https://wodolei.ru/catalog/smesiteli/Grohe/
Неожиданно полотенце само оказалось у нее в руках. Она удивленно открыла глаза. Рядом стоял бесшумно подошедший Джон Тиллмэн.
– Спасибо, – смутилась она, потом вытерла лицо и повесила полотенце на место.
– Не за что, – кивнул Джон. – Похороны состоятся сегодня днем, – продолжал он негромко, так, чтобы услышала только она одна. – Я поговорю об этом с детьми после того, как они позавтракают.
Лотти кивнула и опустила голову. Все происшедшее было слишком неожиданно и трагично. «Жизнь тут совсем другая», – с грустью подумала она. Траур здесь не принят, каждый день – борьба за выживание.
Джон повернулся и прислонился к буфету, скрестив руки на груди.
– Вы будете готовить сегодня завтрак? – спросил он с насмешкой. – Или вы решили, что мы здесь слишком грубы для вашей восточной чувствительной натуры?
В ответ на его насмешку она сжала зубы, пытаясь сдержаться.
– Я уже, кажется, говорила вам вчера, мистер Тиллмэн, что я умею готовить, и я не замечала за собой ничего из того, что вы называете чувствительной натурой женщины с востока, – сухо проговорила она.
– Ну так докажите нам это, – улыбнулся он, но девушке в его голосе снова почудилась насмешка, как будто он догадывался, какие усилия она прилагает, чтобы не вспылить.
Она опустила глаза, скрывая свою досаду. Кроме того, детям не следовало слышать, как ссорятся взрослые, на попечении которых они находились – пусть даже и временно.
Она уловила какой-то звук, донесшийся с чердака, и подняла глаза. Сисси смотрела на нее с лестницы. Девочка с недовольным видом терла кулачками глаза.
– Вы разбудили меня, – сказала она, надувшись.
– Все равно тебе пора вставать, – заметил дядя, направляясь к лестнице, чтобы помочь племяннице спуститься.
Сисси оперлась о перила.
– Дядя Джон, мне нужно одеться, – сказала она, зевая.
– Тогда поторопись. Ты ведь не хочешь опоздать к завтраку?
– Я хочу помочь Лотти приготовить чай, – сказала девочка, принимаясь искать свое платье.
– Чай? – презрительно фыркнул Джон, и его бровь недоверчиво приподнялась, когда он посмотрел на Лотти. – Чай? – переспросил он.
– Я обещала, – ответила девушка, пожимая плечами.
– А кофе вы умеете варить? – спросил он минуту спустя, удобно устроившись на стуле.
Стоя с ножом в руке над куском свинины, оставшимся с ужина, Лотти взглянула на него через плечо.
– Я могу сварить такой кофе, какой вам никогда не доводилось пить, – отрезала она.
Поджав губы, Лотти резкими движениями, почти ударами, нарезала свинину на куски и ловко уложила их на сковороду. Затем поставила сковороду рядом с котелком и занялась приготовлением кофе.
Все ее движения были точны и быстры. Джон откинулся на спинку стула, наблюдая за колыханием ее юбок и время от времени мелькавшей ножкой.
– Ну, допустим, – лениво протянул он, – это вы умеете. Но может, я просто так спросил? Потому что кофе не имеет значения…
Глава 3
Могила зияла рваной раной. Комья земли лежали вокруг, словно ожидая прощальных слов перед тем, как они будут сброшены вниз.
Гроб был прост – сколоченный из сосны и обтянутый желтой материей, которую жена лавочника откопала где-то на дальней полке в чулане. Миссис Шарп, жена гробовщика, провела все утро, укладывая ткань так, чтобы она обрамляла те части тела Джеймса Тиллмэна, которые должны быть открыты постороннему взгляду.
Покойника одели в темно-синий костюм. В этом костюме он женился и вот теперь, девять лет спустя, в нем же отправлялся в свой последний путь. Гроб был узок, и могучие плечи упирались в стенки. Волосы покойного были того же льняного цвета, что и у Сисси. Лотти с трудом подавила в себе желание поправить его непокорную прядь.
Она стояла позади детей, чужая среди этих людей. Впрочем, к ней относились как к жене Джеймса, которой бы она, несомненно, стала.
«Я чувствую себя лицемеркой, – думала Лотти. – Я оплакиваю человека, которого даже не знала. Я сержусь на него потому, что своей гибелью он поставил меня в затруднительное положение». От этих мыслей комок подступил к ее горлу, и краска стыда залила лицо. Низко опустив голову, с закрытыми глазами она слушала слова пастора.
Лотти обнаружила, что Джеймс пользовался уважением. Хотя он не посещал баптистскую церковь, пастор не держал зла на методиста, которого хоронил. По его словам, Джеймс своим трудолюбием и набожностью заслужил себе место на небесах.
«Почему?» Тяжелый вздох вырвался у нее из груди. «Почему Бог сначала преподнес мне сразу двух кандидатов в мужья, а потом позволил лучшему из них уйти как раз в тот день, когда я приехала? Очевидно, провидение вовсе не было ко мне так благосклонно, как казалось вначале», – с грустью думала Лотти. Она вспомнила, как Эгги Конклин уверяла, что наконец-то Бог вознаградит ее, Лотти, за годы, проведенные в приюте. «Знала бы она, как все обернется. Бедная Эгги ужасно бы расстроилась, видя меня сейчас».
Маленькая ручка потянула ее за указательный палец. Лотти открыла глаза и увидела Сисси, которая смотрела на нее с мольбой во взгляде. Придав своему лицу строгое выражение, Лотти покачала головой.
– Ш-ш-ш-ш, – прошептала она, увидев, что Сисси вот-вот заплачет.
– Мисс Лотти, я хочу пипи, – жалобно пропищала малышка.
Девочка стояла, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. Лотти почувствовала, что краснеет – несколько пар глаз смотрели в их сторону. Джон Тиллмэн, стоявший слева, склонил голову к ее шляпке.
– Хочешь, я заберу ее? – спросил он шепотом.
Лотти отрицательно покачала головой, и цветы на шляпке девушки задрожали. Он быстро поднял голову, неодобрительно глянув на ее шляпку.
– Нет, я позабочусь о ней сама, – мягко сказала Лотти и наклонилась к самому уху Сисси. – Это кончится через несколько минут, – прошептала она. – Ты можешь потерпеть еще совсем чуть-чуть?
Глаза Сисси были полны отчаяния, она замотала головой и выдохнула:
– Не-е-е-т…
Это прозвучало весьма красноречиво. Без дальнейших колебаний Лотти взяла ребенка за руку и повела прочь от столпившихся вокруг могилы людей.
Небольшая рощица скрывала воды Миль-Крика от взглядов скорбящих. В это уединенное местечко и направилась Лотти, ведя за собой девочку. Сисси зажимала одну ручку между ногами, другой же вцепилась в руку Лотти.
– Простите меня, мисс Лотти, – сдавленным голосом произнесла она. – Я больше не могу!
У самого края кленовой рощицы находились заросли ежевики. Лотти, убедившись в том, что их никто не видит, опустилась на колени, помогая девочке освободиться от одежды.
Дело, которое привело их сюда, не заняло много времени, и через несколько минут Лотти уже помогала малышке одеться.
– А теперь пошли назад, – сказала она со вздохом.
Лотти пыталась пригладить непокорные кудряшки Сисси. Затем она вытащила из кармана сложенный вчетверо платок и стала вытирать пятно на щеке девочки.
– Высунь язык, – сказала она Сисси и увлажнила платок, чтобы вытереть пятно.
Сисси храбро стерпела эту процедуру и терпеливо ждала, пока Лотти осматривала ее.
– Мы возвращаемся? – спросила она, когда девушка наконец-то убрала платок обратно в карман.
Вопрос малышки был задан «похоронным» голосом, словно она надеялась на ответ, который избавит ее от необходимости возвращаться к торжественному мероприятию, где она так оконфузилась.
– Ты в последний раз видишь своего папу, – объяснила Лотти, когда они присоединились к скорбящим. Это было произнесено тихим шепотом, когда они проходили сквозь неровные ряды могил у дальней части кладбища.
– Он на небесах вместе с мамой? – спросила Сисси, перешагивая через кустики травы, которые боролись за выживание под жарким солнцем позднего лета.
Лотти кивнула и прижала указательный палец к губам, призывая к молчанию. Девочка послушно умолкла.
Крышку гроба сдвинули так, чтобы взорам людей было открыто только лицо Джеймса. Новые гвозди, наполовину вбитые в края крышки, ярко блестели под лучами солнца. Гроб был прост: широкий там, где находились плечи покойника, он сужался дальше к ногам.
Лотти тихонько заняла свое место рядом с Джоном Тиллмэном. Томас с благодарностью посмотрел на Лотти. Девушку внезапно охватило чувство негодования. «За что такое испытание выпало на долю этих детей?! – подумала она. – Они никогда не оправятся от этой потери». От сознания несправедливости жизни слезы набежали ей на глаза, и она до боли прикусила губу, чтобы скрыть свою печаль от детей, которые находились рядом.
Один за другим горожане и фермеры, собравшиеся, чтобы отдать последнюю дань уважения умершему, проходили мимо открытого гроба, пока у могилы не остались четверо. Джон предложил руку Лотти, и она положила левую ладонь на гладкую ткань его пиджака. «Похоже, он из того же материала, что и костюм Джеймса», – рассеянно подумала она, когда они подошли ближе к могиле. Дети молча стояли по обе стороны от них, и Лотти тихо ждала, когда Джон скажет слова прощания.
Ей показалось, что Томас и Сисси держатся хорошо. Но тут Томас отвернулся, и послышались его приглушенные рыдания. Лотти с молчаливым состраданием смотрела на мальчика. Томас долго и мужественно крепился, но смерть отца оказалась слишком суровым для него испытанием. Он стоял и плакал, утирая кулачками горькие слезы, не в силах взглянуть на лицо покойника.
Джон обнял племянника за худенькие плечики, содрогавшиеся от рыданий, которые мальчик тщетно пытался сдержать, и Томас повернулся к нему и уткнулся лицом в его живот. Затем, как будто горе Томаса пробудило и ее горе, Сисси тоже разрыдалась.
Она громко оплакивала свою утрату, не обращая внимания на окружающих. Лотти наклонилась и взяла ее на руки, ласково прижимая кудрявую головку к груди. Она целовала мокрую щеку девочки, шепча слова утешения:
– Ну… ну, не плачь. Все будет хорошо. – Когда девушка произносила эту банальную фразу, в глубине души она чувствовала, что все ее слова – ложь. Для этих сирот жизнь уже не станет такой, как прежде. Губы Лотти сжались, и сердце забилось неровно, когда она осознала, что теперь ее связывали еще одни узы – узы утраты. Она была навеки привязана к этим детям. Она, никогда не знавшая родительской любви, вероятно, была здесь единственным человеком, который мог откликнуться на крик юных сердец, разрывавшихся от горя. Лотти нежно положила руку на голову Томаса. Всхлипывая, он поднял на нее глаза и утер кулаком слезы – свидетельства скорби, блестевшие на детских щечках.
– Я в порядке, мисс Лотти, – сказал он, сжимая зубы.
– Конечно, – быстро ответила она, понимая, что излишние нежности с ее стороны только заденут его гордость.
Могильщик приблизился с молотком в руке, чтобы заколотить гроб. Джон подошел к нему, чтобы помочь ровно уложить крышку. Блестящие гвозди были водворены на место. Звуки ударов разносились над кладбищем; собравшиеся тихо наблюдали за процедурой. «Как церковные колокола», – подумала Лотти, бессознательно считая удары. Рука Джона, стоявшего рядом, сжалась в кулак, и она заметила, как побелели костяшки его пальцев. Лотти прикоснулась к руке Джона в надежде как-то поддержать его и почувствовала, как напряглись его мышцы, как натянулись, точно струны, сухожилия…
Молоток замер в руке могильщика – крышка была закреплена. Затем четыре человека выступили вперед и заняли места по разные стороны гроба. Джон подтолкнул Томаса – так, чтобы тот оказался впереди Лотти. Мужчины дружно подняли сосновый ящик и понесли его к трем веревкам, лежавшим поперек открытой могилы. Концы веревок были привязаны к колышкам, вбитым в землю, и гроб положили на эти веревки. Затем мужчины отвязали концы веревок и начали медленно опускать гроб.
Взгляд Лотти был прикован к человеку, стоявшему впереди нее. Она смотрела, как лучи солнца золотят его волосы. Его ноги твердо стояли на земле, мускулы были напряжены, когда он медленно отпускал веревку вместе с другими.
Один из мужчин поднял руку, чтобы отереть пот со лба.
Это был Генри Клаусон; в темном костюме, чисто выбритый, он выглядел очень солидно. Лотти едва узнала в нем мрачного фермера, ее вчерашнего молчаливого спутника.
Наконец гроб опустили в могилу, веревки вытащили и быстро смотали. Генри отдал их мистеру Шарпу, а тот, в свою очередь, передал веревки молодому человеку, стоявшему позади него.
Лотти поняла, что они не впервые занимаются подобной работой. Это было привычное для них дело.
Затем вперед выступила миссис Шарп. На земле стояла корзина с цветами – луговыми маргаритками, садовыми розами и георгинами. Женщина подняла корзину и обошла всех присутствующих. Лотти смотрела, как каждый выбирает цветок. Когда очередь дошла до нее, она помогла Томасу и Сисси выбрать красные георгины и вслед за ними бросила свой цветок в открытую могилу.
На ее глазах грубая крышка гроба вдруг преобразилась, покрываясь цветами. Ее цветок упал одновременно с желтой маргариткой Джона. Затем они отошли назад, а двое мужчин взялись за лопаты, торчавшие из кучи земли.
Звук падающих на крышку гроба земляных комьев заставил ее содрогнуться. Лотти казалось, что она чувствует вибрацию почвы под подошвами ботинок. Сбросив пиджаки и засучив рукава рубашек, мужчины работали быстро, освещенные ярким солнцем, лучи которого падали на их непокрытые головы. Лотти впервые в жизни видела смерть так близко. Ее страшило ощущение утраты, витавшее над кладбищем. Затем прозвучал голос пастора. Чистым тенором он затянул гимн.
– Скоро… – пел он, и вторая строка была с силой подхвачена голосам присутствовавших, – …мы все снова встретимся на том прекрасном берегу.
Голоса поющих звучали в унисон, и со звуками музыки на собравшихся снизошел покой.
– Тебе что-то нужно в городе? – Грубый голос Джона совершенно не вязался с тем, как он вел себя накануне.
Лотти повернулась и посмотрела на Джона; тот, нахмурившись, глядел на нее. Они сидели в повозке Джеймса. Дети пристроились сзади, на куче сена. На этом же сене, лежавшем здесь со вчерашнего дня, покоилось тело Джеймса Тиллмэна, когда его везли в город. Сено было мягче, чем жесткое сиденье повозки, – Томас сгреб его в кучу и посадил Сисси сверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
– Спасибо, – смутилась она, потом вытерла лицо и повесила полотенце на место.
– Не за что, – кивнул Джон. – Похороны состоятся сегодня днем, – продолжал он негромко, так, чтобы услышала только она одна. – Я поговорю об этом с детьми после того, как они позавтракают.
Лотти кивнула и опустила голову. Все происшедшее было слишком неожиданно и трагично. «Жизнь тут совсем другая», – с грустью подумала она. Траур здесь не принят, каждый день – борьба за выживание.
Джон повернулся и прислонился к буфету, скрестив руки на груди.
– Вы будете готовить сегодня завтрак? – спросил он с насмешкой. – Или вы решили, что мы здесь слишком грубы для вашей восточной чувствительной натуры?
В ответ на его насмешку она сжала зубы, пытаясь сдержаться.
– Я уже, кажется, говорила вам вчера, мистер Тиллмэн, что я умею готовить, и я не замечала за собой ничего из того, что вы называете чувствительной натурой женщины с востока, – сухо проговорила она.
– Ну так докажите нам это, – улыбнулся он, но девушке в его голосе снова почудилась насмешка, как будто он догадывался, какие усилия она прилагает, чтобы не вспылить.
Она опустила глаза, скрывая свою досаду. Кроме того, детям не следовало слышать, как ссорятся взрослые, на попечении которых они находились – пусть даже и временно.
Она уловила какой-то звук, донесшийся с чердака, и подняла глаза. Сисси смотрела на нее с лестницы. Девочка с недовольным видом терла кулачками глаза.
– Вы разбудили меня, – сказала она, надувшись.
– Все равно тебе пора вставать, – заметил дядя, направляясь к лестнице, чтобы помочь племяннице спуститься.
Сисси оперлась о перила.
– Дядя Джон, мне нужно одеться, – сказала она, зевая.
– Тогда поторопись. Ты ведь не хочешь опоздать к завтраку?
– Я хочу помочь Лотти приготовить чай, – сказала девочка, принимаясь искать свое платье.
– Чай? – презрительно фыркнул Джон, и его бровь недоверчиво приподнялась, когда он посмотрел на Лотти. – Чай? – переспросил он.
– Я обещала, – ответила девушка, пожимая плечами.
– А кофе вы умеете варить? – спросил он минуту спустя, удобно устроившись на стуле.
Стоя с ножом в руке над куском свинины, оставшимся с ужина, Лотти взглянула на него через плечо.
– Я могу сварить такой кофе, какой вам никогда не доводилось пить, – отрезала она.
Поджав губы, Лотти резкими движениями, почти ударами, нарезала свинину на куски и ловко уложила их на сковороду. Затем поставила сковороду рядом с котелком и занялась приготовлением кофе.
Все ее движения были точны и быстры. Джон откинулся на спинку стула, наблюдая за колыханием ее юбок и время от времени мелькавшей ножкой.
– Ну, допустим, – лениво протянул он, – это вы умеете. Но может, я просто так спросил? Потому что кофе не имеет значения…
Глава 3
Могила зияла рваной раной. Комья земли лежали вокруг, словно ожидая прощальных слов перед тем, как они будут сброшены вниз.
Гроб был прост – сколоченный из сосны и обтянутый желтой материей, которую жена лавочника откопала где-то на дальней полке в чулане. Миссис Шарп, жена гробовщика, провела все утро, укладывая ткань так, чтобы она обрамляла те части тела Джеймса Тиллмэна, которые должны быть открыты постороннему взгляду.
Покойника одели в темно-синий костюм. В этом костюме он женился и вот теперь, девять лет спустя, в нем же отправлялся в свой последний путь. Гроб был узок, и могучие плечи упирались в стенки. Волосы покойного были того же льняного цвета, что и у Сисси. Лотти с трудом подавила в себе желание поправить его непокорную прядь.
Она стояла позади детей, чужая среди этих людей. Впрочем, к ней относились как к жене Джеймса, которой бы она, несомненно, стала.
«Я чувствую себя лицемеркой, – думала Лотти. – Я оплакиваю человека, которого даже не знала. Я сержусь на него потому, что своей гибелью он поставил меня в затруднительное положение». От этих мыслей комок подступил к ее горлу, и краска стыда залила лицо. Низко опустив голову, с закрытыми глазами она слушала слова пастора.
Лотти обнаружила, что Джеймс пользовался уважением. Хотя он не посещал баптистскую церковь, пастор не держал зла на методиста, которого хоронил. По его словам, Джеймс своим трудолюбием и набожностью заслужил себе место на небесах.
«Почему?» Тяжелый вздох вырвался у нее из груди. «Почему Бог сначала преподнес мне сразу двух кандидатов в мужья, а потом позволил лучшему из них уйти как раз в тот день, когда я приехала? Очевидно, провидение вовсе не было ко мне так благосклонно, как казалось вначале», – с грустью думала Лотти. Она вспомнила, как Эгги Конклин уверяла, что наконец-то Бог вознаградит ее, Лотти, за годы, проведенные в приюте. «Знала бы она, как все обернется. Бедная Эгги ужасно бы расстроилась, видя меня сейчас».
Маленькая ручка потянула ее за указательный палец. Лотти открыла глаза и увидела Сисси, которая смотрела на нее с мольбой во взгляде. Придав своему лицу строгое выражение, Лотти покачала головой.
– Ш-ш-ш-ш, – прошептала она, увидев, что Сисси вот-вот заплачет.
– Мисс Лотти, я хочу пипи, – жалобно пропищала малышка.
Девочка стояла, в нетерпении переминаясь с ноги на ногу. Лотти почувствовала, что краснеет – несколько пар глаз смотрели в их сторону. Джон Тиллмэн, стоявший слева, склонил голову к ее шляпке.
– Хочешь, я заберу ее? – спросил он шепотом.
Лотти отрицательно покачала головой, и цветы на шляпке девушки задрожали. Он быстро поднял голову, неодобрительно глянув на ее шляпку.
– Нет, я позабочусь о ней сама, – мягко сказала Лотти и наклонилась к самому уху Сисси. – Это кончится через несколько минут, – прошептала она. – Ты можешь потерпеть еще совсем чуть-чуть?
Глаза Сисси были полны отчаяния, она замотала головой и выдохнула:
– Не-е-е-т…
Это прозвучало весьма красноречиво. Без дальнейших колебаний Лотти взяла ребенка за руку и повела прочь от столпившихся вокруг могилы людей.
Небольшая рощица скрывала воды Миль-Крика от взглядов скорбящих. В это уединенное местечко и направилась Лотти, ведя за собой девочку. Сисси зажимала одну ручку между ногами, другой же вцепилась в руку Лотти.
– Простите меня, мисс Лотти, – сдавленным голосом произнесла она. – Я больше не могу!
У самого края кленовой рощицы находились заросли ежевики. Лотти, убедившись в том, что их никто не видит, опустилась на колени, помогая девочке освободиться от одежды.
Дело, которое привело их сюда, не заняло много времени, и через несколько минут Лотти уже помогала малышке одеться.
– А теперь пошли назад, – сказала она со вздохом.
Лотти пыталась пригладить непокорные кудряшки Сисси. Затем она вытащила из кармана сложенный вчетверо платок и стала вытирать пятно на щеке девочки.
– Высунь язык, – сказала она Сисси и увлажнила платок, чтобы вытереть пятно.
Сисси храбро стерпела эту процедуру и терпеливо ждала, пока Лотти осматривала ее.
– Мы возвращаемся? – спросила она, когда девушка наконец-то убрала платок обратно в карман.
Вопрос малышки был задан «похоронным» голосом, словно она надеялась на ответ, который избавит ее от необходимости возвращаться к торжественному мероприятию, где она так оконфузилась.
– Ты в последний раз видишь своего папу, – объяснила Лотти, когда они присоединились к скорбящим. Это было произнесено тихим шепотом, когда они проходили сквозь неровные ряды могил у дальней части кладбища.
– Он на небесах вместе с мамой? – спросила Сисси, перешагивая через кустики травы, которые боролись за выживание под жарким солнцем позднего лета.
Лотти кивнула и прижала указательный палец к губам, призывая к молчанию. Девочка послушно умолкла.
Крышку гроба сдвинули так, чтобы взорам людей было открыто только лицо Джеймса. Новые гвозди, наполовину вбитые в края крышки, ярко блестели под лучами солнца. Гроб был прост: широкий там, где находились плечи покойника, он сужался дальше к ногам.
Лотти тихонько заняла свое место рядом с Джоном Тиллмэном. Томас с благодарностью посмотрел на Лотти. Девушку внезапно охватило чувство негодования. «За что такое испытание выпало на долю этих детей?! – подумала она. – Они никогда не оправятся от этой потери». От сознания несправедливости жизни слезы набежали ей на глаза, и она до боли прикусила губу, чтобы скрыть свою печаль от детей, которые находились рядом.
Один за другим горожане и фермеры, собравшиеся, чтобы отдать последнюю дань уважения умершему, проходили мимо открытого гроба, пока у могилы не остались четверо. Джон предложил руку Лотти, и она положила левую ладонь на гладкую ткань его пиджака. «Похоже, он из того же материала, что и костюм Джеймса», – рассеянно подумала она, когда они подошли ближе к могиле. Дети молча стояли по обе стороны от них, и Лотти тихо ждала, когда Джон скажет слова прощания.
Ей показалось, что Томас и Сисси держатся хорошо. Но тут Томас отвернулся, и послышались его приглушенные рыдания. Лотти с молчаливым состраданием смотрела на мальчика. Томас долго и мужественно крепился, но смерть отца оказалась слишком суровым для него испытанием. Он стоял и плакал, утирая кулачками горькие слезы, не в силах взглянуть на лицо покойника.
Джон обнял племянника за худенькие плечики, содрогавшиеся от рыданий, которые мальчик тщетно пытался сдержать, и Томас повернулся к нему и уткнулся лицом в его живот. Затем, как будто горе Томаса пробудило и ее горе, Сисси тоже разрыдалась.
Она громко оплакивала свою утрату, не обращая внимания на окружающих. Лотти наклонилась и взяла ее на руки, ласково прижимая кудрявую головку к груди. Она целовала мокрую щеку девочки, шепча слова утешения:
– Ну… ну, не плачь. Все будет хорошо. – Когда девушка произносила эту банальную фразу, в глубине души она чувствовала, что все ее слова – ложь. Для этих сирот жизнь уже не станет такой, как прежде. Губы Лотти сжались, и сердце забилось неровно, когда она осознала, что теперь ее связывали еще одни узы – узы утраты. Она была навеки привязана к этим детям. Она, никогда не знавшая родительской любви, вероятно, была здесь единственным человеком, который мог откликнуться на крик юных сердец, разрывавшихся от горя. Лотти нежно положила руку на голову Томаса. Всхлипывая, он поднял на нее глаза и утер кулаком слезы – свидетельства скорби, блестевшие на детских щечках.
– Я в порядке, мисс Лотти, – сказал он, сжимая зубы.
– Конечно, – быстро ответила она, понимая, что излишние нежности с ее стороны только заденут его гордость.
Могильщик приблизился с молотком в руке, чтобы заколотить гроб. Джон подошел к нему, чтобы помочь ровно уложить крышку. Блестящие гвозди были водворены на место. Звуки ударов разносились над кладбищем; собравшиеся тихо наблюдали за процедурой. «Как церковные колокола», – подумала Лотти, бессознательно считая удары. Рука Джона, стоявшего рядом, сжалась в кулак, и она заметила, как побелели костяшки его пальцев. Лотти прикоснулась к руке Джона в надежде как-то поддержать его и почувствовала, как напряглись его мышцы, как натянулись, точно струны, сухожилия…
Молоток замер в руке могильщика – крышка была закреплена. Затем четыре человека выступили вперед и заняли места по разные стороны гроба. Джон подтолкнул Томаса – так, чтобы тот оказался впереди Лотти. Мужчины дружно подняли сосновый ящик и понесли его к трем веревкам, лежавшим поперек открытой могилы. Концы веревок были привязаны к колышкам, вбитым в землю, и гроб положили на эти веревки. Затем мужчины отвязали концы веревок и начали медленно опускать гроб.
Взгляд Лотти был прикован к человеку, стоявшему впереди нее. Она смотрела, как лучи солнца золотят его волосы. Его ноги твердо стояли на земле, мускулы были напряжены, когда он медленно отпускал веревку вместе с другими.
Один из мужчин поднял руку, чтобы отереть пот со лба.
Это был Генри Клаусон; в темном костюме, чисто выбритый, он выглядел очень солидно. Лотти едва узнала в нем мрачного фермера, ее вчерашнего молчаливого спутника.
Наконец гроб опустили в могилу, веревки вытащили и быстро смотали. Генри отдал их мистеру Шарпу, а тот, в свою очередь, передал веревки молодому человеку, стоявшему позади него.
Лотти поняла, что они не впервые занимаются подобной работой. Это было привычное для них дело.
Затем вперед выступила миссис Шарп. На земле стояла корзина с цветами – луговыми маргаритками, садовыми розами и георгинами. Женщина подняла корзину и обошла всех присутствующих. Лотти смотрела, как каждый выбирает цветок. Когда очередь дошла до нее, она помогла Томасу и Сисси выбрать красные георгины и вслед за ними бросила свой цветок в открытую могилу.
На ее глазах грубая крышка гроба вдруг преобразилась, покрываясь цветами. Ее цветок упал одновременно с желтой маргариткой Джона. Затем они отошли назад, а двое мужчин взялись за лопаты, торчавшие из кучи земли.
Звук падающих на крышку гроба земляных комьев заставил ее содрогнуться. Лотти казалось, что она чувствует вибрацию почвы под подошвами ботинок. Сбросив пиджаки и засучив рукава рубашек, мужчины работали быстро, освещенные ярким солнцем, лучи которого падали на их непокрытые головы. Лотти впервые в жизни видела смерть так близко. Ее страшило ощущение утраты, витавшее над кладбищем. Затем прозвучал голос пастора. Чистым тенором он затянул гимн.
– Скоро… – пел он, и вторая строка была с силой подхвачена голосам присутствовавших, – …мы все снова встретимся на том прекрасном берегу.
Голоса поющих звучали в унисон, и со звуками музыки на собравшихся снизошел покой.
– Тебе что-то нужно в городе? – Грубый голос Джона совершенно не вязался с тем, как он вел себя накануне.
Лотти повернулась и посмотрела на Джона; тот, нахмурившись, глядел на нее. Они сидели в повозке Джеймса. Дети пристроились сзади, на куче сена. На этом же сене, лежавшем здесь со вчерашнего дня, покоилось тело Джеймса Тиллмэна, когда его везли в город. Сено было мягче, чем жесткое сиденье повозки, – Томас сгреб его в кучу и посадил Сисси сверху.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37