Весь в разноцветных печатях, штемпелях, с гербовыми ленточками, он представлял собой официальное уведомление Русского Императорского Казначейства о том, что оно желало изъять свои фонды, хранившиеся в кордовском банке. Общая сумма этих фондов составляла многие миллионы песет.
Франсиско писал, что-то подсчитывал, получая каждый раз одну и ту же сумму – она была именно такой, какая была указана в сводке. И, если они вернут в течение десяти дней российскому царю все его деньги, а они обязаны это сделать, то резервы Банко Мендоза опустятся до опасно низкой отметки. За все пять лет, в течение которых Франсиско находился во главе банка, выплат в таких огромных размерах никогда не производилось. А вот теперь это произошло, и он не имел ни малейшего представления о том, как ему следует поступить.
Франсиско не обладал достаточной подготовкой, чтобы играть эту навязанную ему пять лет назад роль. Он и предвидеть не мог, что в один прекрасный день он станет банкиром, когда двадцать лет назад отец Франсиско решил, что его сын должен жениться на Беатрис Мендоза. Отец вел переговоры с Банко Мендоза по поводу получения от них огромного займа, необходимого ему для реконструкции его кожевенных заводов и Хуан Луис, потеряв надежду найти для своей сестры Беатрис подходящего мужа, предложил эту сделку.
В целом все развивалось достаточно благоприятно – Хуан Луис отвалил за Беатрис колоссальное приданое и пригласил молодую чету жить в специально отведенных для них апартаментах дворца Мендоза. И тот и другой были довольны результатами этой сделки – Хуан Луис был избавлен от головной боли по поводу управления дворцом, которое после смерти матери взяла на себя Беатрис, а у Франсиско появились деньги, много денег, которые он мог тратить по своему усмотрению. К этому еще оставалось прибавить соблазны такого большого города, как Кордова, да и расположенной в пределах досягаемости Севильи. Но все пошло по не совсем тому пути, который был предначертан. Беатрис так ни разу и не забеременела от него, причем, если бы это были выкидыши или мертворождения – это хоть смогло бы явиться подтверждением его способности к деторождению, но они не произошли ни разу. Далее, два года спустя после свадьбы Франсиско и Беатрис Хуан Луис ввел в дом красавицу-жену, которую он доставил в Кордову из Ирландии. Вскоре после этого он лишился рассудка, впав в безумную ревность.
Для Франсиско и доселе оставалось загадкой, что же могло послужить причиной тому, что его свояк провалился в бездну темной ревности. Через год после их свадьбы Лила родила ему сына и он должен был быть вполне удовлетворен этим обстоятельством. Но Хуан Луис превратился в безумца и на долгие годы в этом доме покой был нарушен, а его молодая жена стала его узницей.
Этот кошмар несколько видоизменился, когда однажды Лила каким-то непостижимым образом сумела одолеть его и заставить отпустить ее с миром. Франсиско было известно и о той огромной сумме денег, которую она забрала с собой, покидая дворец. Весьма солидная сумма, не раз вспоминал он. Она вполне заслужила ее, побывав в том аду, в который низверг ее Хуан Луис. Но он никогда не мог понять, как ей было позволено взять с собой сына. И, тем не менее, ее бывший муж позволил ей это. Какой бы ни была ее власть над Хуаном Луисом, этой власти хватило и на то, чтобы вынудить его освободить мальчика вместе с ней.
Когда Хуан Луис погиб, выяснилось, что в своем завещании он лишил сына каких бы то ни был прав на наследство, и избранником Хуана Луиса на пост управляющего Банко Мендоза объявлялся он, Франсиско. И теперь, если вернуться в день сегодняшний, ответственность за этот беспрецедентный по величине платеж лежала на Франсиско.
Он сидел, обхватив руками голову, и думал. Он не был плохим хранителем миллионов, принадлежавших Мендоза. В первые дни он, прекрасно понимая, что ничего не смыслил в финансах, позволил управляющему банком, ученику Хуана Луиса, заниматься повседневными делами банка, но и сам внимательно следил за тем, что там происходило. А так как Беатрис была бесплодной, он был избавлен от необходимости задумываться над тем, кто будет продолжателем его дела.
Несомненно, после неравной борьбы с многочисленными представителями клана Мендоза, кузенами и другими родственниками здесь, в Испании, Кордова будет неизбежно поглощена Лондоном.
Все это никак не задевало Франсиско, он ничего не имел против того, что англичане возьмут здесь власть в свои руки после того, как его здесь не будет, но сейчас, пока он был жив и был управляющим банком, Франсиско предпочитал, чтобы все оставалось по-старому. И он оставался осторожным распорядителем, который вплоть до сегодняшнего утра вполне справлялся с возложенными на него скромными обязанностями.
Дублин
2 часа дня
По воскресеньям Главный почтамт на О'Коннел-стрит был закрыт, но срочные сообщения могли быть получены или отправлены в дежурном отделении. Когда там появился дворецкий леди Кэррен, он первым делом прошел к небольшому столику рядом со входом. Вывеска над ним гласила, что здесь занимались срочными отправлениями.
– Добрый день, сэр, – приветствовал его служащий.
Работник почтамта был одет в униформу из серого драпа и основательно потел. Засаленным платком он то и дело вытирал пот со лба.
– Может быть, ваше дело подождет до завтра, сэр? По воскресеньям мы занимаемся лишь срочными вопросами.
– Мне известно об этом. Этот вопрос – срочный.
С этими словами Уинстон положил перед служащим пачку конвертов. Тот очень недоверчивым взглядом посмотрел на выложенную перед ним стопку, затем пересчитал конверты. Двадцать пять отправлений.
– Понятно, значит, вы говорите мне, что все до единой они – срочные?
– Да.
– Быть того не может. Это что, письма?
– Нет. Это телеграммы. В Испанию.
– Двадцать разных телеграмм в Испанию и все до единой срочные? Но послушайте…
– Текст везде один и тот же, только адреса разные, – перебил его Уинстон.
Упрашивать людей, стоявших ниже его на социальной лестнице, Уинстон считал ниже своего достоинства, но на этот раз он все же снизошел до уговоров.
– Это совсем короткие сообщения.
– И они должны уйти сегодня? Завтра не могут?
– До завтра они ждать никак не могут – моя хозяйка потребовала от меня отправить их сегодня днем.
– Ваша хозяйка, говорите, – повторил служащий. – Стало быть, это не вы их писали?
– Нет, это моя хозяйка их писала, миссис Лила Кэррен.
– Ах, вот оно что! Значит эта Черная Вдо… – Клерк осекся. Значит, она хочет, чтобы они были отправлены сегодня? – спросил он еще раз, не иначе как в сотый.
– Немедленно, – сказал Уинстон. – Миссис Кэррен не позабудет о такой любезности.
Клерк вытащил первую телеграмму из стопки конвертов. Она предназначалась для какой-то там сеньоры в Кордове. Затем он просмотрел и остальные сообщения – все они были адресованы в Кордову. Матерь Божья, вот это работа – отбарабанить на машинке все эти иностранные адресочки.
– Вы говорите, это короткие сообщения?
– Точно. Вы же сами можете в этом убедиться.
Клерк открыл первый из лежавших в стопке конверт и увидел официальный телеграфный бланк, заполненный аккуратно и разборчиво. Сообщение было написано печатными буквами на предназначенных для этого строчках.
«ПРИЕМ 26 ИЮЛЯ»
– Это она к себе на прием приглашает. Что тут срочного?
– Это срочно, – продолжал настаивать Уинстон. – Миссис Кэррен очень… – он замолк и выложил на стол еще один конверт, такой же самый, как и все остальные, но без адреса.
Оба мужчины продолжали вести себя так, будто ничего и не произошло.
– Ах, вот оно что! Ну, если миссис Кэррен считает, что это дело срочное, то тогда значит это так и есть.
Служащий мельком взглянул на двадцать шестой конверт.
– Конечно, я их отправлю. Тариф: одно слово – пенни. – Он собрал все телеграммы в стопку, проворно шлепнув еще один конверт поверх нее. – Сейчас, пойду сяду за аппарат и отбарабаню все как положено.
12
Вторник, 6 июля 1898 года
Лондон, 11 часов утра
В зале компаньонов на Лоуэр Слоан-стрит трагическая судьба «Сюзанны Стар» обсуждалась без особых эмоций. Лишь Генри был заметно взволнован. Его лицо посерело и казалось пепельным. Он едва слышно, невнятно бормотал про себя: «капитан, команда…» Джемми выглядел мрачным и подавленным и пребывал в апатии. Норман сохранял хладнокровие, не обращал внимания на переживания Генри и Джемми. Он держал речь перед своими сыновьями: «Сюзанна» запаздывает на пять дней. У нас есть все основания полагать, что она погибла во время шторма. Беспокоиться нам не о чем, судно застраховано на сто двадцать тысяч фунтов, а на девяносто тысяч застрахован груз. Так что наши потери исключаются. Компенсация их – вопрос времени.
– Через сколько дней мы сможем получить страховку? – Тимоти впервые за время своей работы в банке сталкивался с катастрофой. Последнее судно Мендоза пошло ко дну, когда ему было два года. В общем, гибель судна в океане за двадцать с лишним лет – явление уникальное, своего рода рекорд. Но, тем не менее, катастрофа оставалась катастрофой. – Ллойд не задержит выплату?
– По их меркам это недолго. Тридцать дней после урегулирования всех формальностей.
– Это пресловутое урегулирование всех формальностей – вещь весьма непростая.
Генри перебирал бумаги, лежавшие перед ним на столе.
– Речь идет о согласовании размера выплаты. – Говоря это, он судорожно глотнул. – Вот за потери человеческих жизней Ллойд не платит.
Джемми походил на труп не по причине скорби о жертвах этого шторма. Он презрительно отмахнулся от этого комментария Генри.
– Вряд ли здесь смогут возникнуть разногласия. Если мы понесли убыток, то нам его возместят. А как иначе?
Норман набивал трубку, глядя на своего сына поверх бокала шерри, стоявшего перед ним. Он не спускал глаз с Тима с тех пор, как они собрались здесь для обсуждения положения дел в банке, но еще ни разу он так и не сумел встретиться с ним взглядом.
– Страховые компании всегда юлят, это их профессия. А что ты думаешь по этому поводу, Тим? Выдержим ли мы наш шторм?
Норман пытался поймать его взгляд, но Тимоти неизменно смотрел в сторону.
– Я полагаю, что ты лучше знаешь ответ на этот вопрос, чем я, – ответил Тимоти.
– Мне думается, что и ты его знаешь. Я ведь просто интересуюсь твоим мнением. Как же там все будет, когда дело подойдет к развязке? Жизнь Мендоза кончится? На Мендоза будет поставлен крест? Конец огромного банка? Давай выскажись. Вот, скажем, если бы ты был игроком, на кого бы ты поставил?
Эта атака была слишком уж дикой и внезапной, чтобы не обратить на нее внимания. Тим посмотрел ему прямо в глаза.
– Я сильно сомневаюсь в том, что Мендоза приходит конец, сэр. Я имею ввиду, из-за потери одного единственного суденышка. – Однако Норман продолжал гнуть свое. – Но ведь речь не только об одном единственном суденышке, здесь есть и еще кое-что, если я не ошибаюсь. А наши проблемы с ликвидностью разве не важно? Кроме того, этот распроклятый заем, облигации которого никак не хотят продаваться, с ним ведь у нас масса проблем, и все они ждут своего решения. Первый платеж по нему через шестнадцать дней. Как мы будем из этого выбираться?
– А я, между прочим, давно жду, когда ты по этому поводу скажешь свое веское слово, отец. Жду уже не одну неделю.
Норман поднес горящую спичку к своей неизменной трубке и ничего не ответил.
Джемми откашлялся. Остальные повернулись к нему.
– Есть и еще кое-что, – медленно начал он. – Вчера вечером в мой клуб явился один джентльмен и пожелал встречи со мной. Один русский. Он сказал мне, что хотел бы предоставить мне кое-какую очень важную информацию, прежде чем она станет официальной. Джемми замолчал. Другие внимательно смотрели на него, ожидая продолжения, а он умолк, видимо, считая, что уже все сказал.
– Давай выкладывай, – потребовал Норман. – Что дальше? О чем он хотел тебе неофициально сообщить?
Джемми звучно выдохнул воздух…
– О том, что Российское Императорское Казначейство собирается изъять свои депозиты еще до конца этого месяца.
Это заявление, казалось, обрело не только зримые формы и очертания, но даже стало ощутимым. Впечатление было такое, словно что-то грохнулось на пол и лежало теперь на виду у всех пятерых присутствовавших – омерзительное, непристойное и пугающее, как обнаженный изуродованный труп, а они стояли и разглядывали его, не в силах отвести взор.
Проходили секунды. Наконец, Чарльз прервал молчание:
– Проклятое дьявольское невезение!
Генри, Джемми и Чарльз – все одновременно заговорили, стараясь друг друга перекричать. Норман молчал и продолжал смотреть на Тима. Но и на этот раз Тимоти не отвел глаза.
Прошло довольно много времени, в конце концов сам Норман не выдержал. Он повернулся к остальным.
– Ради Бога, заткнитесь вы все! Прекратите! Прекрати трескотню, Чарльз. Джемми, откуда ты знаешь, что этот человек сказал тебе правду? Кто он?
– Этого я точно не знаю, – признался Джемми. – Но я не почувствовал к нему недоверия. Вот его визитная карточка.
Он передал карточку Норману. Норман внимательно посмотрел на строчки мелких букв.
– Я не могу это произнести, эти русские фамилии. Что в точности он сказал тебе?
– Что когда-то работал в Российском Императорском Казначействе. Что у него сохранились и поныне какие-то контакты.
Джемми вспотел и вытирал лицо огромным носовым платком.
– Полагаю, что он ожидает, что ему заплатят за эту информацию, – с этими словами Норман сунул карточку в жилетный карман.
– Этот вопрос мы не обсуждали. Он действительно вел себя вполне по-джентльменски. Естественно, я предположил…
– Спокойно. – Норман посмотрел на своего старшего сына. – Чарльз, подготовь пачку пятифунтовых банкнот. Скажем, двадцать купюр по пять фунтов. Этого, я полагаю, будет вполне достаточно для начала.
– Ты собираешься с ним встретиться? – спросил Джемми.
– Да, конечно. Сначала я должен предпринять кое-какую небольшую проверку, но встретиться с ним совершенно необходимо.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69