. Отец Роландо показал нам баньян, пагодную смоковницу, дерево Капок и зеленые араукарии.Барон был восхищен способностью мальчика запоминать названия, даты, детали.– В одной из теплиц, – продолжал тем временем Бруно, – растет священный лотос, тот, что изображается на статуях Будды. И еще мы видели чудные орхидеи, кофейное дерево и много тропических растений.– Да, я вижу, ты сегодня провел день не без пользы, – прервал его барон, по опыту зная, что, если не остановить словесные излияния внука, чай остынет, пока Бруно будет читать лекцию о ботаническом саде. – А ну-ка проверим, – добавил он, – действительно ли эти булочки достойны внимания.Бруно не заставил себя просить, схватил булочку и с полным ртом объявил:– Очень вкусно!Кало залпом проглотил свой чай и поставил на стол пустую чашку.– С вашего позволения, дон Пеппино, – торопливо попрощался он.– В чем дело? – барон заметил что-то странное.– Незаконченная работа, – объяснил Кало. У него не шла из головы мысль, что на сборе апельсинов происходит что-то неладное, и он решил разобраться, что к чему.– Ну ступай, – Джузеппе Сайева не стал докучать ему расспросами: Кало знал свое дело и пользовался полным доверием барона.Бруно рассеянно кивнул ему: приближался момент сюрприза.– А это мой подарок тебе, – объявила принцесса, вытащив из-за кресла большой сверток и протягивая его мальчику.Бруно торопливо чмокнул ее, не сводя глаз с загадочного свертка. Торопливо вскрывая обертку, он чуть не опрокинул столик с чаем и булочками.Барон поглядывал то на мальчика, то на принцессу. Они оба, хотя и по-разному, напоминали ему о неумолимом ходе времени. Ей было уже под шестьдесят, и она благоразумно отказалась от косметики, засунув в дальний угол шкафа свои платья с глубокими декольте и не прибегая к грубым уловкам, чтобы скрыть достойные уважения признаки зрелого возраста под театральной маской поддельной молодости.Барон взглянул на нее с восхищением, пока Бруно возился с ленточками, которыми был перевязан подарок.– Твое общество доставляет наслаждение, – учтиво заметил он. – Ничего приятнее человек не может себе пожелать.Принцесса признательно улыбнулась.– Благодарю, – ответила она, растроганно глядя на него. – Только такой истинный аристократ, как ты, может заставить женщину моего возраста почувствовать себя молодой, не прибегая к грубой лести.– Как Париж? – ностальгически вздохнул он.– Полон воспоминаний, – она отпила чаю из чашки английского фарфора. – Немного постарел, но по-прежнему очарователен.– Как ты, – вставил он с легким поклоном.– Как мы, – уточнила она с едва заметной грустью в голосе.Она возобновила традицию раз в год ездить в Париж к старой подруге Коко. Времена изменились: она больше не имела возможности закупить целый гардероб, приходилось ограничиваться несколькими платьями.– Мы теперь так надолго расстаемся, – пожаловался барон.– Может быть, поэтому наши встречи столь приятны и так много значат для нас, – со времени отъезда Аннализы в Калифорнию ее присутствие в доме барона Сайевы было лишено официального оправдания.– Ты выбрала свободу, чтобы прожить свою вторую молодость, – пошутил он.– Свобода ко многому обязывает, – ей пришлось вновь открыть палаццо на улице Руджеро Седьмого в Палермо и пойти на значительные расходы по его содержанию. Она занимала только один этаж, но жизнь сильно подорожала, а семейное состояние таяло, хозяйство не приносило дохода.– Этот дом – твой, – сказал барон с тайной надеждой.В глазах принцессы промелькнула легкая улыбка.– «Никогда не возвращайся на место преступления», – провозгласила она с шутливой важностью.И все же с тех пор, как Бруно вернулся из Америки, она вновь начала проводить большую часть свободного времени рядом с бароном и его внуком.– Бруно нуждается в женской заботе, – рискнул продолжить барон. – Мы с Кало не можем заменить ему… – он хотел сказать «заменить ему мать», но оставил фразу незаконченной. Всякое упоминание об Аннализе вызывало у него боль и усугубляло горечь утраты.– Ты мне очень дорог, Пеппино, – заверила она. Кто знает, были бы они столь же счастливы вместе, если бы теперь наконец решили пожениться?Восторженный крик Бруно прервал разговор. Мальчик восхищенно рассматривал подарок тети Розы, наконец-то освобожденный от упаковки. Это был прелестный миниатюрный кораблик на батарейках и управляемый на расстоянии. На корме и на носу на молочно-белом фоне было выведено изображение трилистника, а по борту шла золотая надпись: «Трилистник».– Этот корабль сделан специально для меня! – выдохнул он в экстазе, узнав эмблему семьи.– Совершенно верно, – подтвердила принцесса, радуясь вместе с ним. – Если ты опустишь его в бассейн фонтана, «Трилистник» поплывет. А ты сможешь управлять им, как захочешь.– Дедушка, можно мне сейчас попробовать? – спросил Бруно, сгорая от нетерпения.– Конечно, можно, – разрешил барон. – Только смотри не вымокни с ног до головы. Солнце уже садится, и во дворе не так уж тепло.Бруно пошел к выходу, бережно прижимая к груди свое сокровище, но на пороге обернулся.– Когда я вырасту, – торжественно объявил он, – у меня будет настоящий корабль. И он будет называться «Трилистником».Он стремглав умчался в сад. Рассказ о путешествии в Париж его больше совершенно не занимал. МИММО КАРУЗО Кало, как всегда, заглянул к Бруно ровно в девять тридцать, когда мальчик ложился спать. Белокурый великан уселся в кресле стиля ампир, с подлокотниками в форме шеи лебедя, дожидаясь, пока мальчик не залезет под одеяло.Именно в такие минуты Бруно делился с ним своими секретами и рассказывал о пустяковых, казалось бы, событиях своего детского мира. Кало слушал, соглашался или пытался ответить на его многочисленные «почему».– Сегодня отец Роландо, – рассказывал Бруно, – продиктовал нам фразу «усталый мальчик», а мне послышалось «усатый мальчик». Разве не смешно?– Конечно, смешно. – Он слушал мальчика, близко к сердцу принимая его дела, и все же мысли его были в эту минуту далеко от мирной детской спальни.– Кало, – прошептал Бруно, словно желая поделиться непристойным секретом, – я сегодня такое видел! – Он неловко замялся: – Может, не стоит об этом рассказывать?– Зависит от обстоятельств, – Кало был заинтригован и встревожен.– От каких обстоятельств? – Желание поделиться секретом жгло его, он искал предлога, чтобы все рассказать.– Если ты дал слово хранить тайну, значит, должен молчать, – объяснил Кало.– Я никому ничего не обещал, – заверил его мальчик, – но это очень щекотливое дело.– Ну, тогда все зависит от тебя, – флегматично пожал плечами Кало. – От тебя и от того, с кем ты захочешь поделиться своей тайной.– Кало, – решился наконец Бруно, – могу я тебя просить сохранить все в тайне?– Разумеется, – живо отозвался Кало. – Разве ты не знаешь, что на меня можно положиться?– Да, знаю, – охотно согласился Бруно.– Итак? – спросил Кало зловещим шепотом, превращая простую паузу в захватывающий дух момент ожидания, хотя был почти уверен (по крайней мере надеялся), что речь идет об обычных детских секретах.– Один мой друг принес в школу фотографию голой женщины, – одним духом выпалил Бруно.– Понятно, – Кало вздохнул с облегчением, ему неудержимо хотелось засмеяться.– Что ж ты мне ничего не говоришь? – Мальчика поразило, с каким безразличием его старший друг воспринял сенсационную новость.– А что же я должен сказать? – на минуту он даже позабыл об осаждавших его мрачных мыслях.Такой поворот разговора придал Бруно уверенности.– Совершенно голая женщина, – повторил он, – вот с такой грудью. Он нашел ее в ящике стола в кабинете своего отца и показал всему классу. Я весь покраснел, но мне было приятно. Почему так приятно смотреть на голую женщину?Кало провел рукой по лицу, чтобы выиграть время. К такому вопросу он был не готов.– Я думаю, это нормальная реакция, – он нашел не слишком вразумительное объяснение, но все же это было лучше, чем ничего.– А дедушка рассердится, если узнает? – озабоченно спросил Бруно.– А вот расскажи ему, тогда увидишь, – ему показалось, что это наилучший способ положить конец обсуждению.– Но мы же ему ничего не скажем? – встревожился мальчик.– Конечно, нет, – успокоил его великан. – Это же наш с тобой секрет.– Кало, когда я вырасту, я хочу стать ученым, – признался Бруно.– Вот и отлично, – терпеливо кивнул Кало.– Я хочу изобрести такую краску, что только мазнешь – и все станут невидимыми. Думаешь, получится?– На такой вопрос сразу и не ответишь, надо подумать, – растерялся Кало. – Давай-ка поговорим об этом в другой раз.– Наверное, ты прав.Он натянул одеяло до подбородка и улыбнулся своему большому другу слипающимися от сна серыми глазами. Это был знак, которого Кало давно дожидался, ему не терпелось уйти, он хотел, чтобы мальчик поскорее заснул.Бруно обнял его и зашептал ему на ухо:– Я сегодня так счастлив. Я рад, что крестная приехала. Она привезла мне кораблик, он называется «Трилистник». Когда я вырасту, я построю себе настоящий корабль, и мы с тобой поплывем по всем морям, как герои Салгари.– Отличная мысль, – отозвался Кало, вновь укутывая его одеялом.– А знаешь, – продолжал Бруно, – когда дедушка думает, что я уже сплю, он приходит сюда на цыпочках и гладит меня по голове. Мне нравится. Поэтому я притворяюсь, что сплю. А крестная зовет меня сесть с ней рядом в кресло, а потом обнимает и баюкает, как маленького. Но мне это тоже нравится. Но больше всего мне нравится быть грозой морей. Нет, я сегодня правда счастлив, – голос у него был совершенно сонный.– Я тоже счастлив, мальчик мой. Доброй ночи, – шепнул Кало, целуя его в лоб.– И тебе доброй ночи, Кало.Он тихонько закрыл за собой дверь спальни Бруно и спустился по лестнице, направляясь в кабинет барона. * * * Барон сидел в удобном кресле, углубившись в сочинения своего неразлучного друга Монтеня. Дьявольское изобретение, именуемое телевизором, помещалось на одной из полок. Джузеппе Сайева так и не привык к этому огромному ящику и считал, что у него нет будущего.– Годится для американцев, – говорил он, качая головой.Первый телефильм, показанный РАИ Итальянская государственная телерадиокомпания.

на малом экране, не произвел на него особого впечатления, и все же в механизме, позволяющем транслировать на расстояние движущееся изображение, было что-то завораживающее.– Какие новости? – спросил он у Кало, не поднимая глаз от чтения. Теперь ему приходилось читать в очках, постоянно сползающих на кончик крупного носа.Кало налил себе коньяку в большую пузатую рюмку.– Ничего особенного, – уклончиво ответил он, устраиваясь в уголке у окна, в кресле, которое уже по традиции считал «своим». Джузеппе Сайева удовлетворился этим ответом, продолжая сравнивать идеи, высказанные в «Опытах» великого затворника из Перигора, со своими собственными мыслями о жизни и смерти.Принцесса сидела у камина, углубившись в работу: она вышивала гладью носовой платок. Кало открыл книжку по истории Италии, выбранную на одной из полок книжного шкафа. Взяв на себя заботу о Бруно, он старался прочитывать вперед все, что мальчику задавали на уроках, чтобы не выглядеть невеждой в его глазах. Так, имея за плечами тридцать один год от роду, Кало принялся за изучение предметов, которым никто его не учил, пока он сам был ребенком. Он находил это занятие очень увлекательным.Большие часы с маятником отбили десять музыкальных ударов. Кало знал, что вскоре после этого принцесса уйдет к себе. Ему хотелось поговорить с бароном, однако речь шла о вещах настолько секретных, что их невозможно было обсуждать не то что при посторонних, но даже в присутствии принцессы Изгро.Старик искоса следил, как Кало пробирается сквозь дебри бурной истории Рисорджименто Период образования Италии как единого государства – конец XVIII – конец XIX века.

, и думал о том, что его привязанность к доброму великану перерастает в подлинную нежность. Никакой отец не смог бы питать к сыну столько любви и так заботиться о нем.Джузеппе Сайева, как и вдохновлявший его Монтень, хотя и по иным причинам, был готов к последнему путешествию и теперь, когда великий страх был изжит, мог с улыбкой взглянуть в глаза смерти. Барон никогда не ошибался в людях. Подобрав на пустынном морском берегу в Валле-дей-Темпли несчастного заморыша, изголодавшегося по хлебу и людской ласке, он уже знал, что этот найденыш станет настоящим мужчиной, и не ошибся.Принцесса Изгро с легким зевком, прикрытым прелестной, поблескивающей кольцами ручкой, опустила вышиванье в шкатулку, обтянутую зеленым атласом, и оставила его на рабочем столике.Как только она задвигалась, мужчины почтительно поднялись на ноги. Она подошла к старому другу, легко коснувшись губами его щеки.– Доброй ночи, Пеппино.Давно миновало то время, когда неутомимая и блестящая светская дама могла не смыкать глаз ночь напролет.– Доброй ночи, Роза, – ответил он, отмечая признаки усталости на ее лице.– Доброй ночи, принцесса, – поклонился Кало.– И тебе, мой юный друг.Вошел камердинер, поворошил дрова в камине и подкинул в него большое полено, которое тут же начало потрескивать. Когда слуга вышел, Кало закрыл книжку по истории и положил ее на столик.– В чем дело? – спросил барон, глядя ему в глаза.– Что-то неладное творится в этом году на сборе апельсинов, – он с трудом подбирал слова. – Происходит что-то странное, и мне это совсем не нравится.– Когда ты заметил? – Джузеппе Сайева относился к житейским бедам как к тяжким заболеваниям: чем раньше их выявить, тем легче предотвратить и побороть.– Сегодня, когда ехал в город за Бруно, – и он подробно пересказал барону все, что тогда увидел.– И ты вернулся туда после чая. – Барон снял очки и сунул их в карман домашней куртки.– Но Никколо Печо, бригадир, уже куда-то ушел. – Его одолевали смутные подозрения. – Рабочие грузили ящики в последний на сегодня грузовик.– Который затем направился в порт, – предположил барон.– В том-то и дело, что нет, – возразил Кало. – Это меня и настораживает.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62