А теперь пригласи ее, а не то я, когда вернется кабальеро, скажу ему, что ты берешь с него за право жить в этом хлеву в два раза больше, чем с местных.
Сказано это было по-прежнему очень спокойным голосом. Хозяин был вынужден подняться. Он перекатил сигару в другой угол рта и сплюнул желтоватую от табака слюну в медный таз, стоявший рядом.
– Обожди здесь. – Он собрался было подняться по лестнице, но, обернувшись к Розе, спросил: – Как ей передать, кто ее спрашивает?
– Скажешь, друг мистера Кэррена, этого достаточно.
Бэт появилась пять минут спустя. Роза, усевшийся в ожидании ее в одно из полусгнивших бамбуковых кресел, силился подняться.
– Пожалуйста, не беспокойтесь, сидите. Вы хотели меня видеть?
Розе все же удалось подняться с кресла.
– Да, сеньорита, надеюсь, что не побеспокоил вас.
– Совсем нет. Вы хорошо говорите по-английски. А я вот, к сожалению, не говорю по-испански.
– Ничего, вы еще молоды, у вас все впереди, а я уже достаточно долго пожил на этом свете, и, стало быть, у меня было больше возможностей научиться языкам. Может быть, вы окажете мне честь выйти со мной в патио, где мы могли бы побеседовать в более спокойной обстановке?
Бэт медленно шла рядом, стараясь не обгонять его. Человек этот внешне был неотличим от крестьянина, но одежда его была хоть и простоватой, но чистой, и манерами он скорее походил на джентльмена.
– Как я понимаю, у вас для меня известие от мистера Кэррена? – спросила Бэт, едва они вышли во внутренний дворик.
– Можно сказать, что это так. Мы можем расположиться вон там, если это угодно сеньорите, – Роза показал палкой на скамейку в тени пальмового дерева. – Очень жарко на солнце, вам не кажется? У вас в Лондоне такого солнца не бывает ведь.
– Нет, не бывает, вы правы. А вам приходилось бывать в Лондоне?
– Это было много лет назад, когда я был еще совсем молодым человеком. Изумительный город, мне он очень нравился. Все мне в нем нравилось, за исключением дождей.
Они дошли до скамейки и сели.
– Вам удобно, сеньорита?
– Да, вполне удобно, спасибо. А теперь, пожалуйста, мистер Кэррен просил…
– Ах, да-да. Давайте перейдем непосредственно к делу, как это принято у англичан. Вы уж простите мою испанскую манеру болтать ни о чем. Так вот, мистер Кэррен просил меня зайти к вам. Я виделся с ним перед его отъездом.
– А вы ничего не слышали о нем, с тех пор как он уехал?
Какого чудесного цвета ее волосы! Он не мог насмотреться на них – бледно-палевые с розоватым оттенком. И кожа ее такая, какой могут похвастаться только англичанки. Неудивительно, что этот ирландец так волнуется за нее.
– Нет, я ничего не слышал о сеньоре Кэррене с тех пор, как он уехал. Позавчера он зашел ко мне и попросил меня наведаться к вам и справиться, не нужно ли вам чего.
Она хоть и была слегка разочарована, но все же забота Майкла показалась ей очень трогательной.
– Очень мило с вашей стороны. – Но нет, мне пока ничего не нужно.
– Хорошо, а этот хозяин, эта свинья пуэрториканская, не досаждает вам?
– Нет, нет, все очень хорошо. А вы ведь не с этого острова, сеньор?
Роза улыбнулся. Бэт заметила, что у него во рту не хватает нескольких зубов.
– Нет, сеньорита. Я – мадридец, там и родился.
– А вы знали сеньора Кэррена еще в Испании? До того, как он уехал оттуда?
– Нет, сеньорита. Оттуда он уехал еще мальчиком. Его я тогда знать не мог, но зато знал его мать, донью Лилу.
Бэт перебирала пальчиками бахрому своей шелковой накидки.
– Лила Кэррен – поразительная женщина.
– Согласен с вами. Она, действительно, поразительная женщина. И ее сын тоже – как же это у вас говорится – вылитая она?
– Да, правильно. – Она повернула к нему лицо, ее зеленые глаза изучающе смотрели на него. – Майкл Кэррен призван для великих дел. Мне хотелось бы побольше узнать о его детстве, о Кордове. Я завидую вам – ведь вы знали эту семью еще там.
– Семью, – повторил Роза и замолчал. – Мендоза – не только семья. Мендоза – это, – он осекся, замолчал, как человек, который понял, что сболтнул лишнего.
– Я хорошо знаю Мендоза, – уверяла его Бэт. – Скажите, что вы хотели сказать, они мои близкие знакомые. Во всяком случае, английские Мендоза.
Испанец пожал плечами.
– Сомневаюсь, чтобы была такая уж большая разница между английскими и испанскими Мендоза. Если вы их хорошо знаете, то поймете, что я имею ввиду.
Мысли Бэт бежали наперегонки. Может, продолжить этот разговор? Рискованно. Если об этом узнает Майкл, ей от него достанется за ее любопытство. Но этому старику ведь наверняка известны такие вещи, которые и ей самой очень хотелось бы узнать. Такое, о чем ей никто и никогда больше не расскажет. И появился он без каких-либо приглашений, нежданно-негаданно, ну просто дар судьбы. Майкл не предупреждал ее ни о каких визитах и не собирался, судя по всему, никого присылать в свое отсутствие. Она наклонилась к Розе и тронула его за руку.
– Сеньор, мне кажется, я могу вам довериться. Я бы хотела кое о чем у вас спросить.
– Все что хотите, сеньорита, я готов служить вам.
– В Англии каждому известно, что Мендоза когда-то очень давно были евреями, иудеями и лишь потом стали христианами. Это правда, что в Испании об этом не знают?
– В Испании, – начал он в раздумье. – Здесь все несколько по-иному. У вас в Англии не существовало такой вещи, как инквизиция.
– Нет, но…
– Да, несколько по-иному, – повторил он. Теперь это прозвучало с большей уверенностью. – В Испании много людей, которым известно, кем были предки Мендоза. Но этот вопрос не обсуждается. Обсуждать это считается, – он снова замолчал, подыскивая подходящее английское слово, – плохим. Грязным. Я не уверен, что это правильные определения, но я уверен, что вы понимаете меня.
– Вы считаете, – она спросила это очень тихо, – что обсуждать евреев – это плохо и грязно?
Он пристально посмотрел на нее.
– Нет, сеньорита, я так не считаю.
Тень пальмы, под которой они сидели, уменьшалась, она не могла защищать их от жары, которая все усиливалась. Был уже почти полдень, и солнце стояло в зените. Бэт облизала пересохшие губы и принялась обмахиваться веером.
– Сеньор, я могу… могу я узнать ваше имя?
– Простите меня, я не представился вам, это крайне невежливо с моей стороны. Меня зовут Роза.
– Сеньор Роза, вам не кажется, что сеньор Кэррен… что он… верит в иудаизм?
– Невозможно со всей определенностью утверждать, во что верит любой из людей, сеньорита. А почему вы так думаете?
– Моя служанка и слуга мистера Кэррена – брат и сестра. Это просто случайное совпадение, но… – Бэт понизила голос.
Роза наклонился к ней, опершись на палку.
– Слушаю вас?
– Но они мне сказали, что мистер Кэррен вроде не ест свинины. Это правда, что евреи не едят свинины?
– Да, это так. Но утверждать, что человек – еврей, иудей лишь только потому, что он не любит свинину или какую-нибудь другую еду… – он пожал плечами.
– Да, это звучит странно, я понимаю. Все дело не в этом, а в другом…
– В чем в другом?
– Я не знаю, – призналась Бэт. – Но Лила, то есть миссис Кэррен, – поправилась Бэт, – говорят, что она… – Бэт замолчала.
Разговор стал принимать опасный характер. Майкл непременно взбесится, если узнает.
– Люди склонны много говорить, сеньорита. В давние времена, например, в Испании, еще во времена инквизиции считалось, что если кто-то менял нижнее белье по субботам, то он вполне мог быть причислен к евреям лишь на этом основании. Их называли «марранос», то есть, тайные евреи. И все потому, что у евреев суббота – день отдохновения. А если, вдобавок ко всему, он не ел свинины, то вообще отпадали всяческие сомнения. Так что, полагаю, ничего удивительного нет в том, что вы так думаете.
– Но, мне кажется, для Майкла вообще никакая религия не существует. Так почему…
– Сеньорита, вам ведь известно, что он родился в Кордове, что его мать зовут Лила Кэррен. Может быть, вам, кроме этого, и знать больше ничего не следует?
– И еще, что он – Мендоза, – добавила Бэт. Роза поднялся. – Пожалуй, еще и это. А теперь, сеньорита, если у вас действительно нет никаких просьб ко мне, то…
– Нет, никаких, сеньор Роза. Спасибо большое за то, что навестили меня.
Испанец галантно поклонился.
– Для меня было большой честью познакомиться с вами. Надеюсь встретиться с вами еще раз.
Бэт тоже встала, складки ее светло-голубого атласного платья красиво спадали вниз, подчеркивая ее миниатюрную фигуру.
– Думаю, мы еще встретимся, сеньор Роза. Даже уверена, что встретимся.
Лондон
2 часа дня
Филипп Джонсон обегал уже все возможные подозрительные места. Теперь настало время задуматься и о не очень подозрительных. Он мысленно перебрал варианты последних. Мистера Нормана не было дома, его не было в клубе, ничто не указывало на то, что он стал жертвой несчастного случая или внезапно заболел. Так где ему быть еще?
Секретарь Нормана Мендозы медленно шел по Бэйкер-стрит. Он заходил во все пабы, вообще во все общественные места Мэрилебоуна, Мейфера и Белгравии, да и десятка других фешенебельных, равно как и непритязательных районов. И, если мистеру Норману вдруг захотелось бы упиться до потери сознания, он не смог бы этого сделать ни в одном из пабов, завсегдатаем которых он был. И на Бэйкер-стрит его тоже не было.
Джонсон дошел до конца улицы и остановился в раздумье. Что-то шевельнулось к его подсознании, что-то такое, что могло быть в данной ситуации очень важным, послужить зацепкой, но он никак не мог ухватиться за эту тонкую ниточку мысли, исподволь донимавшей его.
По улице спешили прохожие. Погожий летний день постепенно уступал место тяжелым, густым, серым тучам и вскоре пошел летний дождь. Мгновенно улиц потемнела от зонтиков – лондонцы никогда не питают иллюзий относительно их климата и погоды и посему стараются их не забывать дома. У Филиппа тоже был свой, но он не спешил его раскрывать. Он был слишком погружен в свои мысли и не заметил, как легки? летний дождик постепенно перешел в ливень, грозивший промочить его до нитки.
На него натолкнулся мужчина, торопившийся куда-то по своим делам.
– Извините, сэр, – пробормотал он.
Для Джонсона хватило и двух слов, чтобы почувствовать кокни, на котором говорил этот человек. Мужчина прошел дальше, но остановился и обернулся.
– Вам не помочь, сэр? Вы не больны?
– Что? О, нет, нет, все в порядке. Очень любезно с вашей стороны, благодарю вас.
Незнакомец прикоснулся к краю шляпы и поспешил дальше. Филипп почувствовал симпатию к нему. И вообще, все эти ист-эндцы такие. Во всяком случае, большинство… Вдруг он замер.
– Боже мой, это же Кричарч Лэйн, она ведь тоже в Ист-Энде!
Именно это и грызло его, не давая ему покоя – старый дом Мендоза, в котором они прожили не одну сотню лет, откуда они и руководили всем, пока лорд не продал его и не перебрался на Лоуэр Слоан-стрит.
Филипп снял с зонтика застежку и, решительным жестом открыв его, зашагал по улице.
– Как вы додумались искать меня здесь? – недоумевал Норман.
Банкир был очень удивлен.
– Знаете, сэр, просто меня осенило. Я попытался представить себе, что бы я сделал в том случае, если был бы расстроен так, как вы – меня бы сразу потянуло на старую квартиру.
– Да, вы правы.
Они сидели у окна за столом одного из близлежащих пабов. Норману была видна Митр-стрит и перекресток ее, и Кричарч Лэйн – он лежал прямо перед ними. Дом номер семь был как раз напротив этого паба, на другой стороне улицы.
– Взгляните, Филипп. Вот этот маленький домишко с покосившимися деревянными столбами стоит на этом месте уже добрых сотни четыре лет. Как ему удалось избежать Великого Пожара? И сотню других, не очень великих? Это для меня всегда оставалось загадкой.
– Да, сэр. А кто там сейчас живет?
– Тот человек, которому Джеймс продал этот дом. Какой-то немец, пекарь, приехавший в Англию в поисках счастья.
– Может быть, и ему этот дом принесет счастье, сэр.
Норман фыркнул.
– Счастье? Мне кажется, снаружи этот дом легко принять за дом, приносящий счастье. Но, повторяю, лишь снаружи. – Он сделал жест пустым стаканом бармену за стойкой. – Теренс, еще. И для джентльмена, который со мной.
На часах было без двух три – подошло время закрывать паб, но хозяин даже и не глянул на часы. Он наполнил два больших стакана горьким пивом и подал им на стол.
– Благодарю, Теренс. Тебе мой гость знаком?
– Ясно, что я его знаю, сэр. Добрый день, мистер Джонсон. Надеюсь, у вас все в порядке.
В те дни, когда они еще не перебрались отсюда на новое место, Филипп часто заглядывал сюда по пути домой пропустить рюмочку.
– Все в порядке, Теренс. А как вы?
– По-прежнему, сэр.
Хозяин удалился, оставив их вдвоем. Он запер дверь паба и задернул занавески на окнах.
– Джентльмены, можете оставаться здесь, сколько пожелаете. Вас никто не будет беспокоить. Если я понадоблюсь, позовете меня, мистер Норман.
– Он всегда был здесь, сколько я его помню, – сказал Норман.
Вид банкира был ужасен: помятый, грязноватый костюм, трехдневная щетина, но, несмотря на выпитое, речь его была связной. Может, просто не мог опьянеть?
– Вы ведь не здесь родились, сэр?
– Нет, к тому времени, как я должен был появиться на свет, отец уже переехал на Гордон-сквер. Но делами управляли отсюда, с Кричарч Лэйн. Иногда он приводил меня сюда, еще маленького. Посмотреть, как работает банк. Я был прирожденным банкиром, Филипп. Все мужчины Мендоза – прирожденные банкиры. Во всяком случае, были.
– Они и сейчас банкиры, – тихо сказал Джонсон. – Дело в том, что молодым людям необходимо проверить себя. Они лишь пробуют свои силы, и никто из них не поступает неуважительно или по злому умыслу и…
– Некоторые молодые люди – да, нет, – перебил его Норман. – Бывают случаи, когда порода дает промашку и появляется какой-нибудь выродок. Именно об этом я и думал все эти два дня. А коль появился выродок, его надо убирать, искоренять, и каким бы жестоким ты бы себе или другим не показался, это должно быть сделано. – Он замолчал и глубоко вздохнул. – Допивайте, Филипп, мы должны идти.
Потом Норман спросил его:
– Кто послал вас на поиски? Не Генри, случаем?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69