Я унесла часть ее сердца, в некотором смысле сейчас я искупаю свой уход.
Леди Роуэн мягко коснулась ее лица.
— Ты все еще носишь в своем сердце боль за покинутую тобой мать?
Рапсодия опустила глаза.
— Да. — Она ощутила тепло улыбки леди Роуэн.
— В течение трех лет ты переносила боль детей, как их родная мать, ведь мысль о том, что они будут страдать, для тебя страшнее всего. Как ты думаешь, какие чувства испытала бы твоя мать, узнав, что ради нее ты познала столько боли?
Глаза Рапсодии встретились с небесно-голубыми глазами леди, и к ней постепенно пришло понимание.
— Она страдает от того, что я постоянно думаю о вине перед ней.
Леди Роуэн взяла Рапсодию за руку и улыбнулась.
— Ты должна исцелиться, дитя, иначе твоя мать никогда не будет счастлива.
Ночью, когда Рапсодия спала в своей комнате, леди Роуэн открыла дверь и вошла, держа в руках маленькую ароматическую свечу в благоухающем деревянном подсвечнике. Рапсодия открыла глаза, но леди Роуэн лишь покачала головой и поставила подсвечник на столик возле ее постели. Наклонившись над Певицей, она мягко поцеловала ее в лоб и бесшумно удалилась.
Через мгновение дверь открылась вновь. Удивленная Рапсодия села, а в ее спальню вошла улыбающаяся девушка и села на стул, положив ноги на ее постель. Она вытащила Длинный тонкий нож и принялась быстро и ловко постукивать его острием между пальцами левой руки, лежащими на коленях.
— Привет, Рапс, — улыбнулась Джо.
Несколько мгновений Рапсодия лишь сжимала край одеяла, пытаясь проснуться, но сладковатый тяжелый дым свечи не позволял ей поднять веки. Наконец она собралась с силами и протянула руку к колену сестры.
— Не мешай, — доброжелательно попросила Джо, не отрывая взгляда от кончика ножа.
Рапсодия откинулась на подушки, голова у нее слегка кружилась от радости и удивления.
— Это правда ты, Джо? — спросила она.
Ее голос дрожал, Рапсодия сама его не узнавала.
— Конечно нет, — буркнула Джо, не отрываясь от игры. — Ты видишь лишь то, что подсказывает твоя память. — Тут она подняла голову и в первый раз посмотрела Рапсодии в глаза. — Но моя любовь с тобой. Ты нуждалась во мне, поэтому я пришла, хотя и ненадолго.
Рапсодия кивнула, словно поняла Джо.
— Значит, ты здесь? В царстве Роуэн? Между мирами?
Джо покачала головой:
— Нет. Я в Загробной жизни. Но я могу приходить к тебе, если ты будешь во мне нуждаться, Рапс. После всего того, что ты для меня сделала, я твоя должница.
Рапсодия растерянно провела рукой по лицу.
— Я не понимаю.
— Конечно. — Джо откинулась на спинку стула и скрестила руки на груди. — Ты и не поймешь. К сожалению, я не могу тебе объяснить. Это недоступно твоему пониманию. — На ее губах появилась ироническая улыбка. — Забавно, не правда ли? В жизни ты всегда пыталась мне объяснять разные вещи, которых не понимала я.
— Расскажи о Загробной жизни, Джо, — неуверенно попросила Рапсодия.
— Не могу. Ну, могу, но ты не поймешь. У тебя не получится. Необходимо сначала пройти через Врата Жизни. Здесь ты видишь лишь очень немногое, и тебе можно знать лишь то, что позволено по эту сторону Покрова Радости. Пройдя сквозь Врата, ты узнаешь все. Извини, Рапс. Я бы очень хотела, чтобы ты поняла.
— Ты счастлива, Джо?
Ее сестра улыбнулась.
— Я удовлетворена.
— Но не счастлива?
— Слово «счастлива» употребляется по твою сторону Врат. Это лишь часть удовлетворения. Ты не поймешь, но, если тебе станет легче, могу сказать, что я счастлива. Я говорю тебе правду.
— Я хочу, чтобы ты была счастлива, Джо. Извини за все то, что я тобой сделала.
Джо из сна отложила кинжал в сторону и задумчиво посмотрела на Рапсодию.
— Если хочешь, чтобы я была счастлива, ты не должна чувствовать себя виноватой, ведь мне тоже доступно чувство вины. То, что ты сделала для меня, Рапс, позволило мне жить вечно. Ты и моя мать — единственные люди, которые когда-либо любили меня. Ты мне все время внушала, что моя мать меня любила, и оказалась права. Благодаря тебе мне удалось ее найти по эту сторону Врат.
Джо засунула кинжал в сапог и встала.
— Мне нужно идти. Не надо. — Она предупреждающе подняла руку, когда Рапсодия снова попыталась сесть. — Не оставляй этих детей, Рапс. Ты шутила, говоря, что являешься их бабушкой, но связи в Загробной жизни имеют обоюдный характер, если ты понимаешь, о чем я говорю. Сейчас ты пытаешься разрубить цепи, которые утащат их после смерти в Подземные Палаты. Ты знаешь, я не слишком люблю детей, но никто не заслуживает такой участи. Пока.
Дверь за ней закрылась, но в блаженном и растерянном состоянии Рапсодия пребывала еще долго.
В течение следующих ночей Джо продолжала ее навещать. Сон длился всего несколько минут, поэтому Рапсодия научилась говорить то, что лежало у нее на сердце, едва только ее сестра появлялась. И вот однажды Джо заявила, что больше не придет.
— Ты уже знаешь большую часть ответов, — сказала она, видя, что Рапсодия изо всех сил пытается сдержать слезы. — Я тебя люблю, мне нечего прощать. И, по твоему определению, я счастлива. Пусть и к тебе придет счастье, Рапс. — Она встала и, не обращая внимания на мольбы Рапсодии задержаться еще хотя бы на минуту, решительно вышла, закрыв за собой дверь.
Несмотря на успокаивающий аромат свечей, Рапсодия опустила голову и предалась скорби. И тут она почувствовала, как нежная рука коснулась ее лба. Рапсодия подняла голову и увидела перед собой лицо, такое знакомое и так похожее на ее собственное.
— Не плачь, Эмми. — Нежные руки матери осторожно стирали слезы с ее щек.
Наконец все закончилось. В один из ясных дней, ничем не отличавшийся от других, леди Роуэн встретила Рапсодию в лесу и протянула ей тонкий флакон, наполненный черной, как сама ночь, жидкостью. Когда Рапсодия недоуменно посмотрела на него, леди Роуэн улыбнулась:
— После стольких дней страданий ты могла бы его и узнать.
Глаза Рапсодии широко раскрылись.
— Его кровь? За семь лет из десяти человек?
— Здесь все, что осталось. Мне удалось выделить экстракт, сущность демонической природы, зло в чистом виде.
Певица содрогнулась.
— А ее безопасно перевозить?
— В течение некоторого времени, но не слишком долго. Советую тебе как можно быстрее передать флакон в руки дракианина. — Затем она разжала другую ладонь, в которой лежал второй флакон, сделанный из серебристого гематита, минерала, который лирины называют камнем крови. Он имел изогнутую форму, а на дне было сделано небольшое утолщение. Леди Роуэн вытащила широкую пробку из изогнутого флакона, вложила в него стеклянный, тщательно закрыла его и протянула Рапсодии.
— Положи флакон в ножны Звездного Горна, в самый низ, куда не достает клинок. Сила стихий огня и звезд будет удерживать кровь демона, пока ты не передашь флакон тому, кто ищет ф’дора.
Рапсодия кивнула, все еще не решаясь взять флакон.
— Значит, теперь я могу уйти?
— Да.
— А дети?
— Каждый, кто захочет, может уйти с тобой. Кто не захочет, останется здесь, они заслужили право на вечный покой, если таковым будет их выбор.
Рапсодия кивнула и с трудом улыбнулась.
— Я буду вечно благодарна вам и лорду Роуэну за вашу любезность. — Она неохотно взяла флакон.
Леди Роуэн серьезно посмотрела на нее.
— Не стоит, Рапсодия. Ответная любезность, как правило, обычно не обходится без жертв. Полагаю, мне не нужно напоминать тебе об этом.
Рапсодия хотела спросить, не должна ли она принести новые жертвы, но из домиков со смехом выбежали дети и принялись звать ее к себе. Леди Роуэн еще раз одарила Рапсодию улыбкой, а затем ее облик начал таять. Рапсодия с тревогой оглянулась и увидела, что неподалеку стоит Константин. Она протянула к нему руку, и он подошел.
— Пойдем с нами, — предложила она, взяв его пальцы в свои ладони.
Гладиатор покачал головой:
— Нет, я останусь здесь.
На глазах Рапсодии появились слезы.
— Почему?
— Сейчас не время. — Его голос был нежным и глубоким, как море.
В голосе Рапсодии появилось отчаяние. Полог Тумана густел.
— Пожалуйста, пойдем с нами, Константин, я никогда тебя не увижу.
Туман скрыл все, кроме его блестящих голубых глаз, подобных двум сапфировым маякам.
— Придет день, и мы встретимся. — Он опустил веки, и туман полностью скрыл гладиатора.
Она позвала его, но в ответ услышала лишь шелест ветра в кронах деревьев. Рапсодия закрыла лицо руками, ощутив ледяные слезы на щеках.
— Рапсодия, посмотри! Меч!
Она опустила руки и в нескольких шагах от себя увидела Звездный Горн, пламя которого вздымал ветер. Меч пo-прежнему стоял вонзившись острием в землю. Падающие снежинки тонким белым покрывалом укутали его рукоять. В царстве Роуэн прошло семь лет, здесь миновало несколько часов.
Она вспомнила о Константине, о его взгляде в ту ночь, когда он сжимал в объятиях ее образ, о его глазах, что исчезли в густом тумане за Покровом Гоэн. «Покров Радости», — печально подумала она и вспомнила наполненные покоем дни и ужасающие ночи. «Я желаю тебе познать радость», — сказал Патриарх. Возможно, после ее ухода Константину суждено стать счастливым.
Порыв ледяного ветра вывел ее из задумчивости. Она оглядела юные лица, повернутые к ней.
— Куда мы пойдем теперь, Рапсодия?
Она улыбнулась:
— Домой. Мы отправляемся домой.
43
Дом Памяти, Наварн
Даже в разгар зимы здесь поют птицы, отметил Акмед.
Он оставил свою лошадь возле места, к которому прикоснулось зло. Без особого труда он нашел границы оскверненной земли. В центре древней рощи, простирающейся на многие мили по холмистой земле Наварна, росли совсем молодые березки, тополя и сосны со светлой корой, юные деревца, чьи бледные стволы придавали этому месту усталый, нездоровый вид. Немногим больше года прошло с тех пор, как они обнаружили здесь Ракшаса, и Акмед вместе со своими друзьями положил конец кровавым жертвоприношениям, которые тот совершал ради своего хозяина, ф’дора, но до сих пор в воздухе царила тяжелая тишина, жизнь неохотно возвращалась на пропитанную невинной кровью землю.
Однако среди молодой поросли уже поселились стойкие зимние птички, весело прыгавшие по снегу или щебетавшие, сидя на ветках и оглядываясь по сторонам в поисках пищи. Если птицы охотно поедают засохшие ягоды и замерзшие семена, значит, зло отсюда ушло.
С запада послышался треск ломающегося наста, шелест ветвей — очевидно, по лесу шел человек.
«Рапсодия должна ждать меня во дворе Дома», — подумал Акмед, вслушиваясь в непрекращающийся шум: чужак подходил все ближе. Акмед уже ощущал биение ее сердца, она находилась немного дальше. Он приготовил квеллан.
Он заставил свое дыхание успокоиться и замер, подобно тени. Акмед безмолвно выругался: в старом мире, где он владел магией крови, ему уже давно было бы известно о приближении незнакомца, более того, он бы знал его точное местонахождение и слабости. Оказавшись в новом мире, он ослеп и мог рассчитывать лишь на свое умение сражаться.
И на Рапсодию.
Довольно далеко, слева, он заметил медленно перемещающуюся среди бледных стволов фигуру. Он почувствовал, как пульсирует кровь в его указательном пальце, лежащем на спусковом крючке квеллана.
Неожиданно справа, на расстоянии броска камня, раздвинулись ветви кустарника.
Акмед мгновенно развернулся, приготовившись выстрелить в нового врага.
Заметивший его могучий олень застыл на месте.
Несколько мгновений Акмед не двигался. Затем медленно опустил оружие и глубоко вздохнул.
Олень фыркнул, повернулся и скрылся в лесу. Слева донесся топот его подруги, спешившей вслед за ним.
Акмед покачал головой и торопливо зашагал к Дому Памяти.
До Дома оставалось около сотни ярдов, когда Акмед заметил следы разрушений, оставленных пронесшимся здесь огненным шаром. Снег припорошил пепел и головешки, однако после каждого шага на чистой поверхности появлялись черные пятна. Деревья стояли обезображенные, лишившиеся коры; великолепные клены превратились в пепел, как, впрочем, и березы во внутреннем дворе. Да и от самого Дома остался лишь черный, обгоревший скелет и горы мусора.
А вот белый дуб, стоявший посреди двора, выжил. Побег Дерева Мира, Сагии, его защищали звуки бесконечно играющей лютни, которую Рапсодия оставила на его ветвях перед тем, как они ушли. Адское пламя стихии огня, избавившее дерево от оскверненного корня и спалившее Дом, не тронуло ни единого листочка Сагии, белые цветы раскачивал свистящий меж ветвей ветер.
Рапсодия присела на корточки под деревом и что-то бросила на заснеженную землю — маленькая стая зимних птичек тут же слетелась на угощение. Она подняла голову и встала.
Акмед взглянул на Рапсодию, и его кожа мучительно заболела. Она гудела с того самого момента, когда он неделю назад получил от нее записку, которую ждал с тех самых пор, как они расстались на Кревенсфилдской равнине. Солдаты-болги, принесшие ему завернутое в промасленную тряпицу послание, содрогнулись, увидев его реакцию, хотя король ничем не выдал своих чувств. Очевидно, одного его взгляда было достаточно, чтобы стражники разбежались в разные стороны.
Акмед долгие часы смотрел на записку, где стояло всего одно слово: «Да». Оно означало, что конец приближается.
Кровь дракиан, текущая в его жилах, вскипела, требуя отправиться на охоту за демоном, в ушах беспрерывно звучали слова лютой ненависти. Ему стоило огромных усилий не впасть в кровавую ярость, непреодолимая власть которой была слишком хорошо знакома всякому дракианину: необходимость уничтожить ф’дора превыше всего. Акмед уже давно успел усвоить, что во время охоты природные инстинкты дракианской крови работают не только на него, но и против. Он взял под контроль свое дыхание, стараясь сохранять спокойствие.
Рапсодия, положив руки на бедра, внимательно разглядывала Акмеда. Прошло всего несколько недель с тех пор, как он видел ее в последний раз, но она сильно изменилась. Ее лицо оставалось спокойным, а вот глаза горели внутренним огнем. Волосы, которые она, как и всегда, завязала черной бархатной лентой, теперь спускались ниже колен. Она некоторое время смотрела на него, а потом жестом предложила подойти к ней в центр двора, под стройные ветви юного дерева, привезенного с их общей родины, оставшейся по другую сторону мира.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107