в конце концов, это был единственный верный способ общения с Бруно. Жаль, что тот отказался от встречи. А может быть, дай-то бог, Бруно действительно решил перейти в контратаку, и в этом случае он, Хашетт, открыто встанет на его сторону. На сей раз война велась не столько между Бароном и «Ай-Би-Би», сколько – хоть и в закамуфлированном виде – между «Ай-Би-Би» и Омаром Акмалем. Вот этого Бруно Брайан, вероятно, еще не знал.– Друг мой, – тем временем говорил Акмаль, ставший вдруг вкрадчивым и льстивым, – не будьте так обидчивы. В конце концов, не я же возглавляю нашу организацию. По крайней мере, пока, – коварно добавил он.– Пока еще нет, – подтвердил американец, вновь обретая способность улыбаться. – Тогда объясните мне, почему ваши представители так упорно возражают против возобновления контракта на закупку золота и алмазов? Если никто не будет покупать у Бурхваны золото и алмазы, это все равно что приговорить ее к исчезновению с лица земли.– Даже если бы Бурхвана исчезла с лица земли, меня бы это ничуть не взволновало. И я не думаю, что «Ай-Би-Би» готова идти на жертвы, чтобы помочь этой карликовой стране сохранить независимость. А вот что касается наших дел, могу лишь напомнить вам, что мы находимся в одной лодке.Это было верно в буквальном смысле слова.– В любом случае все уже будет не так, как прежде, – отметил американец. Было уже около часа дня, он позавтракал очень рано и теперь чувствовал подступающие симптомы обострения мучившей его язвы желудка.– Вот в этом вы совершенно правы, – подхватил бедуин, откинувшись в кресле с шумным вздохом. – Того, что было раньше, уже не будет. Бруно Брайану придется отойти в сторону. – Впервые за все время разговора Акмаль произнес вслух имя Барона.– Что вы против него имеете? – вопрос был явно лишним.– Ничего я ни против кого не имею, – жестко ответил Акмаль. – Но ни он, ни кто-то другой пусть лучше не становятся у меня на пути. Если я чего захочу, я это возьму, благо возможности у меня имеются.– Стало быть, вы хотите получить Бурхвану. Или нет? – Он невольно прижал руку к ноющему от боли животу.– Я хочу заполучить сокровища Бурхваны, а для этого нужно захватить политическую власть. – Акмаль наконец открыл карты.– Мы находили прибыльным покупать согласно квотам, установленным Асквиндой, по ценам лондонской биржи, – решительно заявил Хашетт.– Мы! Мы! Мы! – вскинулся Акмаль, переходя на крик. – Вы забываете, мистер Хашетт, что это «мы» включает и меня тоже. Я вошел в концерн последним, но моя доля не так уж мала. И я вам говорю, что можно заполучить курицу, несущую золотые яйца, а не довольствоваться яичком время от времени.– Князь Асквинда, – ответил американец, – прочно занимает президентское кресло.– Этот никчемный зулус, – Акмаль продолжал держать речь, как на митинге, – всегда ухитрялся поставить на своем, но, если кто-нибудь вооружит оппозицию, его трон рухнет.– Мы не Иностранный легион и не торгуем оружием, – энергично возразил американец.– Это ваше дело, – заявил Акмаль в ответ. – Каждому свое. Я же не намерен мириться с тем, что бухгалтерские книги Бурхваны остаются в руках Барона. Ведь именно он ведет бухгалтерию Асквинды. С этой минуты Бурхвана выставлена на продажу. И я продам ее тому, кто предложит самую высокую цену.Американец почувствовал нарастающие рези в желудке и усилием воли удержался от гримасы боли. К чему клонит этот бедуинский отщепенец? На чем основана его уверенность?– Хороший сюжет для кинематографа, – лениво протянул он, стремясь смягчить драматизм картины, нарисованной арабом. – Какой-нибудь предприимчивый продюсер смог бы сделать фильм на этой основе.– Вы рассуждаете как дилетант, мистер Хашетт, – съязвил Акмаль.– А может, это вы одержимы непомерными амбициями, – парировал Хашетт. – Я уверен, фильм получился бы отличный.– Может быть, этот фильм стал бы пророчеством или вещим сном, – грозно провозгласил Акмаль.– Вот именно, – согласился американец, решив для виду поддержать игру. – Все может случиться.Акмаль сделал вид, что отдает должное прозорливости собеседника.– Впрочем, возможны любые варианты. Например, такой: там, где двое дерутся, добыча достается третьему, тому, кто стоит над схваткой.– Вам, мистер Акмаль? – засмеялся американец.– Я вижу, эта перспектива вас забавляет. Что ж, очень рад, – отвечал бедуин. Реакция гостя не вызывала у него ни огорчения, ни обиды.– Вы бы тоже посмеялись, если бы я вам рассказал такую сказочку, – пояснил американец.– Если бы вы мне рассказали такую сказочку, – совершенно серьезно согласился Акмаль, – я бы, конечно, посмеялся. Но я не стал бы смеяться, услышав ее от Омара Акмаля. Рассказ Акмаля я бы принял всерьез. Много лет назад, – принялся он вспоминать вслух, – приехав в Абу-Даби с шестью белыми верблюдами, я решил обменять их на два «Рейнджровера». На этих машинах я собирался возить европейских и американских туристов, это давало мне возможность заработать. Я сказал себе, что это будет первый шаг по дороге, по которой я собираюсь идти далеко… очень далеко. Тогда тоже кое-кто смеялся. Но я, отправившись пешком и без гроша в кармане, прибыл туда, где вы видите меня сейчас.Хашетт поднялся на ноги, делая вид, что все это его не занимает, и прислонился к стойке бара из темного дерева. Он надеялся, переменив положение, утихомирить боли в желудке.Пришла пора прощаться. Американец вздохнул с облегчением. НА ПУТИ В УМПОТЕ «Боинг-747» молочно-белого цвета с изображением зеленого трилистника, эмблемы Барона, на фюзеляже летел над Сахарой на высоте двенадцать тысяч метров со скоростью девятьсот километров в час. Температура за бортом была около сорока градусов ниже нуля. Термометр в кабине показывал двадцать пять градусов.Самолет, салон которого был переоборудован в 1978 году в Базеле фирмой «Джет-Авиэйшн», представлял собой современный дом на крыльях, позволявший Бруно свободно и с комфортом перемещаться в любую часть света. На борту были оборудованы две спальни, две ванные комнаты, просторная гостиная, кухня, обставленная по последнему слову техники, кабинет, не говоря уже о спальном отсеке и служебных помещениях для экипажа.Обстановка была скромной и деловой: стены отделаны светлым ясенем, полы затянуты оливково-зеленым ковровым покрытием, напоминавшим клевер-трилистник, диваны и кресла обиты замшей табачного цвета. В каждом помещении был установлен телевизор.Все постельное белье, полотенца, скатерти и салфетки были украшены тонкой вышивкой с изображением зеленого трилистника.Экипаж, от командира до стюардов, состоял из американцев сицилийского происхождения, душой и телом преданных Бруно Брайану. Все умели держать язык за зубами: бесценное качество, которое невозможно купить ни за какие деньги.Кто бы ни обращался к ним с расспросами – журналист или важный деятель, жена или собственная мать, – все получали один и тот же ответ: «I don't know» Я не знаю ( англ. ).

. Если того требовали обстоятельства, те же слова произносились на выразительном сицилийском диалекте: «Nenti sacci'u» Ничего не знаю ( диал. ).

.Тони Москато, командир корабля, человек с лицом профессора философии и стальными нервами, не знающий, что такое стресс, служил у Бруно Брайана вот уже десять лет. До «Боинга» он пилотировал «Мистэр» и «Ди-Си-9», а когда Барон решил приобрести «Джумбо» Большой пассажирский самолет.

, прошел шестимесячные курсы переподготовки в Сиэтле, чтобы научиться водить новую машину.Шеф-повар Доменико Макалузо был белой вороной: он никогда не бывал в Америке и не переживал по этому поводу. Он любил Европу и обожал Париж. Сицилиец родом из Энны, он в ранней юности эмигрировал во Францию, нашел работу в столице и, набравшись опыта, был принят в ресторан «У Максима». Начав с нижней ступеньки, он поднялся по профессиональной лестнице до звания Cordon Bleu Искусный повар ( фр. ).

, но без сожаления расстался с прославленным парижским рестораном и перешел на службу к частному лицу, согласившись готовить для одного человека, для его сотрудников, для избранного круга его гостей. То же самое можно было сказать и о Фрэнке Ло Кашио, который начал работать у Бруно, оставив секретарское место у одного из вице-президентов фирмы «Ремингтон».Ни пилот, ни Фрэнк, ни Доменико, ни все остальные никогда бы не соблазнились посулами более высокого жалованья. Жизнь с Бруно, полная риска, была захватывающим приключением, ни в каком другом месте они не могли бы рассчитывать на столь высокую оценку своего профессионализма и на столь полное уважение к своей личности. Такое вознаграждение ценится выше любых денег.Самолет вылетел из Ниццы. Предполагалось прибыть в Умпоте, столицу Бурхваны, к двадцати трем часам. Метеоусловия были благоприятными.Бруно и Фрэнк провели много часов за анализом ситуации сперва на борту «Трилистника», а затем в воздухе. Компьютер обработал заложенные данные и выдал досье на Омара Акмаля, не оставлявшее никаких сомнений в том, что именно он руководил заговором. Оставались еще кое-какие неясности и «белые пятна», но в общем и целом картина была ясна.– Интересную работу ты проделал, Фрэнк, – с удовлетворением заметил Бруно.– Все это сделали Большие Мозги, – ушел от похвалы секретарь.– Да уж, конечно, – Бруно дружески хлопнул его по плечу. Им не нужны были слова, чтобы понять друг друга.Барона поразило одно удивительное совпадение: появление девушки, изнасилованной бедуином, на пляже в бухте Каннебьер и поступившая одновременно с этим информация о присвоении акций «Ай-Би-Би», которое самым серьезным образом должно было отразиться на экономической и политической жизни Бурхваны. Маленькой стране предстояли теперь тяжелые испытания.– Давай-ка немного передохнем, – предложил Бруно, пряча в стол бумаги, которые изучал вместе с Фрэнком. Он лениво потянулся и добавил: – Мы провели всю ночь на ногах, а нас еще ждет тяжелая работа.Стюард приготовил ему постель. На ночном столике, прочно закрепленные в стальных гнездах, стояли бутылка виски и стакан.Бруно разделся и вошел в ванну. Он долго стоял под горячим душем, вдыхая теплый пар, и наконец почувствовал себя лучше. Завернувшись в белый махровый халат, он подошел к зеркалу, чтобы побриться.Бруно начал неторопливо наносить мыльную пену кисточкой из барсучьего меха с золотой ручкой. Станок безопасной бритвы тоже был отлит из чистого золота по модели, созданной знаменитым ювелиром Булгари для шейха Адмада бен Юсефа, с которым Бруно с 1961 по 1965 год вместе учился в университете Беркли. Эту бритву он недавно получил от друга в подарок.По мере того как лезвие бритвы проходило по щекам Бруно, его лицо становилось моложе, и лишь большие серые глаза оставались воспаленными, темные круги под ними выдавали усталость и напряжение.Он сполоснул лицо водой, тщательно вытерся, вылил на ладонь несколько капель одеколона «Роша» и провел ею по лицу, наслаждаясь ощущением свежести и хорошего самочувствия.Поправив рукой волосы, Бруно вытянулся на постели и закрыл глаза. Ровный шум моторов убаюкивал его. Он вспомнил пронзительно-синие глаза Карин, ее пламенеющую шевелюру, алебастровую кожу и тонкий, волнующий аромат. Похоже, эта упрямая и своенравная тирольская колдунья окончательно лишила его покоя.Он, Бруно Брайан Сайева ди Монреале, снисходительно позволявший красивейшим женщинам мира любить и добиваться себя, по уши влюбился в эту странную девушку и теперь был вынужден задушить свое чувство в зародыше, боясь, что мимолетный эпизод превратится в нечто очень серьезное и опасное для них обоих.Прошлой ночью самый близкий ему человек говорил о смерти, о его, Бруно, смерти. Кто-то собирается убить его. Ни один электронный терминал в мире не смог бы снабдить его такой информацией.Он сел в постели, налил себе щедрую порцию виски, выпил, и приятное тепло разлилось по его телу. Потом нажал кнопку интеркома и вызвал Фрэнка.– Слушаю, – ответил секретарь.– Запиши кое-что, – приказал Барон.– Я весь внимание, блокнот и карандаш, – усмехнулся Фрэнк.– Фрэнк, – сказал Бруно, – поручаю тебе каждый год первого августа посылать Карин Веньер, где бы она ни находилась, украшение от Буччеллати. Я хочу, чтобы в композицию обязательно входила жемчужина с бриллиантовыми слезками. Я понятно объясняю?– Ты все прекрасно объяснил, а я все понял. Мне осталось чуть меньше года на исполнение поручения.– Для меня это очень важно, Фрэнки, – серьезно произнес Бруно.– Будет сделано, – ответил секретарь.– Я знал, что могу на тебя рассчитывать, – поблагодарил Бруно. – А теперь отдыхай.– Именно этим я и занимался перед тем, как ты позвонил, – голос Фрэнка звучал добродушно, без малейшего намека на досаду.Бруно взглянул на часы: было два часа дня, в его распоряжении оставалось около шести часов для отдыха, но ему никак не удавалось заснуть. Накануне он был на «Трилистнике» с хорошенькой американкой, поднявшейся к нему на борт на Капри в предвкушении приятного отпуска. И вот все изменилось. Ему очень не хватало Кало, его верного ангела-хранителя, оставшегося на сей раз на земле.Накануне вечером, пока они с Фрэнком обсуждали сложившееся положение, говорили об «Ай-Би-Би» и об Омаре Акмале, Кало вошел в его кабинет. Выражение лица у него было какое-то странное.– Как девушка? – спросил Бруно.– Она осталась с Карин. Приходит в себя. – Он умолк и какое-то время терпеливо слушал, как они с Фрэнком обмениваются цифрами и фактами, но, увидев, что это надолго, сказал: – Бруно, надо поговорить.Никогда раньше дон Калоджеро Коста не позволял себе прерывать рабочую встречу Бруно. Барон поднял на него изумленный взгляд.– Я тебя позову через минуту, – сказал он Фрэнку. – Извини.Секретарь сразу же вышел.– В чем дело, Кало? – в тревоге спросил Бруно.– Этот арабский подонок хочет тебя убить. – Добрые глаза Кало посуровели. Гигант-сицилиец, похожий на древнего викинга, никогда не тратил время на предисловия и переходил прямо к делу, каким бы трудным оно ни было. Он навис над Бруно всем своим огромным телом, словно пытаясь заслонить его от опасности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62