— Жалкая лиринская предательница унесла его к Покрову Гоэн, где он умер. Он не возвращался, я бы увидела его.
— Посиди рядом со мной, милая. — Пламя уютно потрескивало. — Пожалуйста.
Она продолжала смотреть на холодный огонь, а потом медленно села на пол, и платье окутало ее шелестящими шелковыми волнами.
Пламя загорелось еще ярче, отбрасывая мечущиеся тени, и наконец стало теплее. У нее на лице и шее выступили капельки пота.
— Невозможно, — повторила она.
— Очевидно, в этом мире есть вещи, скрытые от твоих глаз, мое пламя. — На нее вновь повеяло жаром, но тут же огонь, продолжая источать тепло, стал гореть ровнее. — Это не имеет значения. Он не тот, кого я теперь ищу.
— Почему? — Слово слетело с ее губ прежде, чем она успела подумать.
Угли в камине замерцали.
— Теперь он стал еще сильнее, но, как я уже говорил, это не имеет значения. Я выбрал другого. — И вновь пламя пустилось в пляс. Голос стал совсем тихим, легким шепотом. — Распусти для меня волосы. Пожалуйста.
Казалось, ее рука обрела собственную волю, поднялась вверх и коснулась заколки, украшенной драгоценными камнями. Рука дрожала, пока пальцы возились с заколкой. И вот густые блестящие медно-красные волосы тяжело рассыпались по ее плечам. Она услышала, как тихонько ахнул голос, доносившийся из пламени камина.
— Значит, ты его пощадишь? — Она ненавидела себя за появившуюся в голосе дрожь.
На некоторое время пламя потускнело, а потом вспыхнуло с новой силой.
— Не задавай вопросов, на которые не хочешь услышать ответов, милая. Они портят очарование момента.
Прорицательница резко рассмеялась:
— Вижу, ты не хочешь, чтобы тебе напоминали о твоих неудачах. Кстати, я не видела смерти Патриарха, которую ты так давно предрекал. Почему он до сих пор жив? Неужели в твои планы — как и в мои — кто-то вмешался? Или ты поселился в его теле?
Огонь почернел и злобно зашипел.
— Осторожно, милая. Уверяю тебя, ты не хочешь говорить на эту тему. — Огонь вновь запылал ярче, посылая волны жара. — Ты, наверное, уже знаешь, что Трое наконец пришли.
Она рассмеялась:
— Знаю. Они захватили Канриф, но что они там делают, остается для меня тайной, мой дар не позволяет мне проникнуть сквозь толщу гор. — Она помрачнела. — Когда Гвиллиам изгнал меня, он запечатал свое царство, сделав его недоступным для моих глаз. Мне никогда не увидеть того, что там происходит.
Пламя призывно замерцало.
— Распусти шнуровку платья.
Она вновь рассмеялась:
— Значит, ты хочешь ублажить меня?
— Верно. Распусти шнуровку, мое пламя, и я расскажу тебе о том, что недоступно твоему взгляду. Я поведаю о Будущем.
Ее голубые змеиные глаза широко раскрылись, хотя она изо всех сил старалась соблюдать внешнее спокойствие. Пальцы метнулись к корсажу и начали быстро распускать шнуровку.
Из огня послышался негромкий смех.
— О, я вижу, ты тоскуешь о моих ласках, милая, не так ли? Как это, наверное, больно, не иметь возможности ощутить Настоящее, пока оно не станет Прошлым. — Пламя танцевало свои затейливый танец, но пальцы прорицательницы вдруг замерли. — Не останавливайся, милая. У меня мало времени.
Она медленно спустила корсаж и вытащила руки из тонких рукавов платья. Льющийся свет пламени ласкал ее золотую кожу, покрытую едва заметными линиями, напоминающими своим рисунком мельчайшую чешую, отчего кожа сияла, подобно полированному металлу.
— Как ты красива, милая. — Теплые слова вызвали яркий румянец на ее щеках, ее одинокое сердце вновь забилось быстрее. — Время не оставило на твоем теле никаких следов, оно осталось таким же, как в тот день, когда мы предавались страсти на полу Большого зала. Ты помнишь, мое пламя?
— Да.
— Подойди поближе. Сними платье.
Она медленно поднялась на ноги, придерживая на поясе рукава и корсаж платья. Затем одним движением отпустила его, и тяжелый наряд упал на пол, словно океанская волна.
— Почему ты не пришел ко мне во плоти? — прошептала она. — Мне так одиноко среди холодных гор.
— Определенные обязательства не позволяют человеку, в теле которого я обитаю, предаваться наслаждениям плоти. Но не бойся, милая. Скоро я оставлю его и перейду в другое, оно, безусловно, понравится тебе больше. — Пламя вновь опустилось на угли. — Войди в меня, милая.
Она рассмеялась, но то был не звенящий смех молодой женщины, а пронзительный зов победных труб.
— Эти слова когда-то произнесла я.
— Я помню. — Пламя опустилось еще ниже. — Войди в меня, милая.
Она медленно приблизилась к камину и опустилась перед огнем на колени. Дрожа от нетерпения, она легла на спину и просунула длинные ноги в огромную пасть камина.
Пламя медленно поднялось над углями и принялось лизать ее ноги, танцуя над телом, согревая кровь. Она вздохнула и подвинулась ближе, позволив жару утолить жгучее желание.
— Милая.
Струйка пота потекла по ложбинке между грудей, а язычки огня лизали бедра, их ласки становились все интимнее. Холодное одиночество, давно пустившее корни в ее душе, сгорело и превратилось в пепел, оставив лишь стремление к утолению страсти, требующей этого множеством голосов ее змеиной крови.
Пламя вспыхнуло с новой силой, докатилась до груди, озаряя ее ярким сиянием. Она закрыла глаза, сосредоточившись на несущих блаженство огненных ласках, а потом вновь заговорила, несмотря на то что ее возбуждение росло.
— Расскажи мне, — шептала она, — расскажи о Будущем.
Волна жара заставила ее раздвинуть ноги, вошла в нее, и она застонала от удовольствия.
— Скоро я захвачу Патриархию, — прошептал в ответ голос из камина. — Такой неудачи, как в Священную Ночь, больше не повторится. Став Патриархом, я смогу короновать Тристана Стюарда, а за мгновения до того, как корона коснется его лба, пока он будет слабее нас, я отброшу старое тело, как несвежую рубашку. — Огонь вновь рванулся вверх, охватил ее, вошел наконец в тело, и она закричала от радости. — И тогда у меня будет армия. Роланд объединится с Сорболдом и Гвинвудом. Мы захватим гору. И я получу Дитя. И ключ. И открою Темницу. А потом настанет черед Земли.
— Извне? Но…
Пламя затрещало, и она задрожала от наслаждения.
— Нет, милая, я уже подумал об этом. Даже ты не в силах вырвать гору у своего проклятого мужа; гора будет разрушена и изнутри, и снаружи. — Пламя пульсировало, рассыпая вокруг искры. — Все готово.
Она задышала чаще, лениво закинула руки за голову, ощущая движение огня внутри своего тела, реки пламени обвивались вокруг ее груди, ласкали шею. Ее стон наслаждения едва не заглушил его негромкие слова.
— Мне требуется твоя помощь, милая. Обещай, что ты не откажешь.
— Как…
— Нет. — Слово прозвучало резко и холодно, пламя тут же погасло, превратившись в холодный пепел. Она задрожала — слишком велика была тяжесть потери. — Нет, мое пламя. Не спрашивай как. Однажды ты обещала выполнить любое мое желание, если я помогу тебе добиться цели, и я сделал то, о чем ты меня просила. Ты все еще у меня в долгу, милая. Ты ни в чем мне не откажешь. Скажи, что ты сделаешь все, что я попрошу.
— Пожалуйста, — прошептала она, раздираемая сомнениями и мучительной страстью.
— Скажи, что ты обещаешь.
— Да, — прорычала она. Воздух стал сухим, ее окружили искры электрических разрядов, верный знак того, что драконья кровь пришла в возбуждение. — Но чаши весов должны быть уравновешены, согласен?
— Согласен.
Огонь вновь взревел, поглотив ее в своих объятиях, языки пламени потянулись к тем частям ее тела, которые больше всего жаждали прикосновений. Она вновь лежала на спине, рот открыт, дыхание с хрипом срывается с ее губ, огонь обнимает ее со всех сторон, удовлетворяя древнюю кровь и одинокую плоть. И она закричала от ярости, смешанной с восторгом, по бледным горам прокатился гром, со склонов сорвались снежные лавины, устремившиеся вниз, к далеким долинам.
Позднее, измученная, без сил, она лежала возле мерцающего камина, прислушиваясь к словам, которые шептал огонь. Она слегка кивнула, пытаясь восстановить дыхание.
— Мне нужны твои воспоминания.
— Я понимаю.
Илорк, в глубоких туннелях
Акмед стоял на пересечении пяти туннелей, не зная, что делать дальше.
Он не сомневался, что находится в том самом месте, которое было на карте, начертанной Спящим Дитя на каменной стене своей спальни. Он провел долгие часы возле устройства, фиксировавшего движение болгов по туннелям горы, установленного в тайной библиотеке Гвиллиама, но никто здесь не появлялся. Он с бесконечным терпением прислушивался к переговорному аппарату, пытаясь понять, что происходит в его королевстве. Но пока его усилия не приносили плодов.
И сейчас, затаившись на диковинном пересечении дорог и ожидая неизвестно чего, Акмед вдруг впервые в жизни почувствовал безнадежность, ему показалось, что он не в силах управлять ситуацией.
Контролировать всю гору было равносильно попытке вдохнуть весь дым лесного пожара. Сколько он ни старался, отдельные завитки уносились прочь, исчезая в незнакомых местах, в тайных владениях намерьенов. И он не мог вдыхать дым бесконечно.
Лишь одно слово достигло его ушей за долгие часы бдений. Простое и в то же время необычное, без всяких объяснений, его произнесла повивальная бабка, обращаясь к проходившему мимо простому солдату.
Искатели.
Тем не менее он сразу понял, что единственное слово и есть ключ, который он ищет. Это знание жило в самых глубинах его существа, ощущавшего биение сердца королевства болгов, дававшее ему власть над Илорком и его обитателями. Став властителем заброшенных руин, населенных чудовищами, Акмед все яснее начал понимать смысл королевской власти, сделавшейся частью его существа. Акмед ощущал ее всем своим телом, нервами, кожей. Его народ хранил от него какую-то тайну, причем так успешно, что даже в огромной библиотеке Гвиллиама он не смог найти о ней упоминания.
Теперь, когда он ждал в том месте, которое показала ему Дитя Земли, он чувствовал их, точно мышей, копошащихся в темноте, и понимал, что ощущал Гвиллиам, попытавшийся спасти гору от неизбежного падения.
Акмед знал, что, хотя раса болгов — как и любая другая — подвержена изменениям, определенные качества остаются постоянными: болги ценят силу, любят детей, живут скудно и легко снимаются с места. Даже их язык предельно функционален, в нем очень мало метафор. Так что в слове «Искатели» глубинно заложен смысл, нечто присущее только этому месту, о чем он должен был знать. Но не знал.
Акмед не взял с собой оружия, кроме квеллана и тонкого кинжала, о котором знал только Грунтор. Это был темный стальной клинок с радужным отливом, прощальный дар старого мира. В большинстве случаев Акмед полагался на свое умение находить дорогу, но сейчас он не знал, что искать.
Акмед медленно прохаживался по небольшой площадке между туннелями, прислушиваясь к тому, что происходит в каждом из пяти пальцев, но ничего не слышал. Он не сомневался, что в одном или в нескольких из них находятся Искатели, прячущиеся на грани его восприятия, дразнящие его, словно дети, играющие в жестокие игры со слепцом. Теперь для Акмеда уже не имело значения, они ли продавали оружие в Сорболд. Главное — они что-то от него скрывали, и его это раздражало.
Впрочем, придется потерпеть еще немного.
Возможно, после того как Рапсодия вернется с кровью демона, он и сам станет Искателем. Он часто размышлял о ритуале, который состоится, как только она принесет кровь, и для которого потребуется найти защищенное от посторонних глаз место, куда не сможет добраться ветер.
Быть может, думал он, изучая Руку, вот оно — то самое место, которое он ищет.
Конечно, лучшего места, чем под огромным маятником давно погибшей дракианской колонии, ему не найти — оттуда не сможет сбежать никто. Там Праматерь обучила его ритуалам Порабощения, там он узнал тайны своего дракианского наследия, первичной силы, дарованной дракианам для порабощения обеих сущностей ф’доров, человеческой и демонической; искусство, завещанное им как тюремщикам, посвятившим свою жизнь ветру, от которого они произошли, чтобы стоять на страже огромной Темницы Подземного мира, где томились ф’доры. Но сейчас то место запечатано, он не мог проникнуть туда, не рискуя безопасностью Спящего Дитя. От одной только мысли об этом Акмед сплюнул на землю.
Пять пальцев руки обладали такими же свойствами, что и вертикальная шахта, в которой раскачивался маятник. В некотором смысле они циклически повторяли сигналы, попадавшие в центр, подобно воде в морских пещерах, уходящей из их глубин вместе с отливом, но потом вновь возвращающейся, не в силах обрести свободу.
Да, это то, что нужно.
Из последнего послания, отправленного Рапсодией с птицей, он узнал, что все идет по плану, скоро она вернется домой. Он тяжело переживал ожидание.
Акмед замер на секунду, прислушался еще раз, а затем торопливо вернулся в коридор, из которого вышел.
Издалека за ним наблюдали Искатели, их темные глаза поблескивали в темноте.
27
Сорболд
Цирковой комплекс Сорболда являлся самой большой группой зданий в городе-государстве Джакар и простирался до южной границы поселения Никкид’саар. В те дни, когда гладиаторские бои не проводились, здесь было довольно спокойно, если не считать прибытия торговых караванов, доставлявших рабов и свободных работников, благодаря которым функционировал комплекс. В дни боев, однако, здесь кипела жизнь, десятки тысяч возбужденных людей в предвкушении кровавого зрелища толпились на улицах вокруг арены.
Рапсодия убедилась, что относительно расписания боев Ллаурон не ошибся: она появилась в городе в день состязаний, когда огромные толпы людей стекались к арене, все мешалось в шуме и разнообразии запахов, люди кричали, смеялись, шутили. И Рапсодия легко затерялась в толпе. Вскоре ей удалось найти проход, ведущий в заднюю часть комплекса. Где-то здесь должны находиться бараки гладиаторов, решила она и огляделась в поисках ближайшего выхода к южным воротам города, где она оставила лошадь и где ее должен был ждать Каддир со своим отрядом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107