Оказывается, она красила ногти в красный цвет. Прежде Майкл этого не заметил. Интересно, а чем? – мелькнула у него мысль.
– Странная вещь свобода, вы не находите? – прервала молчание Нурья.
– Нет, не нахожу. Все очень просто: иметь возможность делать все по своему усмотрению.
Нурья покачала головой.
– Вы не правы. Или же, если вы правы, значит, большая часть мира пребывает в несвободе. Лишь очень немногие могут позволить себе всегда делать то, что пожелают.
– Может быть, я не совсем точно выразился, конечно, они не могут всегда поступать по своему усмотрению, но в основном… Я думаю, что вы понимаете, что я имею в виду.
Она не ответила. Он, помолчав немного, спросил.
– Нашлась та девочка, о которой вы разговаривали с Люсом? Как же ее звать? Ах, вот, Кармен?
– Да, Кармен. Нет, она не нашлась.
– Значит, в вашем заведении следует ожидать падения нравов. Вы ведь об этом, кажется, говорили Люсу?
Она презрительно махнула рукой, мелькнули красные коготки.
– Ах, этот Люс. Я ведь ему всегда говорю лишь то, что он желает слышать. А вы ведь меня считаете злюкой, верно? Злюка, злобная баба, которая заставляет других баб продавать себя.
– Вы это сказали, не я.
– Сказала-то я, а подумали вы, – она повернулась к нему, ее карие глаза потемнели. – В действительности, все это не так, как вы себе это представляете. Вы приехали из Европы и голова ваша забита европейскими представлениями. Что вы знаете о жизни на этом островке?
– Немногое, – согласился Майкл. – Но проституция есть проституция и во всем мире она одинакова.
– Послушайте, что я вам скажу. Кармен всего двенадцать лет. И она ушла из моего дома девственницей.
– Милостивый Боже, – тихо пробормотал Майкл. – А вы что, имели на нее виды? Собирались установить на нее особую таксу с учетом ее молодости и девственности?
– Вы…
Нурья онемела от возмущения. Потом вдруг кинулась к стеклу, отделявшему их от возницы, и что-то быстро ему проговорила. Тот моментально натянул вожжи.
– Убирайтесь, – процедила она Майклу сквозь сжатые зубы и глядя в сторону. – Выйдите из моей кареты. Вы – животное.
Майкл хотел было извиниться, но передумал. Не следовало допускать, чтобы эта женщина отвлекала его от той миссии, ради которой он прибыл в Сан-Хуан. Еще секунду он смотрел на нее, потом, не говоря ни слова, открыл дверь и спрыгнул на дорогу, не дожидаясь помощи лакея.
Лондон, поздний вечер.
Кэб остановился напротив Лоу Корте, тихой и пустынной в этот час. Норман Мендоза вышел из кэба и ступил на тротуар, неуверенно поглядывая то в одну, то в другую сторону.
– Вас не подождать, господин? – осведомился извозчик.
Норман расправил плечи, словно спохватившись.
– Нет, я думаю, не стоит.
– Как будет угодно господину, – кэб потянулся дальше.
Два красных сигнальных огонька постепенно превратились в точки и вскоре исчезли.
Сегодняшний день отличался необычной жарой для первого месяца лета, но вечер был прохладный, даже холодный. Такое сочетание всегда означало туман и слякоть, и сегодняшний вечер тоже не был исключением. В этой серой мгле совершенно невозможно было что-либо разобрать, но Норман хорошо знал дорогу. Он шел и раздумывал. Ему было не по себе от необходимости этой встречи. Он поймал себя на мысли, что уже сейчас ожидал дурных вестей. Пройдя еще несколько метров, он свернул в переулок под названием Белл Ярд.
Паб «Три селедки» стоял на этом месте вот уже почти три столетия. Здание было обветшалым, перекосившимся, наполовину из дерева, наполовину из кирпича, более поздние постройки сжимали его с обеих сторон. У Нормана возникло странное ощущение уже виденного – старый дом Мендоза на Кричарч-Лэйн очень сильно походил на это здание. Толкнув дверь, он вошел в паб.
– Добрый вечер, сэр. Могу вам услужить?
Коротким кивком поздоровавшись с барменом, Норман попросил налить ему бренди.
– Конечно, сэр, – мужчина потянулся к бутылке французского коньяка.
– Нет, нет, не этого. Испанского, пожалуйста. Вот там он у вас стоит, справа.
Бармен кивнул и достал откуда-то снизу тяжелую бутыль с надписью «Гитана» и фигуркой цыганки на этикетке.
Плеснув в рюмку изрядное количество янтарной жидкости, он подал ее гостю. Норман с удовольствием отхлебнул бренди, положил на стойку шиллинг. Странно, ведь он платил за свой собственный товар. Но факт, что этот напиток был назван еще Робертом-Ренегатом в честь его жены-цыганки еще в 1825 году, перегонялся в борделях Хереса, принадлежащих Мендоза, и ввозился в Англию им самим и его братьями, не был известен бармену.
– И много же вы его продаете? – поинтересовался он.
– Довольно много, сэр. – Бармен выложил на стойку девять пенсов сдачи. – Это хороший бренди, хотя многие утверждают, что французский коньяк более тонкий.
– Да, – согласился Норман. Мне приходилось это слышать. Это неправда. Испанский бренди – это бренди с характером. По крайней мере, чувствуешь, что пьешь. – Что, народу сегодня не очень?
– Можно сказать, что да.
Бармен был опытным физиономистом и по лицу любого клиента мог определить все, что угодно, не хуже самого Шерлока Холмса, и этот клиент не был исключением.
– Вы кого-нибудь хотите видеть?
– Думаю, мне надо бы встретиться с мистером Лэйси.
– Вот оно что. Так он здесь. Вон там, в комнате для гостей, позади. Сказать ему, что вы пришли?
– Благодарю вас, я сам, не нужно.
Прихватив с собой бренди, он отправился туда, где находилась комната для гостей. Дверь в нее была настолько низкой, что ему пришлось согнуться.
Человек по имени Лэйси сидел у небольшого камина, вытянув свои короткие ножки поближе к огню. Он поднял голову и посмотрел на Нормана, как только тот открыл дверь. Они поздоровались. – Проходите, садитесь, – пригласил он Нормана. Тот взял одно из обитых кожей кресел и тоже присел недалеко от камина.
– У вас что-нибудь любопытное для меня?
– Кое-что есть. Даже порядочно, мистер Мендоза.
– Полагаю, что от фамилий лучше воздержаться, – предупредил Норман.
Лэйси махнул рукой.
– Нечего беспокоиться. Ведь здесь мы одни. И меня отлично знают здесь в этих «Трех селедках». Это ведь, своего рода, продолжение моего офиса, если хотите, мой второй офис. Мой клуб.
Он был адвокатом, но не из преуспевающих. Этот человек был не из тех, кто ногой открывает двери какого-нибудь престижного клуба или сразу нескольких, таких как Сент-Джеймс или Пэлл-Мэлл. Норман терпеть его не мог, но этот Хирэм Лэйси был человеком незаменимым для той работы, которая ему время от времени поручалась.
– Что вам удалось разнюхать, расскажите.
Адвокат придал своей туше более удобное положение в кресле.
– Сначала, если позволите, один вопрос. Сэр, что вам известно о так называемых фениях?
– Немного, – не стал скрывать Норман.
– Так я и думал. Разумеется, джентльмену вашего ранга не пристало якшаться с этим ирландским сбродом.
– Значит, это сброд, если я вас правильно понял? А вот мне говорили, что среди них есть немало уважаемых джентльменов, решивших посвятить себя этой нелепой борьбе за ирландскую независимость.
– Совершенно верно, есть. Но это не фении. Ирландское республиканское братство – вот как официально они себя называют. Это братство основало, причем одновременно в Нью-Йорке и Дублине, в 1858 году два своих отделения. Их догмат один единственный: освободить Ирландию от британского ига силовыми методами.
– Какого черта мы должны…
– Минутку. – Мистер Лэйси предостерегающе поднял руку. – Разрешите, я закончу. Дело в том, что существуют ирландцы и ирландцы: одни хотят добиться независимости через Парламент, другие считают, что ее нужно завоевывать при помощи оружия. И это ИРБ, иными словами, фении принадлежат к числу последних.
– Вооруженные мятежники. Тридцать лет назад мы от таких бандитов достаточно натерпелись.
– Правильно. Мятеж 1867 года был делом их рук. Много американских ирландцев после Гражданской войны перебрались сюда и захватили с собой винтовки.
Терпение Нормана постепенно иссякло. К тому же, бренди был выпит, а огонь в камине медленно замирал.
– Послушайте, все это, несомненно, представляет большой интерес, но…
– Это имеет отношение к нашему дальнейшему разговору, уверяю вас, мистер Мендоза. Вы обратились ко мне с просьбой выяснить, какова связь миссис Лилы Кэррен и движением фениев. Прежде чем я вам расскажу, что мне удалось выяснить, было бы разумно вам узнать кое-что и о самом этом движении.
– Хорошо, продолжайте. – Пытаться остановить этого человека не имело смысла.
Лэйси переживал сейчас ощущение рыбака, которому на крючок попалась очень крупная рыбина, и он не мог удержаться от того, чтобы вдоволь не нарезвиться, вытягивая ее из воды не одним махом, а постепенно. Норман уступил: надо было войти в его положение, и не мешать ему вкушать сладость славы.
– Кому-нибудь могло показаться, что с фениями было покончено после 1867 года, – говорил Лэйси. – Но с фанатиками никогда нельзя покончить. Вы со мной согласны?
– У меня не было подходящего случая убедиться в этом.
– Хорошо. Так вот фении – не исключение из этого правила. Хотя число их сегодня относительно невелико, но даже эта небольшая группировка отличается высокой организованностью, дисциплиной и преданностью своему делу.
– И все это говорится для того, чтобы убедить меня в том, что и миссис Кэррен принадлежит к этому исключительному во всех отношениях братству?
– Не совсем так. Она очень умная женщина, эта Черная Вдова. Чрезвычайно умная.
– Нет необходимости уверять меня в этом, – Норман не выдержал и наклонился к камину, пытаясь разворошить покрывшиеся пеплом угли.
Похоже, и сам Лэйси сообразил, что в комнате становилось холодно. Может быть как раз это и ускорило его приближение к сути дела.
– Ее связи с мятежниками – это своего рода брак по расчету. Им ведь постоянно нужны деньги, а у нее они есть. Она им платит, а они за это суют свой нос в такие места, куда она никогда не смогла бы проникнуть, слишком это было бы подозрительно. Именно они и снабжают ее такой информацией, которую ей иным способом никогда бы не заполучить.
– Понимаю. Следовательно, идейная сторона их деятельности ее не интересует?
– Нельзя сказать, что совсем уж не интересует. Вероятнее всего, миссис Кэррен ничего бы не имела против, если бы в один прекрасный день этот, с позволения сказать, нерушимый союз Британии и Ирландии развалился бы как карточный домик. Но истинная причина ее поддержки этих фениев состоит в том, что они помогают ей решать ее личные проблемы.
Норман вздохнул и стал подниматься.
– Спасибо, вы лишь подтвердили мои подозрения. А теперь, я полагаю, что как только вы пришлете мне счет…
– Сядьте, мистер Мендоза.
– Но ведь все уже и так ясно.
– Ясно, да не совсем. Присядьте, будьте добры.
Норман уселся снова.
– В чем дело? – Прозвучало это довольно мрачно.
– Сначала один вопрос. Вы позволите?
– По-моему, вы достаточно решительно настроены, чтобы выложить мне все без утайки, не испрашивая при этом моего соизволения? Ведь мы уже все обсудили.
– Не все. Мендоза-Бэнк завтра выпускает общественный заем, я не ошибаюсь? Вы хотите предоставить Парагваю огромный заем, полагаю, что это где-то около двух миллионов. Вкладчикам предлагается разделить прибыль, или, в ином случае, риск?
– Это общеизвестный факт.
– Да, это факт общеизвестный, – не стал спорить Лэйси.
– Ну и?
– Я, занимаясь связями Лилы Кэррен, натолкнулся на один любопытный факт.
– Что это за факт?
Адвокат, извлек откуда-то свою записную книжку.
– В понедельник четырнадцатого июля вечером, вскоре после прибытия в Дублин, один уважаемый англичанин остановился в гостинице паба под названием «У лебедя». В общем, место для таких джентльменов совсем не подходящее, и то, что он остановил свой выбор на этой забегаловке, явление, по меньшей мере, странное. Кроме того, что этот «Лебедь» способен угодить лишь весьма непритязательным клиентам, он еще и служит местом конспиративных встреч представителей ирландского республиканского братства. Более того, этот джентльмен получил в этом пабе и некую посылку, доставленную ему мистером Фергусом Келли. Мистер Келли считается в кругах фениев весьма авторитетным лицом.
– Понимаю.
И, действительно, он очень хорошо все понимал и чувствовал, как в нем вскипала бешеная, с трудом сдерживаемая ярость.
– Ну-ка, давайте выкладывайте, что это был за англичанин? Как его имя? Ведь именно в нем вся соль, не так ли?
– Скорее всего, в нем. Тот джентльмен, который остановился в этом пабе и вступил во владение вышеупомянутой посылкой от мистера Келли, был ваш младший сын, мистер Тимоти Мендоза.
8
Среда, 23 июня 1898 года
Лондон, 5 часов утра
Почти весь город еще спал, но в самом его сердце работа кипела днем и ночью.
– Эй, вы, поворачивайтесь, ублюдки, задницы вы лошадиные, побыстрее, а то мы в этих вонючих рыбьих кишках по уши увязнем, – громко кричал хриплый мужской голос на рынке Биллингсгейт Маркет, куда каждую неделю прибывало около трех тысяч тонн рыбы, которую здесь же перегружали и складывали для хранения и продажи.
Совсем рядом, у Ковент Гардена, другая группа мужчин разгружала лук, капусту, картошку и уйму всяких других овощей, которые попадали сюда со всех концов света. Ящики и мешки передавались из рук в руки, перекладывались с одного плеча на другое. Все сопровождалось мутным потоком непристойнейшей брани, которая, несомненно, облегчала работу, снимала излишнюю агрессивность – постоянную спутницу тяжелого физического труда.
На железнодорожных станциях в почтовые вагоны ожидавших отправления поездов летели сотни и тысячи экземпляров упакованных в пачки ста ежедневных газет, выходивших в Лондоне. Но ни одна из них не могла и мечтать о том, чтобы занять такое место в жизни британцев, как знаменитая «Таймс», основанная более ста лет назад. На своих бесчисленных полосах «Тайме» сообщала обо всем, что бы ни происходило в мире. Что же касалось людей, облеченных властью, то она была неотъемлемой частью их завтрака, нисколько не менее важной, чем тосты, овсянка или бекон.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69