Альфонс де Мартиньи доверил ему посредничество, оттеснив Акмаля, и сделка была заключена. Однако, если Клодин решила разорвать помолвку, он не собирался лезть из кожи вон, чтобы ей помешать.– И это все, что ты можешь мне сказать? – истерически всхлипывала она.– Постарайся прийти в себя, а потом перезвони, – спокойно ответил он.Вместо этого ему перезвонил сам Альфонс де Мартиньи с просьбой вмешаться.Приехав в парижский особняк де Мартиньи на авеню Маршала Нея у площади Этуаль, Бруно застал Клодин в плачевном состоянии. Сделав над собой усилие, он попытался улыбнуться этой пустой и тщеславной девчонке, глупой, испорченной, самовлюбленной, неспособной взглянуть в глаза реальности.– Ты! Ты! Всегда и всюду только ты! – накинулась она на него. – Барон Монреале! А я? Меня нет. Я не существую. Я всего лишь швейцарская молочница, недостойная целовать землю, по которой ты ступаешь. Я не стану жить в тени полубога. Я этого не потерплю!– Никто тебе не мешает объявить о расторжении нашей помолвки, – предложил он. – Ты прославишься как женщина, которая выставила за дверь великого покорителя сердец. Я готов сыграть роль соблазненного и покинутого, но больше ни о чем меня не проси.Она судорожно ухватилась за спинку стула.– И больше ты ничего не можешь мне предложить? – Ее губы вздрагивали, глаза полыхали ненавистью.– Довольно! – властно вмешался Альфонс де Мартиньи, чем буквально потряс дочь, привыкшую к его снисходительности и терпению. – Ты поедешь на этот треклятый прием. Ты сама его устроила. И будешь вести себя, как подобает дочери де Мартиньи.Профессорам школы злословия, собравшимся «У Регины», хватило одного беглого взгляда, чтобы понять, что между женихом и его суженой пронеслась буря. Но как бы то ни было, чье-то дурное расположение духа или семейная ссора не могли остановить запущенный в ход сложный механизм официального праздника.Церемониал соблюдался неукоснительно. Ракетой первой ступени стало шампанское: под его опьяняющим воздействием разговор оживился, злые языки заработали вовсю, оркестр нашел нужный ритм, начались танцы. Бруно, помнивший, как его дед танцевал вальс в салонах виллы Сан-Лоренцо, терпеть не мог современной марионеточной трясучки, лишенной достоинства и грации, Клодин же, напротив, во что бы то ни стало хотела танцевать, тем более что партнеров, готовых подергаться в паре с мадемуазель Денежный Мешок, было в избытке. Будучи прекрасным актером, Бруно делал вид, что следит за ходом событий с неослабевающим вниманием, и вежливо отвечал на все обращенные к нему вопросы. Он сидел в кресле, отодвинувшись от танцующих, курил сигарету за сигаретой и пил виски.– Почему вы так упорно здесь сидите, вам ведь очень хочется уйти? – раздался голос у него за спиной. Это был голос сирены: грудной, музыкальный, как звук виолончели.Пораженный чарующим напевом, Бруно боялся обернуться: а вдруг это слуховая галлюцинация?– Кто вы? Живое существо или потустороннее явление? – спросил он, сохраняя неподвижность.– Решайте сами. – Женщина предстала перед ним: высокая стройная негритянка, ослепительная и знойная, как августовская ночь.– Мы знакомы? – Более глупого вопроса ему в жизни не приходилось задавать: такую женщину, раз увидев, невозможно было забыть.– Я вас знаю. – Ее губы приоткрылись в светлой улыбке, а в янтарных глазах вспыхнуло восхищение.– Это нелепо. – К нему понемногу возвращалась его обычная живость.– Что именно? То, что я вас знаю?– Нелепо то, что я вас не знаю. – Он поднялся и поцеловал ей руку.– Клодин месяцами только о вас и говорит.– Стало быть, вы знакомы с Клодин, – с грустью вздохнул он, вспомнив о своей невесте.– Клодин знакома со мной, – уточнила незнакомка. – Если бы не моя скромность, я бы представилась вам как самая популярная фотомодель в Париже. Меня зовут Маари.– Мне очень стыдно, – принялся оправдываться Бруно, – но, к сожалению, этот мир мне незнаком.– Мир фотомоделей?– Мир моды вообще и в частности мир фотомоделей. И все же я теперь припоминаю… – Он вспомнил фотографии, случайно увиденные в журналах. Они, безусловно, были бледнее оригинала.– Вот видите, значит, в каком-то смысле вы тоже меня знаете! – У нее в ушах на длинных золотых цепочках раскачивались чистейшей воды бриллианты, сверкающие капли света. – Что-то вы не похожи на счастливого жениха. Мне кажется, вам тут очень одиноко.– Хотите составить мне компанию? – спросил он с воодушевлением.– Ну, раз вы просите, да еще таким тоном. – У нее была такая пленительная улыбка, такой певучий голос, такие волнующие духи, что Бруно позабыл обо всем на свете, очарованный этой сказочной красотой.Барон пригласил ее сесть.– Нет, спасибо. – Она грациозно покачала головой. Волосы у нее были короткие, мелко вьющиеся до самых корней и необыкновенно мягкие.– Знаете, чего мне хотелось бы больше всего на свете? – сказал Барон.– Готова выслушать самое непристойное признание, – приняла вызов Маари.– Мне хотелось бы провести рукой по вашим волосам, – откровенно признался он.– Можете это сделать, если хотите. – Она не сводила с него своих удивительных глаз, и в них светилось нечто большее, чем простое дружелюбие. – Но вам придется поторопиться. Я собираюсь уходить.– Я тоже хотел бы уйти с этого дурацкого спектакля, – ответил он, – но боюсь, что для помолвки требуются по меньшей мере двое, и я – один из этих двоих.– У вас, по-моему, нет ни малейшего желания доиграть спектакль до конца. – Она читала его мысли.– Это правда, – признался он.– Опасаетесь скандала? – Маари явно искушала его.– Я связан словом, – напомнил он.– Но не чувством, – уточнила она.– Брак и любовь не всегда идут рука об руку.– Очевидно, я ошиблась адресом, – насмешливо улыбнулась Маари. – Я-то думала, что говорю с Бароном Монреале.Она была неотразима в вечернем платье белого крепа с узкими рукавами, отделанном по вороту бриллиантовой россыпью. Ее гибкое тело пришло в движение, под белым шелком обозначились крепкие маленькие груди и длинные ноги.Стальной взгляд Бруно пытался проникнуть в представшую перед ним загадку. Он приблизился к ней, словно они были одни на огромном весеннем лугу, и сжал ладонями нежное, будто выточенное из нефрита лицо Маари. Многочисленные головы повернулись в их сторону.– Ты веришь в любовь с первого взгляда? – Они пожирали друг друга глазами.– Нет, – ответила Маари.– Я тоже не верю, – прошептал Бруно, – но я люблю тебя.– Вот видишь, сколько прописных истин оказываются правдой, – усмехнулась она.Не обращая внимания на щелкание фотокамер и вспышки магния в полутемном зале ресторана, Бруно прижался губами к губам Маари и поцеловал ее. Время остановилось, оркестр умолк, потрясенные гости вытаращенными от изумления глазами следили за неожиданным поворотом событий, которого ни один из них, постоянных охотников за сенсациями, не смог бы не только предугадать, но даже вообразить.– Я люблю тебя, Маари, – сказал Бруно.– Я люблю тебя, Бруно, – сказала Маари.Они вновь потянулись друг к другу. Это был долгий, самозабвенно страстный поцелуй.Клодин нарушила очарование, обрушившись на них как фурия. Она ударила Маари:– Грязная черномазая шлюха!– C'est formidable! Это великолепно! ( фр .).

– воскликнул один из фоторепортеров, не переставая щелкать затвором. Этим снимкам суждено было обойти газеты и журналы всего мира.Маари ответила оплеухой, едва не сбившей с ног богатую наследницу.– Я черномазая, Клодин, – сказала она, – но не называй меня своей товаркой.Мадемуазель де Мартиньи истерически набросилась на Бруно, но он остановил ее железной рукой.– Ты меня еще не знаешь! – визжала она. – Ты не знаешь, на что я способна. Я тебя растопчу. Я тебя уничтожу. Я сотру тебя в порошок.Никто не ожидал столь многого от этого вечера. Бруно передал лишившуюся чувств Клодин с рук на руки ее коварным подругам.– Шампанского и зрелищ, не так ли, господа? – обратился он к собравшимся. – Зрелищем вы насладились сполна. Но праздник продолжается. Угощает барон Монреале.Он обернулся к Маари, взяв ее под руку:– Пойдем? – И они вместе вышли в теплую парижскую ночь. * * * Они долго бродили без всякой цели по почти пустынным улицам, погруженные в свою мечту, и случайно оказались на набережной Турнель. Ресторан «Серебряная башня» был еще открыт. Они обменялись взглядами, улыбнулись и поняли друг друга без слов.– Филе камбалы или устрицы? – предложил он.– И то, и другое, – решила Маари.Но они заказали только устриц и выпили шампанского.– Когда я была девчонкой, я все мечтала о своей первой любви, – начала она своим музыкальным голосом. – Мне представлялся незнакомый красавец, который подойдет ко мне, пристально поглядит в глаза, нежно поцелует и скажет: «Пойдем!» И я пошла бы за ним с бьющимся сердцем, но без страха. Потому что он стал бы моим мужем.– Но ведь именно это я тебе и сказал! – радостно воскликнул Барон.– Но ты же не незнакомец, – уточнила она. – Ты более знаменит, чем Ричард Бартон Знаменитый английский актер.

или Гюнтер Сакс Мультимиллионер, основатель журнала «Плейбой».

. И ты белый. А я мечтала об африканце, таком же, как я сама.Бруно решил, что Маари шутит, но это было не так.– Я всегда полагал, что расисты – это мы.Официант подал кофе, и Барон закурил сигарету.– Мы не расисты, – объяснила Маари, наклонившись к нему, – просто у нас есть веские причины отстаивать расовое достоинство, которое принадлежит нам по праву. Ваше пресловутое превосходство – это всего лишь плод недоразумения. Именно мы являемся древнейшей расой. Первым представителем вида homo sapiens на земле была африканская женщина. Ты этого не знал?– Решила проверить мой коэффициент умственного развития? – Он почувствовал себя задетым.– Просто пытаюсь объяснить себе самой, что со мной происходит.Они были последними посетителями знаменитого ресторана; усталые официанты стойко и терпеливо ждали, хорошо зная щедрость Барона.– Могу ли я тоже узнать, что с тобой происходит? – спросил он, взяв ее за руки через стол.– Ты мне нравишься, Барон, – призналась Маари. – Но я боюсь оказаться всего лишь предлогом для разрыва нежелательной помолвки.В глазах Бруно сверкнуло удовлетворение.– Можешь не рассчитывать на помощь с моей стороны. Только время покажет, ошибаешься ты или нет.Кофе остывал в чашках.– Видимо, у меня нет другого выбора. – Все ее движения, жесты, взгляд говорили о влюбленности.– Мне кажется, я люблю тебя, – признался он, – но я даже не знаю, кто ты.– Просто женщина, – ответила она. – Может быть, легкая интрижка, а может быть, большая любовь. Ты же сам сказал, что только время поможет ответить на эти вопросы. Время – справедливый судья. Мы можем ему довериться.По знаку Барона метрдотель вызвал такси. Крупная купюра перешла из рук в руки и исчезла, как в цирковом фокусе.– Куда едем? – спросил шофер. Рядом с ним на переднем сиденье лежала, свернувшись, большая немецкая овчарка.– Дай ему свой адрес, – предложил Барон. – Мой телефон сейчас, наверное, разрывается от звонков.– Я не против, – согласилась Маари.Они вышли у здания прошлого века на улице Изящных Искусств и, поднявшись пешком на шестой этаж по узкой каменной лестнице, оказались в мансарде, из окон которой были видны крыши старинного квартала Сен-Жермен-де-Пре. Светало.Маари подошла к телефонному аппарату и сбросила трубку с рычага.– Вот самый простой способ избавиться от телефонных звонков, – сказала она, в очередной раз поразив его. – Ты этого не знал, Барон?– Я искал предлог прийти к тебе, – признался он. – И ничего умнее не придумал.Бруно чувствовал себя необыкновенно легко и хорошо в этом доме, где все дышало покоем. Ему нравились обои в прованском стиле и толстый мягкий палас с разбросанными там и сям подушками. Книжный шкаф занимал целую стену. Одна дверь вела в кухню, другая – в ванную, отделанную темно-розовым кафелем.Маари сбросила туфли, и Бруно последовал ее примеру.– Как ты насчет чашки крепкого кофе? – И, не дожидаясь ответа, она вышла в кухню.Барон огляделся в поисках стула, кресла или кушетки, но в комнате не было даже табуретки, поэтому он решил устроиться на одной из подушек, и это сиденье оказалось вполне удобным.Маари вернулась с двумя большими дымящимися чашками кофе на простом деревянном подносе, поставила его на пол и села рядом с Бруно.– Это и есть весь твой дом? – смущенно спросил он.– Да, а что? Чего-то не хватает? – осведомилась она лукаво.– Кровати, – ответил он. – Если не ошибаюсь, в домах обычно бывают кровати.Маари взяла с подноса чашку и протянула ему.– Там, где я родилась, – добродушно объяснила она, – кроватей не существует. И уверяю тебя, в моей стране люди спят так же крепко, как в Париже. После целого дня тяжелой работы, когда хочется спать, уснешь и на охапке листьев.– Готов признать, что подушки все-таки лучше охапки листьев, – улыбнулся он.– Ты считаешь меня дикаркой? – Она маленькими глоточками пила кофе. Ее колеблющийся стан волновал и притягивал его.– Иногда на охоте, – стал рассказывать Бруно, – мне приходилось спать в спальном мешке. А однажды я спал в сторожке на овечьих шкурах. – Он вспомнил, как Кало однажды привел его в свое тайное убежище. – Но я и вообразить не мог, что в Париже обитает обворожительное существо, которое спит на полу.Маари было приятно вызывать удивление у человека, который, если верить его легенде, не должен был удивляться ничему.– И все же это так.– Снобизм не имеет пределов, – засмеялся Бруно. – Но меня ты не заставишь спать на полу.В глазах Маари загорелось желание.– Я и не думала, что ты пришел сюда спать, – заметила она.– Именно поэтому мне и нужно более или менее удобное ложе. – Их взгляды встретились, руки потянулись друг к другу.– На подушках даже лучше, – сказала она. – Вот увидишь. Сперва проверь, потом поверь.Она поднялась с кошачьей грацией и скрылась в ванной. Вскоре послышались звуки воды, льющейся из душа. Затем она появилась, великолепная в своей наготе, черная и сверкающая, как августовская ночь. Бруно чувствовал себя смущенным и скованным, как во время первого любовного свидания с Люсиллой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62