Его мать сказала, что мы уже совершили одну ошибку, так что она может послужить нам предостережением против другой. И она права. Ох, ты думаешь…– Ты не знаешь, что я думаю, – с горечью произнесла Линн. Но это не могло не вызывать в ней ощущение горечи – трудно выбирать чью-либо сторону во вражде дочери и ее отца.– Ну ладно, папа думает…– Да, постарайся себе представить, что он думает. Он так тяжело работает для всех нас.– Он работает для своего собственного удовольствия, мама. У тебя вообще на все один ответ: папа «тяжело работает». Отец Харриса тоже тяжело работает. Ты думаешь, жизнь полицейского легка? – Слова Эмили прозвучали очень громко. – И не думай, что они так уж спешат, чтобы Харрис на мне женился. Они слишком заботятся о своем сыне, чтобы желать ему жениться на девушке из семьи, которая его не хочет. Они довольны, что мы собираемся подождать. Но они понимают, что мы не хотим разлучаться. Разве это плохо? Плохо?Да, очень плохо, что эта ловкая девочка сыграла с нами такую плохую шутку.– Это все пустые рассуждения, – сказала Линн, – потому что без денег ты не сможешь попасть в Тулейн или куда-нибудь еще. – При этом ее голос слегка дрогнул от сдерживаемого рыдания. – Так что и колледж, и медицинский факультет для тебя теперь недостижимы.– А ты не хочешь дать мне денег, мама?– Денег? А у меня их нет.– Да, он действительно это сделал, – произнесла Эмили, одновременно спрашивая и констатируя факт.– Ты знаешь, что это так.– Ты дашь мне денег, мама, даже если ты и не одобряешь?– Я тебе только что сказала, у меня их нет. У меня и цента собственного нет.– Ни цента? Ничего! – удивленно повторила Эмили.– А у меня никогда их и не было. Твой отец дает все, что мне необходимо, или что я хочу.Эмили обдумывала ее слова. И Линн, которая слишком хорошо умела различать малейшие нюансы выражения лица своей дочери, безошибочно уловила презрение и почувствовала себя униженной.Может быть, тетя Хелен? По крайней мере, на первый семестр.– Не говори глупости. Тетя Хелен не может этого себе позволить.Это было неправдой. Последнее время у Дарвина дела шли хорошо, настолько хорошо, что они купили более просторный дом в более зажиточном предместье города. Но она не собирается выставлять свое грязное белье напоказ.– Если бы у меня были деньги на первый семестр, я уверена, что смогла бы получить студенческий заем. И найду работу. Я согласна на любую работу, которую смогу найти.– Не так-то легко получить заем. Когда они узнают о положении и доходах твоего отца, ты никогда его не получишь.– Ох, мама, что же мне делать?– Если бы я была на твоем месте, я бы снова согласилась на Йейль и была бы благодарна.– Но видишь ли – я не могу! Уже слишком поздно. Они уже отдали мое место кому-то из списка ожидающих.Глупая, глупая девочка… Это сокрушительное разочарование, это несчастье сделали Линн жестокой.– Итак, ты сожгла мосты, так что, я полагаю, это конец всего.Эмили встала.– Значит, ты ничего не можешь мне сказать.– Что я могу тебе сказать? За исключением того, – добавила она, понимая, что это жестоко с ее стороны, – что сейчас я собираюсь навестить умирающую женщину. Если хочешь, можешь пойти со мной.– Нет, я поднимаюсь к себе наверх.Линн сидела, закрыв лицо руками. Она сердилась на Эмили, и в то же время чувствовала горе своей дочери настолько сильно, словно она испытывала физические страдания. Я думаю, размышляла она, я смогла бы приползти на животе к Хелен. Мне придется вынести ее саркастические вопросы: «Что я слышу? Роберт отказывается?» А что, если Хелен откажет? Она должна думать об образовании своих собственных детей; один из ее сыновей перешел в последний класс. Без сомнения, новый дом заложен; не может быть, чтобы Дарвин слишком много зарабатывал… Ее мысли прояснились. Может быть, если только убедить Роберта, что она поедет не туда, куда едет этот мальчик, он заплатит за обучение в каком-нибудь другом месте. Но нет, он не станет платить; он привык к мысли, что его одаренная дочь будет учиться в Йейле. Роберт никогда не менял своих решений.Она встала из-за стола и подошла к окну. Во дворе ходила Юдора и пела, вешая белье на веревку. Юдора считала, что белые вещи должны сушиться на солнце. Бобби сидел в манеже. Завалившись назад, он пытался снова выпрямиться, как бы гордясь своей новоприобретенной способностью взирать на мир под другим углом. Юдора наклонилась над ним, чтобы поговорить. Зрелище было очень приятное. Оно было благотворно. Благотворно. Подходящее слово.Обстановка в доме не была благотворной. Стоя внизу лестницы, она могла видеть закрытую дверь комнаты Эмили и представить себе, что за закрытой дверью Эмили лежит лицом вниз на кровати в полном отчаянии. Половиной своей души она жаждала подняться наверх и утешить ее, погладить по вздрагивающим плечам. Слабое утешение! – кричала в ней другая половина, охваченная гневом.Она схватила свои ключи от машины и направилась в сторону клиники. В зеркале заднего вида она репетировала бесстрастное выражение лица – только с таким лицом можно находиться у постели умирающего, – конечно же, никаких слез и никакой торжественной серьезности.И все же ее решимость ей изменила. В этот день Джози на короткое время была в сознании. Брюс рассказывал ей что-то о новой кошке, когда вошла Линн.– Я разозлилась на себя, – начала она с порога. – Чертовски жарко, и я приготовила для тебя шербет из свежей малины. Он даже на вид холодный, и я думаю, он бы тебе понравился, но я уехала и забыла его. Моя голова… – И она стукнула себя рукой по голове.Джози смотрела на нее вопросительно.– Итак? В чем дело? Ты никогда ничего не забываешь, особенно того, что связано со мной! Что такое?– О, правда, ничего особенного.Но она была переполнена; трудно было сдерживать свое огорчение.– Скажи нам, – попросила Джози.И Линн рассказала. Когда она кончила свой рассказ, Брюс и Джози были мрачны.– В ней есть упорство, это хорошо, – сказала Джози. – Это достойно восхищения.Линн вздохнула:– В этом она похожа на Роберта.– Нет, – поправила ее Джози, – похожа сама на себя.Было ясно, что ей не хотелось, чтобы Эмили была похожа на Роберта. А теперь Линн придется его защищать.– Эмили ввела нас в заблуждение относительно того, что у нее все кончено с Харрисом. Она лгала нам.– Я не припомню, чтобы она когда-нибудь говорила, что у нее «все кончено» с Харрисом, – спокойно заметил Брюс. – Она сказала, что не будет с ним встречаться весь год, и она так и поступила.– Тогда это ложь по умолчанию, не правда ли?– Если бы ты была на год старше, чем Эмили теперь, и кто-нибудь велел бы тебе держаться подальше от Роберта следующие четыре года, и, вероятно, ты бы его из-за этого потеряла, что, ты бы послушалась? – спросил Брюс.При этих словах она опустила свой взгляд.– Нет, – сказала она, а затем, придя в себя, возразила: – но это совсем другое дело. Роберт был старше. Он был мужчиной.– Ерунда, – сказала Джози. Голос ее был усталым, но это слово она произнесла решительно. – Ерунда. – Она приподнялась на подушках. – Если я когда-нибудь и видела настоящего мужчину, то я его видела в молодом Харрисе.– Но ведь Йейль, – жалобно произнесла Линн. – Отказаться от этого! Роберт совершенно раздавлен. – Она умоляюще посмотрела на нее: – Неужели ты этого не понимаешь?– А Эмили, – сказала Джози, – это ведь важнее всего.Брюс сдвинул брови.– Да, я могу понять Роберта. Она должна была сказать тебе, она должна была быть искренней, но она это скрыла от тебя. Она испугалась откровенности, и это тоже надо понять.– Ты оставила ее наедине с ее горем, – возразила Джози. – Предоставила ей самой собирать осколки.Так спокойно и мягко она выразила Линн свое неодобрение.– Она необыкновенная девушка, – сказала Джози проявив некоторый энтузиазм. – И кому, как не Роберту это понимать. Я тысячи раз слышала, как он об этом говорил. Он хочет все у нее отнять – ее шанс учиться на медицинском факультете, и все остальное, ради жалкого удовлетворения сказать ей позже: «Я тебя предупреждал. Ты не послушалась, вот и заплатила за это, заплатила всей своей оставшейся жизнью».Боже, как она ненавидела Роберта! Ненависть придала ей достаточно сил, чтобы высказаться, а теперь, все сказав, она бессильно откинулась на подушки.И что-то случилось с Линн, что-то, чего раньше с ней никогда не происходило: мысли, которые не должны были быть высказаны, внезапно были произнесены ею вслух, и она услышала как бы со стороны свой голос:– Ты всегда презирала Роберта.– Да, – просто ответила Джози, – презирала, – и закрыла глаза.Линн чувствовала, что теряет сознание. Это был всепоглощающий запах гардений, небольшой горшок с ними стоял на подоконнике. Джози никогда бы этого не сказала, если бы не была под действием лекарств и боли. Покачав головой, Брюс почти беззвучно произнес то же самое:– Это лекарства.– Отпустите ее, – сказала Джози, теперь очень тихо.Им пришлось наклониться над ней, чтобы убедиться, что они правильно расслышали. Линн погладила ее горячий лоб и поправила сбившиеся волосы.– Что ты сказала, дорогая? – спросил Брюс.– Отпустите ее. Она кончила с отличием… – Джози тяжело дышала. – Хорошая девочка… женщина… Отпустите ее… Ей надо… Отдайте ей мои деньги.Линн боролась со слезами.– Нет, дорогая. Мы не можем этого сделать. Ты просто ангел, но мы не можем это принять.– Пусть будет так, как я сказала! – Джози беспорядочно зашевелила руками, когда снова вернулась боль. – Брюс, послушай меня.– Милая, я слушаю. Мы сделаем все, что ты говоришь. Я обещаю, я дам столько, сколько понадобится Эмили. Она у меня возьмет их.– Нет. – Джози задохнулась. – Нет, не у тебя… У меня… ты не должен быть в этом замешан…Брюс беспомощно повернулся к Линн:– Она имеет в виду, что мое вмешательство может усложнить отношения между мной и Робертом. Да, я понимаю. И для тебя это было бы очень тяжело, Линн, ты позволишь мне взять деньги со счета Джози для Эмили? Правда?Размышляя о том, правильно это или нет, и чувствуя, что, может быть, это правильно, смущенная и взволнованная, испытывая страдания за Джози, она кивнула головой в знак согласия.Когда она вышла из палаты и чуть не столкнулась в дверях со спешащей медсестрой, она услышала страдальческий крик Джози:– Отпустите Эмили!
Роберт был побежден. Эмили, с распухшими глазами и почти больная, взяла миску с кашей к себе наверх, так что Линн осталась за столом с глазу на глаз с ним. Не разговаривая, они едва притронулись к пище.Только раз он проворчал:– Погубил ее жизнь. Погубил.– Может, ты согласишься на какое-нибудь другое место, где-нибудь, где не будет Харриса? – спросила Линн.– Нет, может быть, через год-другой. Посмотрим. Она должна усвоить урок. Родителям нельзя бросать вызов. Нет.У отца Линн было полно всяких старых изречений вроде: негнущееся дерево ураган ломает, а гибкое к земле клонится, а после выпрямляется.Она бы хотела сказать это Роберту из сочувствия, чтобы утешить его и предостеречь, но сегодня вечером это было бы бесполезным, поэтому она ничего не сказала, а вместо этого подождала, пока он заснет, прежде чем пойти к Эмили.Когда Линн сказала ей, что собирается сделать Джози, девушка расплакалась. Она плакала и радовалась и была благодарна. Она решительно спросила:– А папа знает?– У меня не хватило духа ему сказать сегодня вечером.– Духа?– Смелости, так будет вернее. Он очень сильно рассердится.Они посмотрели друг на друга. И Линн честно сказала:– Я тоже рассердилась, ты это знаешь. Так Джози и Брюс сказали, в основном Джози… – Она больше не могла продолжать.– Я знаю, мама, я понимаю.– Это правда, Эмили?– Больше, чем ты когда-нибудь подозревала. Утро началось ужасно. На кухне Линн готовила кофе и апельсиновый сок, передвигаясь на цыпочках, бесшумно действуя различной кухонной утварью, давая Роберту еще немного поспать и стараясь оттянуть момент, когда он появится и ей придется разговаривать.Возможно, по этим же причинам, Эмили тоже вошла на цыпочках и сказала шепотом:– Мне позвонил дядя Брюс. Я должна спешить к нему, чтобы взять чек за колледж перед тем, как он отправится в госпиталь. Они так добры ко мне, мама! Я не понимаю, почему они хотят это сделать для меня.– Они тебя любят, вот почему. – И она добавила: – Они тебе доверяют.– А ты? Ты тоже мне доверяешь?– Ты достаточно взрослая, чтобы тебе можно было доверять, так что, конечно, я буду тоже доверять тебе.– Ты не пожалеешь, мама. Я обещаю. И я выплачу – все до последнего цента. Я не могу сказать, сколько мне на это потребуется времени, но я сделаю это.Такая молодая и так в себе уверена! Да, мир не смог бы существовать столь долго, если бы девятнадцатилетние не были уверены в себе. И эта мысль отозвалась в ее сердце болью за молодость Эмили и ее смелость.– Если бы у меня были собственные деньги, я бы сделала для тебя все что угодно, все, что ты пожелала бы. Ты это знаешь, Эмили. О, как бы я хотела, чтобы у меня были собственные деньги! Но… – Она замолчала, прежде чем закончить фразу мысленно. – Твой папа никогда не позволял мне это, он говорил, что в этом нет никакой необходимости, потому что он давал мне все, что я хотела, и это была правда, но это означало, что со мной обращались как с ребенком, как с глупым ребенком…Она глубоко вздохнула и снова заговорила:– Ты лучше иди, если Брюс тебя ждет.– Это Эмили ушла? – спросил Роберт, входя в кухню. – Некоторое время тому назад я слышал, как у нее звонил телефон. Я думаю, этот молодой подонок.– Нет, это был Брюс. Джози собирается оплатить ученье Эмили в Тулейне. – И она стала ждать взрыва.Он сел.– Ты не могла сказать то, что мне показалось. Не могла бы ты повторить?Она издала глубокий вздох.– Когда я была в клинике, я рассказала им об Эмили. Джози не может этого вынести. – Она должна следить за тем, чтобы не впутать Брюса в это дело. – Джози не может вынести, что Эмили потеряет год, и поэтому она предложила, она настаивала на том, чтобы заплатить.Правая рука Роберта сжалась в кулак.– Эта проклятая женщина! Эта проклятая, настырная ведьма! Я ее сразу раскусил, как только увидел, и ты это знаешь. – Он тяжело опустил кулак на стол, и его пустая чашка задребезжала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49