20
Во время касады — главного религиозного праздника дролов — Люсел-Лор менялся полностью. В этот день мира никто не сражался — тем более Пракстин-Тар. Касада была великим праздником Весны, моментом, когда положено было особо почтить Лорриса и Прис. Подавалось щедрое угощение и питье, а искусники — священники дролов — переходили из города в город, объявляя о благости богов и щедрости небес. Дети плели церемониальные гирлянды, а женщины надевали платья из ярчайших тканей, говоривших о том, что мир расцветает. На всех территориях Люсел-Лора, какими бы ни были верования местного военачальника, люди устраивали празднества.
Для Ричиуса Вэнтрана, который не был ни дролом, ни трийцем, священный день был днем отдыха. Это была его третья касада с момента возвращения в Люсел-Лор, и каждая следующая получалась лучше предыдущей. Хотя в этот день крепость по-прежнему оставалась в окружении войск Пракстин-Тара, Ричиус был твердо намерен радоваться празднику и не испортить его для Шани. Его дочери было уже два года — она достаточно выросла и могла начать усваивать культуру и обычаи своего народа. Она быстро росла — как и остальные дети, запертые в Фалиндаре. Ричиусу отчаянно хотелось, чтобы она вела нормальную жизнь, несмотря на войска, окружавшие цитадель.
В центре большого зала Фалиндара, где стены сверкали от серебра и бронзы, а своды поднимались до самого неба, Ричиус сидел, скрестив ноги, и качал на коленях Шани. Рядом с ним сидела Дьяна, казавшаяся особенно прекрасной в изумрудном наряде. Со смягчившимся взглядом она слушала речь Люсилера. В зале собралось множество народа — воины, женщины и крестьяне, пришедшие в цитадель, чтобы укрыться от захватчиков. Дети сидели вместе с родителями. Как только зазвучал голос Люсилера, все затихли. Уже наступил полдень, но основное веселье могло начаться только после положенного по обряду благословения. Люсилер, который был почти неверующим, весело улыбался, обращаясь к собравшимся. Впервые за много недель он казался по-настоящему счастливым. Ричиус наклонился к Дьяне и поцеловал ее.
— Посмотри на него! — прошептал он жене. — Великолепно выглядит, правда?
Дьяна взяла его за руку. Она тоже была счастлива — не только из-за праздника, но и потому, что на этот день Пракстин-Тар объявил перемирие.
— Он просто чудесный, — согласилась она. — Дети в нем души не чают.
Это было совершенно очевидно. Дети Фалиндара привязались к Люсилеру, словно к отцу — они любили его даже больше, чем раньше самого Тарна. Люсилер был их героем, их спасителем.
Сейчас Люсилер рассказывал им историю Лорриса и Прис. Этот рассказ повторялся на каждом праздновании касады, в каждом городе и деревне Люсел-Лора. В нем говорилось об этих божествах и о том, как прежде они были смертными и трагически погибли. Стоявший на возвышении Люсилер казался актером.
— Но злобный Праду обманул Лорриса, — громовым голосом объявил Люсилер. — Он вовсе не был Викрином!
Ричиус обожал эту историю и, как ребенок, жадно ловил каждое слово, нетерпеливо дожидаясь окончания: там Прис погибала в городе Туур, и охваченный горем Лоррис бросался вниз с башен Кеса. В этот момент слушатели неизменно вскрикивали — а сегодня благодаря великолепной манере рассказчика крики стали просто оглушительными. По всему залу дети завизжали в радостном испуге. Люсилер опустил голову, горюя о погибших брате и сестре, но тут же повеселел и поведал всем, как покровитель Лорриса и Прис Викрин взял их на небеса, и как они получили бессмертие. Теперь они стали богами, объяснил Люсилер, — и они совершенно реальны.
— Тарн показал нам это, — сказал Люсилер собравшимся. — Он доказал нам, что боги действительно существуют. До встречи с Тарном я ни во что не верил, но теперь я точно знаю, что существует нечто, кроме всего этого.
Он обвел руками все, что его окружало.
Ричиус улыбнулся. Похоже, их разговор на Люсилера подействовал. Его другу стало лучше — гораздо лучше. Ричиус гордился его талантом завораживать слушателей. Они с Люсилером вместе многое пережили, вместе сражались и видели гибель товарищей, и между ними возникла странная связь. А теперь они оказались в осаде, и Люсилер стал их предводителем.
— О чем ты задумал с'l Ричиус? — спросила Дьяна. — Ты смотришь на Люсилера к, к, словно тоже стал мальчишкой. Ричиус тихо засмеялся.
— Правда? Наверное, я просто счастлив.
— И я тоже, — сказала Дьяна. Но ее лицо сразу же омрачилось. — Но завтра будет новый день. И об этом трудно забыть, даже малышам. Я...
— Ш-ш! — успокоил жену Ричиус, прикладывая палец к ее губам. — Не сегодня. — Он указал подбородком на Шани, которая по-прежнему сидела у него на коленях. — Посмотри на нее. Посмотри, как она счастлива.
Дьяна кивнула.
— Да. — Она взяла дочь за ручку. — Тебе понравилась эта история, Шани? Ты любишь слушать про Лорриса и Прис?
— Прис лучше, — предсказуемо объявила Шани. — Папа тоже говорит?
— Нет, что ты! — со смехом ответил Ричиус. — Это же праздник трийцев, Шани. А я не триец.
— Нарец, — отозвалась Шани, морща носик. Ричиус не знал, как истолковать ее гримасу.
— Тебе следовало бы что-нибудь сказать, Ричиус, — попросила Дьяна.
— Нет, спасибо. — Ричиус взял Шани под мышки и поднял так, что ее лицо оказалось на уровне его собственного. — Ты ведь не хочешь слушать, как я буду говорить, правда, Шани?
— Говори про Нар! — прощебетала девочка. — Арамур! Теперь уже нахмурилась Дьяна.
— Нет, но ты мог бы сказать о своей жизни здесь, Ричиус. Люди восхищаются тобой так же, как Люсилером. Ты даешь им чувство безопасности. — Она шутливо подтолкнула его локтем. — Да?
Ричиус почувствовал, что вот-вот покраснеет.
— Это очень мило, — сказал он, — но мне все равно не хочется вставать и говорить.
— А стоило бы, Кэлак, — произнес новый голос. Это говорил Лифки, один из мастеровых, сидевших рядом. Лифки был серебряных дел мастер, работавший в цитадели еще со времен дэгога. С ним сидело его семейство — жена и трое подростков. Все они согласно закивали. — Тебе следовало бы послушаться Дьяну, Кэлак: она права. Все эти люди восхищаются тобой. — Лифки подтолкнул мужчину, сидевшего по другую его сторону. — Я ведь прав, да, Ланг?
Ланг их не слушал, но когда Лифки пересказал им их разговор, трийский воин его поддержал.
— Точно, — заявил он и захлопал в ладоши, приглашая Ричиуса встать. — Обратись к нам, Кэлак. Пусть все на тебя посмотрят.
— Нет, я не могу...
— Ричиус? — окликнул его Люсилер. Господин Фалиндара со своего помоста увидел, что в переднем ряду его слушателей началось какое-то волнение. Устремив на Ричиуса смеющиеся глаза, он неожиданно сделал его центром всеобщего внимания. — Ты хотел что-то сказать?
Покраснев от смущения, Ричиус ответил:
— Нет. Извини, Люсилер. Продолжай.
Но теперь уже все смотрели на него, и Люсилер не собирался приходить к нему на помощь. Дьяна смеялась, прикрыв рот ладонью, а Лифки и Ланг продолжали хлопать, требуя, чтобы Ричиус встал.
— Давай, Ричиус! — ободрила его Дьяна. — Сегодня же праздник! Встань и скажи что-нибудь.
— Что мне говорить? Что я должен им сказать?
— Скажи им, как ты сегодня счастлив.
— Ох, ну это глупо...
Люсилер шагнул к краю платформы и озорно ему улыбнулся.
— Великому Кэлаку следовало бы к нам обратиться, — заявил он и протянул руки к собравшимся: — Правда?
Толпа ответила радостными криками. Ричиус покраснел еще ярче и гневно посмотрел на Дьяну.
— Ну, спасибо! — прошипел он. Дьяна не переставала смеяться.
— Все будет хорошо, — сказала она ему. — А теперь иди. Говори с нами.
Передав дочку Дьяне, Ричиус встал и повернулся к собравшимся. Он оказался лицом к морю людей — он и не думал, что их так много. Увидев его, они замахали руками и приветственно закричали — и впервые Ричиус ощутил то обожание, о котором ему говорила Дьяна. Оно пьянило — и, услышав, как по толпе проносится слово «Кэлак», он не содрогнулся. Когда-то это прозвище было ненавистным оскорблением, но то время давно прошло. Теперь он был Кэлак. Шакал.
— Привет вам, друзья мои, — неловко проговорил он. Старики и юные женщины бросали ему ободряющие улыбки, дети возбужденно щебетали. — Э-э... поздравляю всех вас с праздником касады. Я хочу сказать вам спасибо. Я...
— Поднимайся сюда, Ричиус! — позвал Люсилер.
Его друг протягивал вниз руку, предлагая втащить его на возвышение. Помост был грубо сколочен из досок специально к этому дню, но его обтянули яркой материей, так что выглядел он внушительно. Настолько внушительно, что Ричиус робел на него подняться.
— Мне и здесь хорошо, — тихо проворчал он, обращаясь к Люсилеру.
— Чепуха.
Люсилер спрыгнул с помоста, взял Ричиуса за плечи и подтолкнул его к временной сцене. Подгоняемый сотнями голосов, Ричиус вскарабкался на помост и посмотрел на собравшихся. Во рту у него пересохло.
— Да, гм... — напряженно начал он. Говорил он по трийски, отчего ему было вдвойне трудно. — Право, не знаю, что говорить.
— Кэлак! — радостно крикнул какой-то мальчик с дальнего конца зала.
Разнесшийся эхом крик рассмешил Ричиуса. Он вдруг почувствовал себя актером на сцене столичного театра в Черном Городе. Он посмотрел на Дьяну — и поймал ее взгляд, в котором ясно читалась гордость. У нее на коленях сидела Шани, изумленно глядя на отца, оказавшегося на подмостках. Внезапно Ричиус понял, что надо сказать.
— Мне очень повезло, что я сейчас здесь, с вами, — сказал он, обращаясь к толпе. — А еще больше мне повезло потому, что вы меня приняли. Когда я впервые оказался здесь, мне все было ненавистно. Я попал в западню, и мне к, далось, что я лишился дома. Вы все знаете про Арамур и про то, что там произошло. Я потерял немало. И мне казалось, что я потерял вообще все. Но все вы заставили меня почувствовать себя здесь, в Фалиндаре, как дома. Теперь все вы — моя семья.
— Кафиф! — крикнула Дьяна. — Помнишь, Ричиус?
Ричиус прекрасно помнил. Это трийское слово означало «семья», и это Дьяна научила его этому слову. Он тепло ей улыбнулся. А потом, гордо выпрямившись, сказал:
— Некоторые из вас думают, что я по-прежнему тоскую по Арамуру, и они правы. Но некоторые из вас думают также, что я собираюсь когда-нибудь отсюда уехать, и в этом они ошибаются. Теперь мой дом здесь. Здесь моя семья и все мои друзья. — Он рассмеялся. — Так что не надо постоянно меня спрашивать, когда я уеду, ладно? Я никуда ехать не собираюсь.
Собравшихся это заявление привело в восторг. Некоторые даже вскочили на ноги. И они в один голос выразили свое преклонение перед Кэлаком, Нарским Шакалом. Ричиус смотрел на толпу, опьяненный ее симпатией. А когда он нашел взглядом Дьяну, то увидел, что она смотрит на него с изумлением, чуть приоткрыв рот, словно услышанное ее потрясло. Ричиус бросил на нее вопросительный взгляд, но она только покачала головой.
— Э-э... Я не знаю, что еще сказать, — признался он собравшимся. — Может, только вот что. Мы все боимся Пракстин-Тара и его армии. И я тоже боюсь. Но здесь, в Фалиндаре, мы сильны, а Пракстин-Тар слаб. Может, на первый взгляд этого и не скажешь, но это так. Прямо сейчас он сидит на холоде, один, и помочь ему некому. А мы все собрались здесь, — тут он крепко сцепил пальцы обеих рук, — вместе!
Стоявший у помоста Люсилер серьезно кивнул. Он взобрался обратно на помост, обнял Ричиуса и поцеловал его в Щеку.
— Превосходно, друг мой, — прошептал он. — Превосходно.
На прощание Ричиус помахал толпе рукой и спрыгнул с помоста, с облегчением скрывшись среди слушателей. Шани бросилась к нему и обхватила руками за колени.
Он охотно наклонился и подхватил дочку на руки. Как это ни странно, теперь он был доволен случившимся.
— Ну, — спросил он, — как получилось?
— Хорошо! — ответила она и уткнулась лицом ему в плечо.
Ричиус снова уселся, держа Шани на руках. Прожив два года чужаком, он по-настоящему стал здесь своим, и при мысли об этом с его плеч свалился тяжелый груз. Он посмотрел на Дьяну и увидел в ее взгляде какое-то беспокойство.
— В чем дело? — спросил он.
Она улыбнулась, но ничего не ответила.
— Дьяна, почему ты так на меня смотришь?
— Неужели ты не понял?
— Не понял, — признался Ричиус. — Объясни мне. Дьяна отвела глаза и стала смотреть на устланный ковром пол.
— Я два года ждала, чтобы ты сказал эти слова, Ричиус. Я ждала и надеялась — и все их не слышала. Сегодня ты произнес их впервые.
Ричиус прекрасно понял, что она хотела ему сказать. Придвинувшись к ней, он положил ладонь ей на колено.
— Мне хотелось бы верить, что на этот раз ты говорил искренне, — печально сказала она. — На этот раз ты сдержишь свое слово? Ты больше не уедешь?
Ему ничего не стоило пообещать ей это. Арамур больше не принадлежал ему — и никогда не будет принадлежать.
— Обещаю, — сказал он. — Теперь мой дом здесь, Дьяна.
Впервые за их совместную жизнь Дьяна, похоже, поверила этим словам. Глаза у нее заблестели, белое лицо зарумянилось — и Ричиус понял, что ничто на свете не заставит его снова с ней расстаться.
Пракстин— Тар стоял на краю своего лагеря, наблюдая, как к нему приближаются три всадника. Полдень давно миновал, и военачальник испытывал сильнейшее нетерпение, поскольку отправил своих воинов с поручением много часов назад. Кринион по-прежнему был болен. После ранения прошло пять дней, а его состояние не улучшалось. Хотя он ненадолго очнулся, множественные раны на его теле не заживали, и Валтув утверждал, что в них начинается заражение. Заражение может убить раненого, а лекарь не умел с ним бороться. Валтув пробовал применять травяные лекарства и пиявок, смачивал раны какими-то растворами и даже заставил Криниона выпить молоко пантеры, но вся так называемая «помощь» оказалась бесполезной. Криниону становилось хуже. Сегодня, в день касады, даже молитвы отца не смогли ему помочь. Кринион нуждался в молитвах человека с большим авторитетом, такого, к кому Лоррис и Прис прислушались бы.
И теперь искусник приближался к лагерю. Священник в сопровождении двух воинов с вытатуированным на лице вороном ехал на простом гнедом коньке, но его широкое одеяние было традиционного шафранового цвета.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95