать, – сразу же предложил Джон.
– А вы сами, где будете спать? – спросила миссис Шерман, посмотрев на Лотти.
Молодая женщина взглянула на мужа, и ее щеки залились краской.
– Мы можем пойти на сеновал, правда, Джон? – робко проговорила она, снова вспоминая минувшую ночь.
Джон уверенно кивнул:
– Конечно. Мы хотим, чтобы вы остались.
– Только на одну ночь, – тихо сказала Элизабет Шерман. – Завтра мы переночуем в гостинице, а в пятницу утром поедем в Сент-Луис.
Эти слова словно камнем упали на сердце Лотти. Она резко поднялась, вдруг окончательно осознав сложившуюся ситуацию. Дети, которых она успела полюбить, через день покинут ее. Губы задрожали, и она, резко повернувшись, направилась к умывальнику и стала переливать остатки супа в другую посудину, чтобы оставить на завтра. Лотти накрыла суп салфеткой и поставила на полку. Затем с наигранной улыбкой повернулась к столу.
– Наверное, пора укладывать детей, – проговорила она.
Томас нахмурился, но Лотти покачала головой.
– Твой дядя должен поговорить с вашим дедушкой, Томас. Так что бери Сисси, идите, умывайтесь и надевайте пижамы.
Мальчик стоял, неуверенно переминаясь с ноги на ногу.
– Может, я чем-нибудь помогу? – спросил он.
– Мне осталось только подоить корову и задать корм лошадям, – сказал Джон, отрицательно покачав головой. – Может, перед тем как лечь спать, Томас покажет бабушке то, чему он научился за эту неделю, – предложил он, обращаясь к Лотти.
Затем он кивнул Томасу и был награжден благодарной улыбкой мальчугана.
– А мистер Шерман, если ему будет угодно, может пойти со мной в сарай и взглянуть на лошадей, пока я буду доить корову, – продолжал Джон, заранее уверенный в ответе.
– Да, конечно, – согласился Джентри Шерман, без колебаний направляясь к двери. – Я не умею доить, но с лошадьми, конечно, помогу.
– У них есть подпись судьи, – сказал Джон, и его слова громом прогремели у нее в ушах.
Лотти уткнулась головой в грудь мужа и, обхватив руками его шею, крепко прижалась к нему, пытаясь согреться.
– Этого я и боялась, – прошептала она.
Светила полная луна. Джон оставил открытым окошко на сеновале, чтобы через него в их убежище проникал лунный свет. К ночи похолодало. На горизонте стали собираться тяжелые тучи.
– Видимо, пойдет снег, – сказал Джон, накрываясь еще одним одеялом. – Я, пожалуй, закрою окошко.
– А зачем ты его вообще открывал?
Он отыскал губами ее уста и откинул с ее лба волосы.
– Мне хотелось лучше тебя видеть, дорогая.
Их губы вновь встретились.
– Увидеть меня? – спросила Лотти.
Он поцеловал ее крепко и настойчиво. Его язык проник в ее рот, и тотчас же тепло разлилось по всему ее телу. Лотти почувствовала желание, на которое он все время намекал и которому не давал в полной мере высвободиться в предыдущие ночи. Джон заключил ее в объятия, а Лотти на сей раз, без стеснения крепко прижалась к нему.
Он поднял голову, глубоко вздохнул и коснулся рукой ее щеки в том месте, где спутался локон золотых волос.
– Мне захотелось получше рассмотреть женщину, с которой я занимался любовью последние четыре ночи, – сказал он. – Но здесь чертовски холодно. Так что придется поиграть в жмурки под одеялом.
– Джон! – Лотти резко приподнялась. – Ты говоришь ужасные вещи!
Его улыбка сверкнула в лунном свете, уничтожив печаль, которая заставляла его брови хмуриться и затуманивала голубизну его глаз в течение трех последних дней. Он снова заключил ее в объятия и осторожно, но настойчиво стал притягивать к себе.
– Дорогая, этой ночью тебе придется услышать от меня и кое-что похуже, – пробормотал он ей на ухо. – Я даже могу тебе рассказать, как прекрасны эти…
Он зарылся лицом в ее пышную грудь, и Лотти задрожала от возбуждения, почувствовав сквозь ткань его горячее дыхание. Она извивалась под ним, подставляя для поцелуев свои самые интимные места, и он постанывал от наслаждения, выполняя ее безмолвные требования. Его пальцы ловкими и безошибочными движениями расстегивали гладкие белые пуговицы. Джон распахнул ее рубашку и припал дерзкими губами к ее телу.
– А ты уверен, что все супружеские пары делают так? – спросила Лотти слабым, прерывающимся голосом; она была не в силах скрыть наслаждение, которое он доставлял ей своими ласками.
Джон засмеялся низким, хриплым смехом, заставившим ее вновь покрыться гусиной кожей.
– Все, кроме полных дураков, милая, – прошептал он. – Правда, не все женщины так же восхитительны и прекрасны, как ты. В этом, конечно, есть разница.
Подняв голову, Джон смотрел на нее глазами, еще недавно потускневшими от печали, но теперь глаза его сияли, он наслаждался видом ее юного тела.
– Ты ведь не оттолкнешь меня, правда? – спрашивал он, в то время как его пальцы исследовали округлости ее груди и ласкали нежную плоть, твердевшую от этих прикосновений.
Лотти медленно кивнула, не в состоянии произнести ни слова. Ее тело вновь объяла дрожь сладострастия, и он, увидев ее реакцию, повторил ласку.
– Я так хочу тебя сегодня.
Даже когда Джон произносил эти слова, его руки ласкали тело Лотти, заставляя ее извиваться под его ласками, он высвобождал ее страсть, пробуждая в ней чувственность. Он вдыхал ее запах и поражался свежести, дразнящему аромату, который так манил его. Он добивался ее осторожно, искусно руководя ею. Поцелуями, возносившими ее к вершинам блаженства, и ласками, приводящими ко все новым и новым ступеням наслаждения, он заставил ее тело искать его прикосновений. У Джона перехватило, дыхание, когда он услышал стоны Лотти. Он ощутил всплеск чувств, названия которым не знал. «Мне никогда еще не было так хорошо, я никогда не испытывал ничего подобного», – подумал он с изумлением. Его руки стали еще более нежными, губы ласкали ее тело, находя самые интимные уголки. Ее глубокий гортанный стон заставил его возликовать. Но напряженная пульсирующая плоть не позволяла больше ждать и требовала немедленного удовлетворения.
– Прими меня, Лотти, – с мольбой прошептал он ей в ухо.
Зачарованная новизной открытий, Лотти робко прикоснулась к его мужской плоти и попыталась подчиниться его желанию.
Джон навис над ней, накрывая своим телом, и Лотти приняла его с радостью, предлагая ему то, чего он так долго ждал. Она обвилась вокруг него, и они вдруг превратились в единое целое, двигающееся в неистовом ритме. Внешний мир перестал существовать для них.
Потом они лежали на своей импровизированной постели – в мягком сене, глубоко вобравшем в себя, их тела. Они вновь стали обыкновенными людьми, мужчиной и женщиной, мужем и женой, и Джон не мог поверить в то, что от этого можно быть таким счастливым.
Какое-то время они лежали молча и ждали, когда успокоятся их, бешено бьющиеся сердца и восстановится дыхание. Со стоном удовлетворения Джон оторвался от ее тела. Он закутал ее в одеяло и поднялся. Затем подошел к окну, которое все еще было открыто, и в которое врывался холодный ночной воздух, и легким движением руки захлопнул его.
В наступившей темноте он проделал обратный путь к Лотти. Она приподняла одеяло, приглашая его лечь рядом. Джон нежно прижался к ней и принялся гладить ее грудь.
– На западе собираются тучи, – пробормотал он ей на ухо, – к утру пойдет снег.
Немного поколебавшись, Лотти задала вопрос, уже давно не дававший ей покоя:
– А это может задержать Шерманов?
Он покачал головой:
– Нет, бури не будет. В это время года бурь не бывает. – И вздохнул. – Они уедут в полдень, Лотти. Я долго думал об этом, но, по-моему, сейчас ничего нельзя сделать. Когда Харлей Гаррисон вернется, я встречусь с ним и поговорю обо всем.
– Я не хочу, чтобы дети уезжали, – грустно прошептала она в темноту. – Это единственная семья в моей жизни, Джон. – Она повернула голову, пытаясь рассмотреть его лицо. – И мне так больно думать об их отъезде.
Он снова вздохнул и поцеловал ее в щеку.
– Ах Лотти… – Больше он ничего не мог сказать.
Глава 13
«Может, если я как следует, буду драить этот пол, то мне полегчает», – думала Лотти, выжимая тряпку в ведро, наполовину наполненное водой. В общем-то, в мытье пола нужды не было – об этом свидетельствовала совсем чистая вода в ведре. Но ей надо было чем-то заняться. Чем-то, что отвлекло бы от боли, притаившейся в груди.
Лотти понурившись, стояла на коленях, и никакие слезы не могли выразить ее печаль. «Я не знаю, я так к ним привязалась!» – тихо шептала она, убирая со лба непослушную прядь. Она присела на корточки и посмотрела покрасневшими, воспаленными глазами в окно, где зимнее солнце сверкало в морозных узорах. «Нет, снега еще недостаточно, чтоб экипаж завяз», – подумала она.
Элизабет Шерман пренебрежительно отнеслась к тому жалкому дюйму снега, который успел выпасть, несмотря на предположение Лотти, что после бури снега станет больше. А Джентри Шерман поспешил сообщить, что тучи рассеиваются, уходят на север и день обещает быть ясным.
– Мы не хотим задерживаться, мисс Лотти, – сказал он с любезной улыбкой. – Теперь, когда дети знают о наших планах, надо начинать приводить их в исполнение.
«Да уж, знают», – подумала Лотти. Сисси долго рыдала, пока Джон не приказал ей замолчать. А Томас все время был таким тихим, что Лотти даже начала побаиваться за него.
– Слишком уж много для маленького мальчика, – проворчала она, снова принимаясь за пол. – Даже престижная сент-луисская школа не заменит ему дяди.
Открылась дверь, и яркий луч солнечного света на мгновение ослепил ее; Лотти прищурилась.
– Не неси в дом грязь, пол чистый! – Наконец она нашла выход своим эмоциям, обрушив гнев на стоящего в нерешительности Джона.
– А зачем его мыть? Ведь он и так был чистый, – возразил Джон, почесывая в затылке.
Лотти снова уселась на корточки.
– Я думаю, что мне лучше судить, чистый пол или нет – ведь мою-то его я! – возразила она.
– Почему ты без ботинок? Глупо в такой холод ходить по дому босиком, – сказал Джон, пытаясь не сдаваться в этой перепалке.
Лотти свирепо посмотрела на него, но она уже успокаивалась, выплеснув гнев на мужа. Мытье пола не очень успокоило ее, а Джон еще подлил масла в огонь своими замечаниями.
– Я пол мою с известью и вовсе не хочу испортить свои ботинки, мистер Тиллмэн, – заявила Лотти.
– А зачем вообще пол с известью мыть? – спросил Джон таким тоном, словно специально хотел подразнить Лотти, сомневаясь в правильности ее методов уборки.
Она, стиснув зубы, проговорила:
– Потому что мы всегда в приюте мыли пол с известью.
Джон, наконец, закрыл за собой дверь.
– Ты больше не в приюте, Лотти, – заметил он, напоминая и без того очевидную вещь.
– Ну, кто знает? – высокомерно ответила она. – По-моему, мне скоро придется туда вернуться. Похоже, что здесь я никому не нужна.
Лотти неторопливыми движениями вытирала пол, собирая воду тряпкой и выжимая ее в ведро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37