Именно жажда жизни читалась на лицах прохожих.– Я видела великолепные наряды работы Фата, – с энтузиазмом рассказывала Клаудиа. – На вечер в моде органди, тафта, шифон и газ. А для дневного времени – белый лен, фасон «принцесса». Да, и еще белые полотняные брюки. Они пользовались большим успехом. Просто чудо.Аннализа вспомнила рассказы принцессы Изгро.– Моя мама и тетя одевались в Париже. Они покупали дневные костюмы у Коко Шанель, а вечерние – у Фата, – сказала она, как ребенок, играющий в «дочки-матери». – Но как же теперь попасть в Париж?– Мы скоро туда вернемся, ждать осталось недолго, – уверенно ответила Клаудиа. Люди по улицам ездили на велосипедах, многие шли пешком, некоторые толкали перед собой трехколесные тележки. Все с завистью смотрели на синий лимузин, в котором ехали Аннализа и Клаудиа. – Но прошлого уже не вернуть, – жалобно добавила она, – эта война поставила нас на колени.Аннализа вспомнила изречение, которое не уставал повторять ей отец: «Если ты будешь благодарить бога за все его дары, у тебя не останется времени на жалобы». Это чудесное июльское утро было воистину незабываемым даром.– Жизнь всегда берет верх, – сказала она вслух.– Хочется верить в это ради наших детей, – подхватила Клаудиа, – и всех, что еще родятся.Лимузин остановился у входа в особняк XVIII века на проспекте Венеции, который пощадила война. Шофер поспешил открыть дверцу, и две молодые синьоры вышли.Двенадцатилетний мальчик в темно-зеленой ливрее с золотыми пуговицами распахнул перед ними двери. Демонстрационный зал располагался на первом этаже, на втором были устроены мастерские.Старший администратор, очень элегантно одетая женщина с безупречным макияжем, встретила их приветливой улыбкой, как и полагалось встречать почетных заказчиц. Она говорила негромко и, продолжая улыбаться, пригласила их устроиться в одной из небольших гостиных и немного подождать: хозяйка скоро освободится и будет в их полном распоряжении.В этой уютной, пронизанной хорошим вкусом атмосфере, в анфиладе очаровательных маленьких приемных, стены которых были увешаны зеркалами в позолоченных рамах, а полы покрыты толстыми коврами, среди кокетливых диванчиков и громадных букетов, расставленных повсюду, Клаудиа и Аннализа позабыли о разрухе, о своих горестных мыслях и вновь почувствовали себя уверенно.Аннализа заметила проходившую по коридору пожилую даму и сразу же узнала ее.– Графиня Виоланте! – окликнула она.Седая дама в жемчужно-сером, под цвет глаз, платье на миг задумалась, прежде чем узнала ее.– Но это же, – воскликнула она с изумлением, не веря собственным глазам, – маленькая баронесса Сайева!– Я так рада, что вы меня не забыли, графиня, – сказала Аннализа с легким поклоном.– А как поживает этот медведь барон? – осведомилась старуха. Ее глаза молодо блеснули.– Время идет ему на пользу, как старому вину, – пошутила Аннализа.– Я его помню в молодости, – вздохнула старая графиня, словно погружаясь в опьяняющую дымку воспоминаний о далеком прошлом.– Могу я вам представить синьору Бранкати? – продолжала Аннализа. – Это моя подруга, она взяла на себя труд быть мне проводником в Милане.– Ну, конечно, – милостиво согласилась графиня.Клаудиа покраснела и сделала церемонный реверанс.– Здравствуйте, дорогая, – приветствовала ее графиня Виоланте, беря под руку Аннализу и тотчас позабыв о Клаудии. – Ты вышла замуж, – заметила она.– В самый разгар войны, – ответила Аннализа.– Я тебя так просто не отпущу, – проговорила старуха, обняв ее за талию. – Нам столько нужно друг другу рассказать! – Властный взгляд ее необыкновенно больших и блестящих, несмотря на возраст, глаз пресек все возможные возражения. – Если, конечно, планы ее королевского высочества не помешают нам удовлетворить наше любопытство.– В любом случае считайте, что я в вашем распоряжении, – заверила ее Аннализа.Графиня Виоланте была фрейлиной Марии-Жозе Бельгийской Мария-Жозе Бельгийская – жена принца Умберто, фактического правителя Италии, ставшего последним королем в мае 1946 года, после отречения отца, Виктора-Иммануила III, и в свою очередь покинувшего престол после референдума 2 июня 1946 года, провозгласившего в стране республиканское правление.

. Барон Сайева не раз был гостем царствующего семейства в поместье Сан-Россоре в Тоскане на незабываемой королевской охоте, а графиня Виоланте много раз была желанной гостьей в доме Монреале, и никто не мог сказать, что берет в ней верх: страстная любовь к Сицилии или восхищение бароном Джузеппе Сайевой. Она помнила Аннализу маленькой девочкой и знала барона в расцвете лет.– Ее высочество сейчас здесь, – доверительно прошептала она. – Подбирает гардероб для осеннего сезона. Хочешь с ней познакомиться?– Я не смела на это надеяться, – покраснела Аннализа. – Это большая честь.– Ну, тогда идем, – графиня встала, приглашая Аннализу следовать за собой. – Вы тоже, синьора Бранкати.Аннализа помнила Марию-Жозе по фотографиям в газетах и журналах в форме сотрудницы Красного Креста и была поражена, увидев ее теперь совсем иной: такой исхудавшей, бледной, со светлыми волосами и огромными грустными глазами.На ней был английского покроя костюм из белого льна, на ногах – белые сандалии на широком и низком каблуке. На белом фоне кричаще выделялись рубины цвета голубиной крови, украшавшие ее шею, уши и безымянный палец левой руки. Сильно накрашенные губы были того же цвета.Аннализа вспомнила, что ее отец терпеть не мог рубинов, и среди фамильных драгоценностей не было украшений из этих великолепных камней.«Рубин приносит несчастье и кровавые раздоры», – говаривал барон. «Может, это и правда», – подумала теперь Аннализа, кланяясь принцессе.– Присаживайтесь, дорогая, – сказала Мария-Жозе, приглашая ее занять место рядом с собой в элегантном салоне. – И ваша подруга, конечно, тоже. Помогите мне кое-что выбрать. Моделей так много, что у меня разбегаются глаза, – словно извиняясь, объяснила она. – Видите ли, я очень привязана к этому ателье, хотя именно здесь мне пришлось столько выстрадать, пока шли примерки свадебного платья.Аннализа смущенно кивнула, вспомнив о теперь уже далеких семейных торжествах королевского дома. Она искоса следила за принцессой, пока манекенщицы, чередуясь на подиуме в центре салона, демонстрировали ей новейшие модели, хотя Марию-Жозе явно не волновали новости гардероба: она казалась глубоко несчастной. Аннализа испытывала по отношению к ней что-то вроде солидарности: похоже было, что принцесса, как и она сама, не очень-то счастлива в браке.Когда она впервые попала в Италию, чтобы стать женой наследного принца, жизнь рисовалась ей в розовом цвете, но теперь, после пережитой войны, после бегства королевской семьи в Бриндизи, после замужества, принесшего ей четверых детей и несколько тяжелых выкидышей, ее мечты развеялись в прах. Морщины, избороздившие еще молодое лицо, свидетельствовали о крушении многих иллюзий.– C'est jolie, n'est pas? Очень мило, не правда ли? ( фр. ).

– Она безвольным жестом указала на белое платье с entre-deux Вставка ( фр. ).

из цветного кружева.– Да, ваше высочество, действительно, прелестное платье, – согласилась Аннализа, сделав знак хозяйке салона. Та незамедлительно записала сделанный заказ.Не было необходимости снимать мерку, а потом и примерять заказанные платья: ателье «Вентура» располагало манекенами, повторявшими точные размеры постоянных клиенток. Разумеется, заказы, сделанные принцессой, подлежали выполнению в первую очередь.Мария-Жозе закурила сигарету, вставив ее в мундшук черного дерева с золотыми инкрустациями. У нее были длинные и тонкие белые пальцы с ногтями, покрытыми кроваво-красным лаком.– C'est dommage qu'on ne fait plus de la lingerie ici Жаль, что здесь больше не шьют белье ( фр. ).

, – сказала она.– Действительно жаль, – отозвалась Аннализа. – Это все из-за войны, – она прикусила язык, спохватившись, что этого не следовало говорить.Принцесса взглянула на нее с печальной улыбкой:– Если бы в этом было все горе, принесенное войной, – она выдохнула дым сигареты, окружив себя голубоватым облачком.– Heureusement, tout est termin К счастью, все уже кончено ( фр. ).

, – примирительно сказала Аннализа.– Vous croyez? Вы полагаете? ( фр. ).

– произнесла принцесса. И вновь принялась смотреть показ мод.Глядя на подругу, так спокойно и непринужденно беседующую с ее королевским высочеством, словно они были закадычными подругами, Клаудиа Бранкати восхитилась умением Аннализы превращать исключительное в обыденное. Она не смела вмешаться в разговор, боясь, что начнет запинаться. Графиня Виоланте, сморенная усталостью, пользуясь привилегиями своего почтенного возраста и удобством мягкого кресла, стоявшего чуть поодаль от остальных, время от времени закрывала глаза в старческой полудреме.Вошел официант, толкая перед собой стеклянный столик на колесиках. На нем стояло серебряное ведерко со льдом, из которого торчало горлышко бутылки «Вдовы Клико». Склонность принцессы к шампанскому была известна всем.Сама синьора Вентура, хозяйка салона, разлила вино по бокалам.Отпив глоток, Мария-Жозе вновь обратилась к Аннализе:– Я слыхала, что ваш муж в Калифорнии тоже производит превосходное вино, – сказала она, вызвав изумление у молодой женщины.– Так говорят, – ответила Аннализа. – Я сама еще не была в Соединенных Штатах.– Полагаю, вы очень скоро туда отправитесь, – тон ее голоса заставил графиню Виоланте проснуться, и она широко раскрыла свои жемчужно-серые глаза.– Это вопрос нескольких недель, – подтвердила Аннализа, не выказывая особого энтузиазма по поводу предстоящего отъезда.– В таком случае передайте от меня привет мистеру Филипу Джеймсу Брайану-старшему, – любезно произнесла принцесса. – Он настоящий авторитет в своем деле. Поблагодарите его за вино, которое он столь любезно мне присылал, – это была явно прощальная реплика.Аннализа поднялась с легким поклоном, Клаудиа весьма неловко последовала ее примеру.– Adi mes amies Прощайте, друзья ( фр. ).

, – распрощалась принцесса и вновь повернулась к подиуму.Удаляясь вместе с графиней Виоланте, Аннализа обернулась, чтобы взглянуть на нее в последний раз. Насыщенный красный цвет рубинов потускнел в голубоватом облаке сигаретного дыма. Принцесса была так бледна, так беззащитна, так печальна, так одинока, что у Аннализы защемило сердце от жалости к ней. ВИНОГРАДНИКИ НЕЙПА-ВЭЛЛИ Приемник в машине закончил трансляцию музыки и после рекламной паузы голосом диктора принялся рассказывать о коммунистическом Китае.– Тебе интересно? – спросил шофер, не отводя глаз от дороги.– Ни капельки, – ответил Бруно. – Можешь выключить или найди другую программу.Человек за рулем усмехнулся и заглушил радио, нажав кнопку. Он свернул с автострады на узкое шоссе, бегущее среди бесконечных виноградников.– А кто победит в Корее? – спросил Бруно.– Когда идет война, никто никогда не побеждает, – ответил шофер. Его звали Дон Тейлор, фамилия у него была американская, но лицо и имя чистокровного мексиканца.– Но ведь наши сильнее, – сказал Бруно, ища поддержки. Ему было семь лет, он был любознательным мальчиком, его одолевало множество сомнений, но если он в чем-то и был уверен, так это в непобедимости Америки.– Чтобы выиграть войну, одной силы мало, – возразил шофер.Большой серебристо-голубой «Кадиллак» пересек шоссейную дорогу, разделявшую надвое бескрайний виноградник, и выехал на подъездную площадку. Дон Тейлор плавно повернул, и машина бесшумно остановилась сбоку от трехэтажной виллы в Нейпа-Вэлли, прямо возле въезда в гараж.– Спасибо, Дон, – сказал Бруно, сидевший рядом с водителем.– До завтра, – попрощался тот.Пока мальчик бежал к центральному входу красивой, построенной в прошлом веке виллы, двери одного из боксов бесшумно открылись, приведенные в действие автоматическим устройством, что позволило Дону загнать машину внутрь. Шофер вышел из «Кадиллака», вынул из шкафчика красную губку и принялся прилежно очищать корпус от пыли. Он взглянул на часы: была половина восьмого вечера. Его жена Хуанита и дети, конечно, заждались его.Он уже мысленно слышал ее ворчание: «Хоть в воскресенье эти cabrones Скоты ( исп. ).

могли бы не задерживать тебя дольше положенного». Ей было около тридцати, и она была хороша броской, грубоватой красотой.В глубине души разделяя суждения своей жены и не оправдывая «этих cabrones», Дон все же пытался быть справедливым. Нельзя было отрицать, что мистер Филип Брайан и его жена Аннализа были людьми весьма щедрыми.Хуанита их терпеть не могла: ведь с тех самых пор, как Дон поступил к ним на службу, воскресные дни, проведенные ею с мужем, можно было пересчитать по пальцам одной руки. В отличие от нее, Дон не забывал и о положительных сторонах своей службы: высоком жалованье, чаевых и солидных подарках, не говоря уж о дружбе с маленьким Бруно, к которому мексиканец-шофер питал особую нежность.– Бедный мальчик, – говорил он жене, – один бог знает, как он вырастет в этом сумасшедшем доме.Хуанита немного смягчалась.– Это верно, – говорила она, – el nio es muy bonito Сынок очень славный ( исп. ).

, но они… они настоящие cabrones.В ее устах это было тягчайшим оскорблением.Хотя Дон не смог провести это воскресенье с женой и детьми, он все же провел его не без приятности с сынишкой Брайанов, которого с гордостью считал почти частью своей собственной семьи.Бруно обожал лошадей и в сезон скачек не пропускал ни одной. Последняя состоялась в Сан-Матео, неподалеку от Бэй-Медоуз, и мальчик поехал туда полюбоваться своими любимцами и посмотреть, как они побеждают.– Я хочу стать жокеем, когда вырасту, – говорил он Дону. – Что скажешь?– По-моему, отличная мысль, – соглашался Дон. – Лошади тебе нравятся. Только учти, чтобы стать жокеем, нужно быть тощим коротышкой. Тебе только-только исполнилось семь, а на вид уже не меньше девяти.– Но я не толстый! И каждый день по часу стою с грузом на голове, чтобы не вырасти, – возражал мальчик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62