Я буду отсутствовать три недели. Когда я вернусь, если вы захотите прийти на прием, я буду рад поговорить с вами. А тем временем было бы хорошо, если бы вы сохранили ежедневные записи всего того, что вы все делаете вместе. Запишите все счастливые часы, а также несчастливые. Тогда мы поговорим. Если вы пожелаете, – повторил он. – Сделаете так?– Да, да, я сделаю. Благодарю вас, благодарю вас, – сказала она.Сидя в своей машине, на безопасном расстоянии от изучающих ее глаз за толстыми стеклами, она почувствовала глубокое облегчение. Но постепенно, по мере того, как расстояние между ней и доктором увеличивалось, она начала чувствовать жар трусливого стыда, как будто ее уличили в некотором бесчестном поступке, в опасной лжи, в позорящей ее краже или как будто ее нашли гуляющей по улицам в нижнем белье. Почему, почему она не рассказала всю правду? Этому человеку было известно, что ее что-то еще беспокоило, он видел ее насквозь.Движение в час пик было очень интенсивным, поэтому когда она добралась до дома, время обеда уже давно прошло и в гараже уже стояла машина Роберта. Готовая к очередному скандалу, она успокоила себя и прошла в дом. «Да, я скажу, что была у доктора и собираюсь пойти еще, и нет ничего, что могло бы меня удержать».Все тихо сидели за столом. Роберт встал и выдвинул стул Линн, Энни улыбнулась, а Эмили сказала:– Я поставила твое блюдо с цыпленком в микроволновую печь и сделала салат, мама. Я надеюсь, ты не оставила это блюдо для чего-либо другого. Я просто не знала.– Оставила его для всех вас, дорогая. Спасибо тебе, Эмили. Ты моя права рука.– Энни накрыла на стол, – сказала Эмили подчеркнуто.– Если бы у меня были две правые руки, тогда другой правой была бы ты, Энни.Атмосфера была спокойной. Всегда можно почувствовать что-то осязаемое, подобно ветру или температуре в комнате, где воздух начинает перемещаться под действием сильных эмоций. Теперь здесь от легкого ветерка шевелились белые шелковые шторы, Джульетта дремала под столом, и три красивых спокойных лица повернулись к Линн. «Могли ли они все забыть?» – спросила она себя с недоверием. Правда, порой мрачное настроение Роберта может, словно по мановению волшебной палочки, стать прекрасным. А будучи в прекрасном настроении, он знает, как очаровать человека, которому только что причинил боль. Кроме того, ее девочкам свойственна чудесная, все забывающая жизнерадостность юности. За это, по крайней мере, она должна быть благодарна. Все же было удивительно видеть их всех вместе.– Где ты была так поздно, мама? – поинтересовалась Энни.– Ох, я ездила за обычными покупками и не посмотрела на часы.Линн мельком взглянула на Роберта, взгляд которого поверх края его чашки встретился с ее взглядом. Он поставил чашку на блюдце, и она отвернулась.– Не собираешься ли ты сказать маме сейчас? спросила Эмили, обращаясь к Роберту.Внезапно взволновавшись, Линн чуть вскрикнула:– Сказать маме что? Что-нибудь случилось?– Очень приятное, я думаю, – сказала Эмили. Роберт, засунув руку в карман пиджака, вытащил длинный конверт и с удовлетворенным видом вручил его Линн.– Билет на самолет, – сказал он ей.– Аэропорт Кеннеди на Сент-Хуан и дальше перелет на Сент… – прочитала она. – Роберт! Что же это такое?– Десять дней на Карибском море. Мы улетаем в субботу утром. У тебя есть несколько дней, чтобы подготовиться и почувствовать себя лучше. – Он улыбнулся. – Ну, что ты скажешь на это?«Что я хочу сказать, – думала она. – Как ты смеешь! За кого ты меня принимаешь?» И только потому, что здесь были дети, она ответила:– Девочки не могут пропускать школу, Роберт. Я не знаю, что ты имел в виду.– Они и не будут пропускать школу. Каникулы только для нас с тобой.Это была дешевая – нет, дорогая – взятка. Она почувствовала прилив жара к щекам. И все же ради девочек она сказала спокойно:– Это не имеет значения. Кто будет здесь управлять хозяйством? Я не собираюсь уезжать и оставлять дом, чтобы только доставить себе удовольствие.– Конечно, нет. Обо всем этом я уже позаботился. Я провел целый день, делая приготовления. Юдора будет спать здесь. Девочки будут пользоваться школьным автобусом, и, если они захотят пойти куда-нибудь на уик-энд, Юдора доставит их в своей машине, или Брюс с Джози сделают это. Я разговаривал с Брюсом, – объяснил Роберт. – Они будут рады взять девочек в городской бассейн, а Брюс будет возить Энни на тренировки по теннису. Мне не хочется, чтобы она пропустила их, и он не возражает.Энни, которая платила Брюсу любовью в десятикратном размере, вмешалась с мольбой:– Ты знаешь, мне нравится ездить с дядей Брюсом, мама. Пожалуйста, скажи «да», мама.– Итак, ты видишь, все устроено. Нет проблем. Остается лишь упаковать несколько платьев, – произнес Роберт решительно.Почувствовав, что она попала в ловушку, Линн вышла из-за стола, сказав только:– Мы поговорим об этом позже. Я не люблю, когда вот так сваливаются на меня неожиданности. А теперь, девочки, вы должны делать домашнее задание. Уходите из кухни, я уберу сама.Когда она поднялась наверх, Роберт последовал за ней. Войдя в комнату, она повернулась к нему:– Ты думаешь, что можешь подкупить меня, да? Это отвратительно.– Оставь, пожалуйста. Здесь нет ни малейшего намерения тебя подкупить. Это лекарство. Лекарство от того, что причиняет боль нам обоим.– Это нельзя вылечить за десять дней даже на райском острове, – сказала она с сарказмом. – Для этого понадобится гораздо больше времени.Она стояла спиной к окну. Вид деревьев и холма, всегда успокаивающий ее душу, сейчас наводил на нее уныние, поскольку холм закрывал заходящее солнце, а сад был в тени.– Девочки хотят, чтобы мы уехали. Ты слышала их.«Конечно, хотят, – думала она. – Для них будет приключением распоряжаться в доме, когда родители уедут. Почему нет?» И она подумала также, теперь уже с тревожным чувством угрызения совести, что Эмили будет проводить слишком много времени с Харрисом.Роберт настаивал.– Я не беспокоюсь о них, ты знаешь. Брюс и Джози так же надежны, как мы с тобой.Да, думала она, когда они могут быть полезны, ты используешь Леманов даже несмотря на то, что недолюбливаешь их. Все же она ничего не ответила, только повернула руки ладонями вверх и внимательно стала их рассматривать. На руках уже начали образовываться крошечные темно-красные корки, подобные горошинкам.– Я не хочу ехать, – после некоторой паузы произнесла Линн резко.– Сегодня ты видела этого человека, – начал он.– Да, – ответила она, – ну и что?– Я не верил, что ты это сделаешь. Я был очень удивлен. Я не думал, что ты на самом деле намерена это сделать.– Я была намерена, Роберт.– И что он…– Ох, нет! – закричала она. – Не задавай мне таких вопросов. Разве ты не понимаешь это лучше меня? Если бы только ты согласился пойти со мной.– Если это тебя удовлетворит, – ответил Роберт, ухватившись за ее слова. – Я не верю, что нам нужно что-либо, кроме того чтобы уехать вместе. Однако если это удовлетворит тебя, я сделаю все, – закончил он покорно.Линн стояла у окна, все еще глядя на свои руки.– Мы устали, оба устали. – Говоря всегда неторопливо, сейчас он спешил и запинался. – Последний год или два были сложными, не было покоя, и мы с тобой едва ли час были вместе одни. У тебя новый дом, у меня новый офис и работа. У меня новые лица, новые школы, друзья, все эти трудные согласования…Видя его страдание, она чувствовала себя победительницей, но все же что-то внутри нее должно было сожалеть о его страдании.– Послушай. Я знаю, что у меня вспыльчивый характер, но я не часто теряю самообладание, ты должна это признать. И я всегда потом об этом страшно сожалею. Не сказал бы, что это очень хорошо. Но я неплохой человек, Линн, и я люблю тебя.Снизу послышались звуки музыки – это Энни трудилась над менуэтом. Эмили поднялась наверх, чтобы подойти к телефону в своей комнате. Как будто он прочитал мысли Линн – как он почти всегда это делал, – Роберт сказал мягко:– Они нуждаются в нас, Линн. Наши дети нуждаются в нас обоих. Мы не должны их наказывать. Не должны.– Ох, – выдохнула Линн.Он зашагал по комнате, пока снова быстро не заговорил:– Я ревновал, я был взбешен той ночью. Когда я увидел, что ты танцуешь с этим мужчиной, в то время как я беспокоился о тебе, я обезумел. Теперь я понимаю, как это было глупо с моей стороны. Ты невинная женщина, ты никогда не могла бы… – И он замолчал, а глаза его заблестели от слез. – Тогда ты сказала, что со мной что-то случилось.– Я была очень, очень рассержена, Роберт, и продолжаю сердиться.– Хорошо. Сердишься ты или нет, неважно. Ты ведь поедешь? Ради нашей семьи, поедешь? – Он положил толстый конверт на туалетный столик. – Я был счастлив, когда достал эти билеты. В это время года все они заказаны для свадебных путешествий, но, на мое счастье, был отменен один заказ. Ох, Линн, прости меня.Он все еще стоял здесь, на его ресницах блестели слезы, а она, не говоря ни слова, отвернулась.
Самолет набирал скорость по длинной взлетной полосе вдоль болот и стремительно поднялся в яркое небо, взял направление на юг.– Ну вот, мы летим, – сказал Роберт.Линн ничего не ответила. Чувство обиды все еще причиняло ей боль, которая отдавалась в ней подобно плохо переваренной пище. Из-за ее желания покончить с ужасным раздражением, скрыть от детей все, что можно скрыть, она позволила себя убедить и посадить в самолет.– Ты будешь рада, что поехала, – сказал он ласково.Она обрушила на него всю силу своего презрения.– Рада? Вот то-то будет праздник!Роберт, глядя на нее с мольбой, поджал губы в знак предостережения. Они сидели трое в одном ряду. Пожилой человек, настолько толстый, что большей своей частью занимал еще и место Роберта, прижимая его к окну. На месте у прохода сидела Линн.– Ужасно тесно, – прошептал Роберт. – Первый класс, черт возьми.Не обращая на него внимания, она достала из сумки книгу и откинула спинку. Линн всегда старалась приспосабливаться к ситуации наилучшим образом, и даже сейчас она с удовольствием подумала о том моменте, когда увидит пальмы и голубую воду. Проведя большую часть своей жизни на Среднем Западе, она все еще находила их новизну чудесной; прежде она только дважды была на прекрасных, располагающих к отдыху Карибских островах. Какой смысл наказывать себя. Я буду плавать, я захватила с собой интересные книги, и, к счастью для меня, я достаточно худа, что могу позволить себе много есть; я надеюсь, что питание будет хорошим. И я не должна разговаривать с Робертом.Он снова пробормотал:Я собирался достать на обратный рейс билеты высшего класса. Я не могу это переносить. Это хуже, чем подземка.Так как она ничего не сказала, он не делал дальнейших попыток продолжать разговор, и весь остаток пути они молчали.
В первое же утро она вышла на балкон и посмотрела вдаль на горизонт. Поблизости не было никого, кроме мальчиков-спасателей, которые установили ряд желтых зонтов на берегу, и небольших, качающихся на воде лодок с парусом, вытянутых в прямую полоску. Если отправиться отсюда прямо на восток, то попадешь куда-нибудь в северную Африку, подумала она.– Как ты рано встала, – сказал Роберт весело. – Ты обошла меня сегодня. Удивительно, не правда ли?– Да. Я собираюсь пойти погулять на берег.– Если ты подождешь минуту, я пойду с тобой.– Благодарю, но мне бы хотелось побыть одной.– Хорошо, – послушно сказал он.Солнце взошло еще невысоко, и воздух был свеж. Она гуляла по твердому песку вблизи кромки воды, вышла за пределы гостиничной территории и продолжала идти дальше. Ей казалось, что берег бесконечен и окаймляется сосновой рощей, береговым виноградником и растительностью, названия которой она не знала. Она проходила мимо поместий американских и британских миллионеров – низких, приятных домов, погруженных в тень баньянов и цветущих деревьев.Обогнув крутой мыс, она натолкнулась на покрытый травой холм, который перегородил дорогу; он был крутой, как лестница, и с трех сторон окружен водой. До вершины добраться было трудно, но, не страшась, она начала подъем. Как только Линн, задыхаясь, поднялась на его вершину, она села и оглянулась вокруг, она была потрясена своего рода чудом, подобным тому, которое наполняет душу при посещении древнего собора.Нет, здесь еще прекраснее. Такая голубизна! Вода, почти зеленая у берега в том месте, где отражался холм, незаметно переходила в чистейшую бирюзу; затем в трех четвертях пути к горизонту лежала широкая полоса кобальта. На самой дальней стороне горизонта была прочерчена тонкая линия, выше которой сияла голубизна другого оттенка, спокойная, вечная голубизна безоблачного неба.Дул сильный ветер, и волны, ударяясь о берег, разлетались брызгами.Лежа на спине в душистой траве, она смотрела в небо. Боже мой, как коротка жизнь!И вот прилетела стая морских птиц. Они кружились, спускаясь все ниже и ниже, чтобы легко и плавно коснуться воды, а затем снова взмывали вверх. Они были так радостны – могут ли птицы быть радостными? – и она засмеялась над собой. И вновь к ней вернулась мысль о быстротечности жизни.Она лежала полчаса или, может быть, чуть больше, в то время как легкий ветерок на вершине холма освежал пылающий жар солнца. Вытянувшись, она чувствовала, что тело ее молодо и пышет здоровьем. Даже боль в ноге начала уменьшаться, а тепло, казалось, успокаивает ее раны. Линн чувствовала прилив энергии, как будто поглотила всю мощь света.Затем она стала отчитывать себя вслух. «Все же, Линн, он не хотел, причинять тебе боль. Сейчас он вне себя от отчаяния и вины. Взрыв ярости может длиться вечно, если ты не прекратишь его. Послушай, он смог бы съесть тебя от ярости, произошла ужасная трагедия, наша Кэролайн…»И она размышляла: «Я не должна была оставаться так поздно на этом проклятом обеде. Вот с чего все началось. Я не должна была принимать предложение Тома. Что было бы, если бы я ждала дома Роберта, а затем обнаружила, что он беззаботно проводит время с хорошенькой женщиной?»Она вспомнила щеку Тома Лоренса, почти касавшуюся ее щеки, его смешливые умные глаза, блестящие волосы и свежую кожу. «У вас такие прелестные глаза и такой прелестный рот, Линн».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49