https://wodolei.ru/catalog/chugunnye_vanny/
– Если я когда-нибудь смогу встать, я, прежде всего, постараюсь сделать из вас котлету, мистер Тиллмэн, – пылко поклялась она, вытягиваясь на узкой жесткой кровати, которую он для нее соорудил, и застонала. – Я бы многое дала, чтобы спать вон там, в пуховой постели.
– О Лотти… ты же знаешь, что и мне больше всего хотелось бы видеть тебя там. – Джон встал на колени рядом с ней, обхватив руками ее лицо и покрывая его нежными поцелуями. – Но доктор велел лежать только на твердом, пока мы не увидим ощутимого улучшения. А у тебя уже есть успехи, дорогая. Очень скоро ты вернешься к своей обычной жизни, и мы пустим это твое временное ложе на растопку.
– Оно совсем не временное, – решительно возразила она. – Ты прекрасно потрудился над ним. – В ее глазах стояли слезы, и взгляд стал невидящим. – Знаешь, иногда я бываю такой неблагодарной, – прошептала она. – Я так нетерпелива, Джон. Прости мне мои жалобы, хорошо?
– Я сделаю больше, – заверил он, гладя тыльной стороной ладони ее горячую щеку и глядя на нее горящими глазами. – Я задумал нечто особенное, Лотти, девочка. Позволишь сделать тебе подарок? Я хочу оставить его тебе на память.
– На память?
– Да, я думал о том, что тебе необходима такая вещь, о которой ты могла бы вспоминать весь день, пока меня нет. Понимаешь, что-то вроде драгоценности, которая будет поднимать твое настроение. – Его губы остановились у ее виска, а теплое дыхание вызвало мурашки на руках и спине. С нежностью его пальцы скользили по ее волосам, гладили локон за ухом.
– Что за драгоценность? – спросила Лотти дрогнувшим голосом, который выдал, как она была заинтригована.
– О… не совсем обычная вещь. Не серебро, не злато и не камни достанутся моей женушке, – шептал он, касаясь губами ее волос, а его рука тем временем совершала путь от шеи к пуговице на вороте платья.
– О чем ты говоришь, Джон?
– Гм… ты закрой глаза и позволь мне рассказать о той памятной вещи, которая нас так занимает. – Он выдыхал слова прямо в ее теплую шею, совершая губами тот же путь, который только что прошла его рука.
Пальцы легко расстегивали пуговицы – одну за другой.
– Я делаю успехи, сердце мое. – В его громком шепоте слышались триумфальные нотки.
– Джон, дети! – пробормотала она, отодвигая подбородок и освобождая ему, путь туда, где наиболее ясно прощупывался ее пульс, который с каждой секундой становился все чаще и чаще.
Его губы на мгновение оторвались от своей работы.
– Они спят, и если ты будешь вести себя тихо, то ничего не услышат.
Его рука скользнула под укрывавшее ее одеяло и отправилась в путешествие под платьем, нежно лаская ослабшее тело. Он бережно вкладывал в движения ладони и пальцев всю любовь, на которую только был способен.
– Когда ты останешься завтра одна, а я буду работать вдали от тебя, я хочу, чтобы ты помнила это. Закроешь глаза и вспомнишь о моих губах и руках, ласкавших тебя.
– Я едва могу двигаться, Джон, – прошептала она измученно, и пот проступил у нее на лбу.
– А-а… это лучшая часть этого воспоминания, – сказал он мягко. – Тебе не придется пошевелить ни одним мускулом. Тебе нужно лишь оставаться неподвижной и позволить мне доставить тебе удовольствие.
– Как насчет…
– Ш-ш-ш, больше никаких разговоров, Лотти. Просто закрой глаза и дай мне сделать тебе приятный подарок.
Она сдалась. Она закрыла глаза, ощущая только его руки, помня о его губах, которые действовали на нее так возбуждающе. Она почувствовала влажное и горячее движение его языка, касание его волос и затрепетала – водоворот желания поглотил ее, увлекая на самое дно фантазии, придуманной Джоном.
Он медленно гладил ее тело, спускаясь все ниже и ниже. Она задыхалась от восторга, который переполнял ее. Горячее, живое, изнуряющее наслаждение, которое она познала всего несколько недель назад, теперь оживало вновь с его прикосновениями. И они все увереннее пробуждали ее трепещущую плоть.
Поймав ее губы, он отведал радость, которая переполняла ее.
– Ш-ш-ш… тише! – уговаривал Джон, сжимая ее в страстном объятии. Он привлек ее к своей широкой груди и сомкнул кольцо своих рук за ее спиной. Его губы покрыли ее горящие щеки ковром из поцелуев, и он улыбался, глядя на ее замешательство.
– Джон?.. – Ее высокий голос с удивлением произнес его имя.
– Тебе понравился мой подарок, дорогая?
– Больше всего, что мне доводилось получать когда-то прежде, – прошептала она.
– Это лучше, чем ботинки? – Его глаза светились восторгом.
Она покраснела еще больше.
– О да, – выдохнула она. – Это гораздо лучше ботинок.
Свет зимнего солнца лился в комнату через заиндевевшее окно, и Лотти следила за движением пылинок, круживших в солнечных лучах. Возня около стола прекратилась после того, как Мод заявила, что не может работать, когда Сисси и Томас дурачатся.
Дети были выставлены из комнаты, и воцарилась тишина, нарушаемая лишь шарканьем по полу туфель Мод.
Лотти неохотно отвела взгляд от вальсирующих в солнечном свете пылинок и взглянула на пожилую женщину, с суровым видом месившую тесто. Волосы зачесаны назад, рот напряженно сжат, она старается удержать густую массу в руках.
– Я поражаюсь, как ловко ты работаешь, Мод, – осмелилась вставить Лотти.
Женщина фыркнула и небрежно кивнула.
– Я лишь исполняю свой долг христианки, Лотти. Пастор учит нас: «Вкладывай в работу душу», – и я стараюсь следовать добрым советам.
Она разделила сероватый ком теста на три части, придала им форму и поместила на противни, которые ждали своего часа здесь же, на столе.
– Они будут готовы к выпечке через час, – довольно сказала Мод. Поставив тесто поближе к плите, она укрыла противни чистым полотенцем.
Лотти наблюдала за всем происходящим с вялым интересом. Если им повезет, на этот раз хлеб будет вкуснее, чем в предыдущий. Что и говорить, Сисси была права: среди талантов миссис Клаусон таланта к выпеканию хлеба не наблюдалось.
Руки Лотти горели желанием месить тесто для хлеба, с любовью придавать ему форму, печь до золотистой корочки и подавать теплые воздушные ломтики на стол для всей семьи. В полузабытьи она протяжно вздохнула, и ее мысли продолжали свой сбивчивый бег.
– С вами все в порядке? – спросила Мод, поворачивая голову и хмурясь.
– Да, – поспешила ответить Лотти. – Просто мне жаль, что я не могу сама заботиться о своей семье, делать то, что сейчас приходится вам.
– Ничего, когда-нибудь и вы приметесь за это дело, – пробормотала Мод. – Видит Бог, женщине редко доводится поваляться в постели, разве когда собирается родить. Но что уж тогда за отдых, скорее – работа.
– Право же, в моем нынешнем положении так мало радости, – сказала Лотти, подумав, что это, наверное, самые правдивые ее слова за весь день. – Я привыкла быть на ногах и при деле. А лежать и смотреть на паутину по углам для меня большое испытание.
Мод взглянула на потолок, пробежала глазами по углам и пожала плечами.
– Никогда не искала себе приключений. Если уж она там, наверху, то пусть там и остается, – сказала Мод. – Я всегда считала, что если открыть весной дверь, то ветер унесет с собой все плохое. Я еще как-то справляюсь с тем, что лежит на полу. Но увольте лазить за тем, что висит над головой.
Лотти попыталась улыбнуться:
– Ну конечно, я не пыталась упрекнуть вас. Моя паутина прекрасно дождется дня, когда я снова атакую ее метлой.
– Вы обучаете детей здесь, дома? – спросила Мод, передвинув доску Томаса на край стола. Она наклонилась, вглядываясь в буквы, которые Томас забыл стереть.
– Да, я пыталась. Джон говорит, что отправит Томаса в школу на будущий год, и я собиралась дать ему какой-то начальный запас знаний.
– Слишком много книжных занятий вредно для молодежи, – с глубокомысленным видом промолвила Мод. – Это забивает их головы разными глупостями…
– Иногда, – осторожно начала Лотти, – как мне кажется, полезно изучать, что же происходит в мире, вы так не думаете?
– Нет, – последовал твердый и уверенный ответ. – Это только развращает их, делает наглыми и спесивыми. Они начинают считать себя слишком умными для того, чтобы помогать по хозяйству.
– Их мать хотела научить детей всему, к чему у них есть способности, – храбро возразила Лотти. – Я чувствую себя обязанной сделать все возможное, чтобы выполнить ее волю.
Мод, усаживаясь чистить картошку, взглянула на нее с сомнением.
– Сара Тиллмэн была слишком хрупкой для жизни в наших краях. Она родилась и выросла в городе. Эта жизнь доконала ее, знаете ли. Ей бы лучше остаться в Сент-Луисе.
– Она хотела быть со своим мужем, как мне кажется, – робко возразила Лотти. – Она была счастлива здесь, разве не так?
Мод скривилась.
– Что счастливым делать в нашем мире? – проворчала она. – Мы не для счастья на этой грешной земле. В Библии говорится, что мужчина будет пахать землю и бороться с сорняками и зарослями, а женщина в страданиях будет вынашивать детей. Для меня это звучит вполне понятно. – Расставив ноги, Мод яростно набросилась на картошку.
– Разве вы никогда не были счастливы, Мод? – с надеждой в голосе спросила Лотти. – Когда вы только поженились с мистером Клаусоном…
– Ха! – фыркнула Мод. – Не такая уж я дура была, когда выходила замуж. Нет, ничего я не ждала, – изрекла она, рассекая ножом воздух для пущего эффекта. – Моему Генри были нужны сыновья, чтобы помогали ему в поле, и мой святой долг был кормить их. Я исполняю его и по сей день, – заключила она.
– Кто же следит за детьми, пока вы здесь? – спросила Лотти с трепетом, вызванным таким стоическим отношением Мод к своему месту в этом мире.
– Моя старшая, Джози Мэй. Ей почти четырнадцать. Хорошая девочка, печет почти так же хорошо, как я. Она им скучать не даст.
– Кто-нибудь из них ходит в школу? – осторожно спросила Лотти.
Мод пожала плечами, бросив еще одну очищенную картофелину в кастрюлю на столе.
– Ходят, когда погода хорошая. И если работы в поле не так много. Генри не может отдать им лошадь, чтоб она возила их туда-сюда.
– Они могли бы приходить к нам, если бы захотели. Я имею в виду, когда не смогут добраться до школы, – робко предложила Лотти. – Я бы учила их вместе с Томасом.
– Вы беретесь? – Руки Мод застыли над кастрюлей. Она пристально посмотрела на молодую женщину. – Ну, может быть, мальчишки смогут выдержать немного арифметики, – уступила она, наконец. – Возможно, я притащу двоих в следующий раз.
Лотти просияла:
– Пожалуйста, приведите их, Мод. Я буду чувствовать, что делаю что-то, чтобы отплатить вам за вашу помощь.
– Как долго, по мнению доктора, вам придется еще пролежать?
– Ну, он не сказал ничего определенного, но я знаю, что он действительно доволен моими успехами, – ответила Лотти.
– Все еще не можете шевелить ногами?
Лотти покачала головой:
– Чуть-чуть могу. Но зато я прекрасно поворачиваюсь с одного бока на другой. Я даже чувствую покалывание – до самых кончиков пальцев на ногах, – сказала она бодро. – Это лучше, чем на прошлой неделе.
Лотти вспомнила, что на прошлой неделе она уже почти отчаялась… А потом, когда ночью Джон купал ее… Ее щеки покраснели, едва она вспомнила о том, что произошло прошлой ночью. Он действительно добился своего, призналась себе Лотти. Он подарил ей воспоминание…
– У вас жар? – спросила Мод, поглядывая на нее украдкой. – У вас все щеки красные.
Лотти проглотила подкативший к горлу комок.
– Нет! Конечно, нет. Вероятно, я находилась слишком близко к огню сегодня утром, – сказала она, еще больше краснея под пристальным взглядом Мод.
– Ну, я пойду, принесу немного моркови, – произнесла Мод, поднимаясь. – Оставить это свиньям? – спросила она, указывая на картофельные очистки.
– Да, Томас вынесет позже. – Лотти напряженно прислушивалась к звукам во дворе. – Что они там делают, Мод? Вроде бы Джон работает в загоне, но слишком близко к дому.
– Он таскал бревна из сарая все утро, – объяснила Мод. – Должно быть, строит что-то на дворе.
– Наверное, сооружает загон для своих лошадей. Боюсь, он пренебрегал ими, так как уделял мне слишком много времени, – проговорила Лотти с расстроенным видом. – А еще он вчера собирался на мельницу. Ему нужны помощники. Я хотела напомнить ему об этом, но забыла.
– Это не ваше дело, – сказала Мод грубовато.
– Ну, я спрошу его, когда он придет, – объявила Лотти.
Но и к тому времени, когда пища была готова и дети были накормлены, Джон все еще не пришел. Лотти нервничала, слыша, что звуки переместились в другой конец двора, как раз под стену, у которой она лежала.
Неожиданно в комнату ворвался Томас.
– Дядя Джон просил узнать, не могли бы вы отправить им три порции мяса? Они очень голодны, – выпалил он.
Мод пробормотала что-то в ответ и потянулась к тяжелым круглым мискам, стоявшим на полке.
– Сдается мне, что им бы лучше пообедать за столом.
Она ухватила миски, сунула себе в карман три ложки и сняла с плиты кастрюлю с тушеным мясом. Затем, ворча, направилась к двери.
– Посмотрите, что там происходит! – крикнула ей вдогонку Лотти.
Чем дольше она прислушивалась, ожидая возвращения женщины, тем любопытнее ей было, что же происходит во дворе. Но вместо Мод в комнату снова вошел Томас. Он сгреб в охапку пальто, висевшее на крючке у двери, и вылетел прежде, чем Лотти успела вымолвить хоть слово.
– Миссис Клаусон уходит домой, мисс Лотти. Она говорит, что дядя Джон может поставить хлеб в печь. – Его слова заглушил звук закрывающейся двери.
Лотти нервно теребила одеяло, что выдавало ее желание самой испечь хлеб, и бросала взгляды, полные сомнения, в направлении противней, ожидающих Джона.
«Ну, если он собирается печь, значит, скоро здесь появится, – сказала она себе. – Полагаю, мне следует набраться терпения и ждать».
Когда же он пришел, держа в одной руке пустые грязные миски, а в другой кастрюлю, она, запинаясь, прошептала:
– Я так рада видеть тебя, Джон. Я думала, ты так никогда и не придешь…
Он взглянул на нее с самодовольной улыбкой:
– Скучала по мне, а?
– Нет, – резко ответила она. – Я скучаю по тому времени, когда могла выходить из дома, когда хотела.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37