Девушка посмотрела на него несколько нахально.
– Мистер Мендоза еще спит.
– Очень хорошо. Так разбудите его.
Чарльз попытался зайти в дом, но эта девчонка и не подумала посторониться. Глядя через ее плечо, он заметил Харкорта, дворецкого Тима, идущего к ним через холл, и спешно натягивавшего на ходу фрак.
– Кто там, Флосси?
– Какой-то джентльмен, мистер Харкорт. Спрашивает мистера Мендозу.
– О, извините, сэр, мистер Мендоза… – ах, так это вы, Чарльз. Простите, не узнал вас. Флосси, почему ты не сказала, что это мистер Чарльз? Входите, прошу вас.
Чарльз отдал дворецкому шляпу, а портфель отдавать не стал.
– Благодарю вас, это я беру с собой. Будьте добры, разбудите моего брата и скажите ему, что я здесь. Это очень срочно, иначе я не стал бы беспокоить его так рано.
– Конечно, сэр, сию минуту. – Дворецкий проводил Чарльза в гостиную, отослал горничную принести чай и исчез.
Чарльз уселся за элегантный письменный стол красного дерева, подивился девственной белизне промокательной бумаги и серебряному чернильному прибору, потом встал и прошелся по комнате, рассматривая репродукции, висевшие на стене. В основном это были охотничьи сценки. Окинул оценивающим взглядом ковры и мебель. Ему уже приходилось здесь бывать, но это случалось нечасто. Бэт и Сара относились друг к другу примерно так же, как и их мужья. Сара, конечно, никогда бы в этом не призналась, но она без сомнения завидовала Бэт, потому что та была красавицей. Чарльзу же Бэт очень нравилась, и тоже потому, что была красавицей. Нравилась до тех пор, пока не сбежала от Тима к Майклу Кэррену. Тим, судя по всему, прекрасно без нее обходился, но дом без нее опустел. Отсутствие женщины было налицо. Например, в гостиной не было цветов.
– Что тебя принесло сюда, черт возьми, в такую рань?
– Доброе утро. Извини, что разбудил тебя.
Извинение Чарльза было не больше, чем дань вежливости. В действительности он не чувствовал себя виноватым.
Тимоти появился так внезапно, что Чарльз невольно вздрогнул, как вздрагивал на протяжении всей прошедшей ночи, пробуждаясь в холодном поту от кошмаров, за которыми следовали безуспешные попытки заснуть. Тим успел одеть брюки и накинуть вышитый индийскими узорами халат, но побриться не успел. На его лице проступала щетина. Он провел руками по волосам, но от этого элегантности не прибавилось.
– Не принимаю твоих извинений, – бормотал он. – По крайней мере, сейчас. Что за срочность такая? Нельзя было потерпеть пару часов и увидеться со мной в банке?
Не дожидаясь ответа, он прошел к двери и, раскрыв ее, крикнул:
– Харкорт! Где чай? – Вернувшись к столу, буркнул брату: – Пока не выпью утром чай, ничего не соображаю.
– Тогда я дождусь, пока его тебе не принесут. Соображать тебе придется.
В словах Чарльза чувствовался едва сдерживаемый гнев.
– О чем ты собираешься со мной говорить? Уж не об этом ли старом ублюдке?
– Да, и об отце тоже.
– Я так и думал. А что, кто-нибудь его видел?
Норман ушел из банка сразу же после той перепалки с Тимоти, во вторник, и с тех пор о нем не было ни слуху, ни духу. Филипп Джонсон побывал вчера днем у него дома, но и слуги его также ничего не знали.
– Все еще не удалось выяснить, где он, – сказал Чарльз. – А уже прошло тридцать шесть часов. Вчера вечером я звонил в Уайтс, но его и там не было.
– Ну, я не…
Тим замолчал, потому что в гостиную вошла Флосси.
Дом был старый, ему было почти две сотни лет, и дверь в гостиную представляла собой массивную дубовую резную плиту. Девушка не постучала, а просто толкнула коленом тяжеленную дверь – в руках у нее был большой серебряный поднос.
– Ваш чай, сэр. – Она поставила поднос на столик перед Тимом. – А джентльмен завтракает с нами?
– Думаю, что да. И скажите на кухне, чтобы завтрак принесли побыстрее.
Флосси, сделав поспешный книксен, удалилась, оставив их одних.
– Так ты позавтракаешь? – спросил Тим. – У тебя, надеюсь, не пропал аппетит от того, что пропал этот подонок, а, Чарльз?
– Ты не должен так говорить об отце.
– А с какой стати не должен, черт возьми? Причем, подонок – это очень мягко сказано. – Он разливал чай. – С молоком и сахаром?
– Да, пожалуйста. Так вот, теперь чай на столе. Ты готов выслушать то, ради чего я пришел сюда?
– А ты, как я понимаю, уже все сказал. Вероятно, нам всем отведена роль сидеть и рыдать, или носиться, прочесывая весь Лондон в поисках человека, которому мы обязаны своим существованием на белом свете.
– Я уже распорядился о том, чтобы начать расследование, – сказал Чарльз, не обращая внимания на издевки Тимоти.
– Конфиденциальное расследование, как я понимаю. Конечно, Сити не должно учуять, когда из-под наших дверей потянет мертвечиной. Как раз сейчас это очень важно.
– Не должно, – согласился Чарльз. – Но тебе-то что до этого?
– Как это что? Мне это очень даже небезразлично. Не желаю я, чтобы весь банк полетел в тартарары.
– Значит, не желаешь?
– Что все это значит, черт подери?
Тим начал выходить из себя.
– Это значит: желаешь ты или не желаешь, чтобы Мендоза рухнули?
– Это самый бессовестный и идиотский вопрос, который мне когда-либо задавали. Мы все считаем одни и те же деньги. Кого ты отправил на поиски отца?
– Филиппа Джонсона. Он показался мне наиболее подходящим для этого задания.
– Думаю, ты не ошибся. Он обходит врачей, больницы и другие подобные места?
– Да, и эти, и другие.
– Хорошо. И, кроме того, он умеет держать язык за зубами, этот Филипп.
Чарльз допил чай и поставил чашку на письменный стол.
– Ты ведь тоже всегда умел держать язык за зубами, не так ли?
– Не понимаю тебя.
– Да нет, понимаешь. Когда касалось твоих делишек, ты всегда умел держать язык за зубами. Очень хорошо умел хранить разные секреты.
– Если ты имеешь в виду историю с моей женой, то нет смысла придавать это огласке, надеюсь, это ты понимаешь?
– Я не имею в виду Бэт и все с ней связанное.
– А что же ты имеешь в виду в таком случае?
– Я имею в виду то, что ты – подлец и обманщик.
Чарли произнес эти слова обычным ровным голосом, но они отдались в ушах Тима криком. Тимоти не ответил. Оба брата молча смотрели друг на друга.
– Может быть, ты обоснуешь это оскорбление? – наконец спросил Тим.
– Обосную. И обоснование это, как ты изволил выразиться, вот там.
Чарльз показал на свою кожаную папку, лежавшую на столе.
– Понимаю. А стало быть, следующим актом этой мелодрамы будет предъявление мне того, что ты туда насовал.
– Именно это я и собирался сделать, ты прав.
Чарльз встал, подошел к письменному столу и принялся отщелкивать застежки на папке для бумаг. Открыв ее, он достал стопку каких-то исписанных листков и передал брату.
– Это копии, а оригиналы в надежном месте.
– Копии чего? Я не понимаю…
Тимоти лишился дара речи, стоило ему увидеть лишь первую страницу.
– Откуда у тебя это?
Голос его изменился, издевательских ноток и былой самоуверенности уже не было.
– Это не имеет значения. Самое главное, что тебе известно, что это такое.
Тимоти понял, что совершил промах, но было поздно что-либо исправить. Идиот слабонервный! Не следовало обнаруживать, что ему уже знаком этот отчет о политической обстановке в Парагвае, он был точной копией того, что ему вручили в Дублине.
– Да, мне известно, что это такое, – признался он.
– Тебе это было известно несколько недель назад. В том-то все и дело. Ты получил это пятнадцатого июня. Эти документы были переданы тебе в пабе под названием «Лебедь», что на Бэчелорс-уок в Дублине.
– Тебя хорошо проинформировали. Ты уверен, что эта информация верна?
– Уверен.
– А как ты можешь быть уверен? Кто тебе наговорил этой чепухи?
– Кто мне сказал – неважно. А что действительно важно, так это то, что ты еще за восемь дней до того, как мы стали выпускать облигации, досконально знал о ситуации в Парагвае. И тогда на нашей встрече, где обсуждалась целесообразность выпуска займа, тебе уже было в деталях известно то, о чем дядя Генри лишь смутно догадывался. Помнишь, как отец тогда спросил нас, тебя и меня: поддерживаем ли мы позицию Генри? Что ты тогда ему ответил? Ты и словом не обмолвился, какими данными ты располагаешь.
Тим перелистывал страницы отчета. Потом небрежно и спокойно бросил его на стол.
– Я менее легковерен, чем ты, мой дорогой братец. В этом смысле я не гожусь для того, чтобы верить всему, что написано в каком-то, неизвестно откуда взявшемся, отчете.
– Лжец! – повторил Чарльз.
– Осторожнее, Чарльз, – не повышая голоса, сказал Тим. – Осторожнее, малыш. Ты коснулся опасной темы. Если ты станешь и дальше меня оскорблять, я буду вынужден защищаться, потребовать сатисфакции. Шлепнуть тебя по физиономии перчаткой, как поступают джентльмены.
– Откуда тебе знать, как поступают джентльмены, дьявол тебя возьми? Джентльмены не утаивают важную информацию от своих близких. Они не сидят и не смотрят, как будет развиваться ситуация, грозящая всем и каждому банкротством.
– Ну, банкротство, это слишком сильно сказано.
– Нет, не слишком. Вот кое-что, с чем тебе следовало бы ознакомиться…
Чарльз подал своему брату светло-желтый конверт.
– Эта телеграмма пришла вчера вечером уже после того, как ты ушел из банка.
В какой-то момент у Тима в мозгу пронеслась шальная мысль: не требование ли это из России об изъятии фондов Российского Императорского Казначейства? Неужели Лиле действительно по силам такое? Неужели она располагает такими колоссальными возможностями? Он был твердо убежден, что она каким-то образом все же была связана с тем русским, который подкараулил Джемми в клубе, но Тимоти это показалось лишь тактической уловкой, цель которой оказать психологическое давление на Мэндоза-Бэнк, вывести их из равновесия. Но если русские действительно решили изъять золото… Боже мой, тогда последует такое, на что он не рассчитывал и не мог рассчитывать.
– Хватит мечтать и терять время, – настаивал Чарльз. – Читай.
Тимоти открыл конверт и вынул оттуда небольшую страничку.
СРОЧНО ПРОШУ ПРИСЛАТЬ КОГО-НИБУДЬ ЗАМЕНИТЬ МЕНЯ КОРДОВЕ тчк СЛОЖНАЯ СИТУАЦИЯ РЕЗЕРВАМИ тчк НЕ МОГУ ИСПОЛНЯТЬ ОБЯЗАННОСТИ СОСТОЯНИЮ ЗДОРОВЬЯ ПОДПИСЬ ФРАНСИСКО ВАЛЬДЕС ДЕ ГИАС.
– Господи Иисусе! – прошептал Тим, – и он послал как обычную телеграмму?
– Послал.
– Вот оно что! Разумеется, все это теперь полезет наружу. Старик Франсиско заставил нас купаться в дерьме.
Тон, каким это сказал Тим, окончательно заставил Чарльза забыть о том, что он должен себя сдерживать. Тим говорил это так, будто речь шла о какой-то безобидной интрижке, к которой он не имел ровным счетом никакого отношения, а не о преступлении, за которое он нес полную ответственность.
– Ах ты, жалкий негодяй! Подлый предатель!
Он шагнул к Тимоти, его руки сжимались в кулаки, он это чувствовал, он повысил голос.
– Это все ты! Это по твоей милости мы купаемся в дерьме! Ты ведь мог все это предотвратить. Ты ведь знал об этом задолго до выпуска. Это мы ничего не знали, а ты знал все и ты нас не предупредил. Это из-за тебя отец стал выпускать заем, ты ведь мог его от этого удержать.
– Никто и ничто никогда не могло удержать отца, если он что-то задумал. И это для тебя не новость. Какой смысл предъявлять ему какие-то факты и доказательства его неправоты этому безмозглому, упрямому барану? Ведь он сразу бросается на тебя! – защищался Тимоти.
Оба кричали друг на друга. Чарльзу удалось переорать своего брата.
– Я знаю, что за всем этим ты! Поэтому отец так взбесился позавчера. Это так. У тебя есть свой собственный план, ты хочешь заграбастать банк, взять его под свой контроль. Ты же был сам не свой, узнав, что я могу встать во главе его, а не ты.
Чарльз продолжал кричать, когда дверь стала открываться, и в этот момент Тим, пятясь от наступавшего на него разъяренного старшего брата, оступившись, налетел спиной на дверь. Раздался характерный звук сильного удара телом и головой. Тим резко подался вперед, но, потеряв равновесие, уже ничего перед собой не видя, упал и грохнулся головой о массивную медную каминную решетку.
– Завтрак, сэр… Ой, Боже мой, сэр, что случилось? Что происходит?
Не успевший еще опомниться Чарльз растерянно посмотрел сначала на служанку, потом на недвижное тело Тимоти, ничком лежавшее на ковре. Вязкая темно-красная кровь медленно стекала с металлических завитушек и капала на кремовый подкаминный коврик.
– Зовите скорее Харкорта! Скажите ему, чтобы он немедленно вызвал доктора!
– Да, да, сэр, я позову его, сэр. Но это не я, честное слово, не я! Я ведь только открыла дверь сказать, что завтрак готов и…
– Прекратите болтать! Идите и делайте, что сказано.
Горничная умчалась. Чарльз склонился над своим братом. Тим по-прежнему не двигался и не издавал ни звука. Чарльз раздумывал, как перевернуть его и послушать, бьется ли у него сердце. Когда он протянул руку, чтобы сделать это, с ужасом и недоумением понял, что руки его все еще сжаты в кулаки.
Сан-Хуан
11 часов утра
Через патио гостиницы ковылял, опираясь на палку, пожилой человек. Хозяин Сан-Хуан Баутиста, развалясь, сидел в кресле из бамбука у дверей и жевал потухшую сигару. Без всякого интереса он наблюдал за приближавшимся незнакомцем.
– Добрый день, сеньор, – приветствовал его гость.
– Добрый, – хозяин не вынимал окурок изо рта. – Что тебе, дедушка?
Роза поморщился, услышав такое обращение. Разве он такой уже старик? Дело в том, что он уже целую неделю хромал после того, как однажды в сильном подпитии весьма неудачно свалился с лестницы, ведущей в винный погреб таверны. Вряд ли это событие могло превратить его в старика. Просто этот хозяин был человеком тупым, невоспитанным и фамильярным – ну, словом, типичным островитянином.
– Я желаю переговорить с сеньоритой англичанкой. Пошли-ка за ней.
Роза говорил с этим человеком отстраненно-вежливым тоном, каким обращаются к ленивой прислуге хорошо воспитанные хозяева.
Он оперся на палку, стараясь стоять по возможности прямо.
– У нас много гостей, дедушка. Как имя этой сеньориты?
– В твоем стойле живет только одна английская леди.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69