Тот, кто контролировал латышей, контролировал столицу. Латыши не были большевиками, они служили большевикам, потому что им некуда было деться. Они были иностранными наемниками. Иностранные же наемники служат за деньги. Кто больше предложит, за тем они и идут. Если б я мог купить латышей, моя задача была бы упрощена.»
Буйкис и Спрогис позволили Кроми и Рейли убедить себя в необходимости связаться с Локкартом в Москве.
Подготовка к антибольшевистскому восстанию в Москве совпала с началом британской военной интервенции на севере России. Рота морских пехотинцев под командованием генерал-майора Фредерика Пуля высадилась в Мурманске 6 марта, т.е. через три дня после подписания мирного договора в Брест-Литовске. Но целью морских пехотинцев не было свержение большевиков. Их направили туда для того, чтобы предотвратить захват немецкими войсками крупных военных грузов, посланных Антантой в Мурманск для использования на Восточном фронте. Характер интервенции Антанты изменился после того, как Пуль совершил вторую высадку в Архангельске 2 августа вместе с отделением королевских морских пехотинцев, батальоном французских вооруженных сил и пятьюдесятью американскими матросами. И вновь первоначальной целью высадки в Архангельске было предотвращение захвата германскими войсками военных поставок. Однако в этом случае она совпала с началом мятежа против большевиков. Две группы агентов Антанты, тайно заброшенных за две недели до прибытия морских пехотинцев, были арестованы большевиками. Ночью 1 августа был совершен переворот, во главе которого стоял капитан Георгий Чаплин, русский военный морской офицер, в прошлом откомандированный на службу в Королевские военно-морские силы, который, по-видимому, действовал в тесном контакте с начальником разведки Пуля полковником С.Д.М. Торнхиллом (бывшим офицером МИ1С). На следующий день по просьбе антибольшевистского правительства, провозгласившего себя «Верховной администрацией северного района», произошла высадка военных подразделений под командованием Пуля.
Как ни странно, высадка Антанты в Архангельске, – а Пуль объявил себя фактически наместником этой территории, – не повлекла за собой немедленного разрыва отношений между Великобританией и большевиками. 8 августа Министерство иностранных дел направило телеграмму Локкарту: «Вы должны по мере возможности продолжать поддерживать существующие отношения с большевистским правительством. Во всяком случае, любая инициатива касательно разрыва отношений или объявления войны должна исходить только от большевиков, а не от Антанты.»
Во второй декаде августа латышские агенты-провокаторы ЧК Буйкис и Спрогис пришли к Локкарту в его представительство в Москве и вручили ему письмо от Кроми. Локкарт, утверждавший, что всегда «держал ухо востро против агентов-провокаторов», внимательно изучил его. По стилю и почерку он быстро убедился в том, что письмо, действительно, принадлежало Кроми. «Выражения, в которых он писал о том, что сам готовится покинуть Россию и надеется „громко хлопнуть дверью перед тем, как уйти“, были типичны для этого очень галантного офицера», – писал Локкарт.
Вскоре после этого состоялась вторая встреча Локкарта и Буйкиса, на которой присутствовал еще один агент-провокатор, полковник Эдуард Берзин. По словам Локкарта, «это был высокий, хорошо сложенный человек, с четкими чертами лица и твердыми стальными глазами. Он командовал одним из подразделений латышских стрелков, составляющих преторианские гвардейские части Советского правительства». На встрече также присутствовали Рейли и французский генеральный консул Гренар. Берзину удалось убедить их в том, что латышские солдаты готовы присоединиться к восстанию против большевиков и что все может быть подготовлено в течение пяти-шести недель. По предложению Локкарта было решено, что Рейли должен «взять на себя» переговоры с латышами. Начиная примерно с 20 августа эти переговоры проходили на явке, контролируемой ЧК. Для финансирования восстания Рейли дал Берзину 1 миллион 200 тысяч рублей, которые тот передал ЧК.
Помимо агентов МИ1С, в операциях, направленных на поддержку антибольшевистских групп в России, также принимали участие французские и американские агенты. 25 августа в Москве, в представительстве генерального консула Соединенных Штатов де Уитта Пула прошла встреча агентов Антанты, в которой также принимал участие и французский военный атташе генерал Лавернь (в этой встрече Локкарт не участвовал). На ней было решено, что после неминуемого отъезда еще оставшихся дипломатов Антанты из России шпионская и подрывная деятельность будет возложена на агентов, специально оставленных в России для этой цели. Среди них был Рейли от Великобритании, полковник Анри де Вертиман от Франции и Ксенофон де Блюменталь Каламатиано (американец русско-греческого происхождения) от Соединенных Штатов. На этой встрече, однако, присутствовал и агент ЧК, Рене Маршан, журналист, аккредитованный при французской миссии, который был тайным сторонником большевиков, а позднее стал одним из основателей французской коммунистической партии.
28 августа Рейли в сопровождении полковника Берзина, агента-провокатора ЧК, выехал в Петроград для проведения секретных переговоров с латышскими стрелками, настроенными против большевиков. До поры до времени Дзержинский выжидал, давая возможность заговорщикам в Москве и Петрограде свить для себя веревку подлиннее. Эта игра кошки с мышкой закончилась 30 августа, когда поэт Леонид Каннегисер совершил покушение на главу петроградского ЧК М. Урицкого, а эсерка Фаня (Дора) Каплан, скорей всего, психически ненормальная, стреляла и серьезно ранила и самого Ленина. Эти два не связанных между собой покушения положили начало волне террора. За два дня только в Петрограде было расстреляно более 500 политических заключенных.
Согласно официальным советским источникам, рано утром 31 августа «сотрудники ЧК начали ликвидацию „заговора Локкарта“. Чекистам не удалось поймать Рейли, однако они смогли схватить американского агента Каламатиано, который, выдавая себя за русского инженера, скрывался под именем Серповского. На его квартире они нашли банку, в которой были списки с указанием сумм, переданных им русским агентам. В отличие от Рейли и Каламатиано у Локкарта был статус дипломатической неприкосновенности. Но несмотря на это, он был разбужен на своей квартире около половины четвертого утра 31 августа „грубым голосом, приказавшим мне немедленно встать“. „Открыв глаза и увидев прямо перед носом железное дуло револьвера“, Локкарт обнаружил в своей спальне человек десять вооруженных чекистов. Вместе со своим помощником, капитаном Хиксом, он был доставлен на Лубянку, где его должен был допрашивать помощник Дзержинского, латыш Яков Петере. По словам Локкарта, у него были „черные, длинные, как у поэта, вьющиеся волосы, зачесанные назад, открывавшие высокий лоб“, выражение лица – „печальное и устрашающее“. „Вы знаете женщину по имени Каплан?“ – спросил Петере. Локкарт никогда не встречал ее. Согласно его отчету о допросе, он потребовал соблюдения своей дипломатической неприкосновенности и сказал Петерсу, что у него нет никакого права задавать ему вопросы. „Где находится Рейли?“ – продолжал Петере. Локкарт не отвечал. Затем Петере достал из папки пропуск к генералу Пулю в Архангельске, который Локкарт вручил латышским агентам ЧК. „Это ваш почерк?“ – спросил он. Впервые Локкарт понял, что Буйкис и Спрогис были агентами-провокаторами, но он все еще не догадывался, что полковник Берзин также являлся частью заговора ЧК. Он еще раз „с подчеркнутой вежливостью“ сказал Петерсу, что имеет право не отвечать на его вопросы.
Отчет Петерса о проведенном допросе значительно отличался от того, что рассказывал Локкарт. По его словам, тот был «настолько напуган, что даже не предъявил своих дипломатических бумаг. Возможно, бедный английский дипломат подумал, что его обвиняют в убийстве Ленина, да и совесть, судя по всему, у него была нечиста.» Сам же Локкарт считал, что главной целью вопросов Петерса было связать его с покушением Фаины Каплан на жизнь Ленина. Но в тот момент Локкарта особенно беспокоила записная книжка, лежавшая в его нагрудном кармане. Агенты ЧК, которые произвели арест и обыск квартиры, не заметили, что в его пиджаке была записная книжка, где «тайнописью» были указаны суммы, переданные им агентам Рейли и, конечно же, Савинкову. Опасаясь, что его могут в любой момент обыскать, Локкарт попросил разрешения выйти в туалет, где в присутствии двух вооруженных охранников он хладнокровно вырвал из записной книжки компрометирующие его листочки и использовал их как туалетную бумагу.
Примерно в 6 часов утра в комнату на Лубянке, где находились Локкарт и Хикс, ввели женщину. Она была одета во все черное, волосы у нее были тоже черные и «под глазами – большие черные круги».
«Мы догадались, что это была Каплан. По-видимому, большевики надеялись на то, что она узнает нас и не сможет этого скрыть. Сохраняя неестественное спокойствие, она подошла к окну и, подперев подбородок рукой, стояла неподвижно, безмолвно, глядя в окно невидящим взором, словно смирившись со своей судьбой, до тех пор, пока не пришли охранники и не увели ее.»
Фаня Каплан была расстреляна четыре дня спустя во внутреннем дворе Кремля. Она так и не узнала, удалось ли ей убита Ленина или нет.
В 9 часов утра Локкарт и Хикс были выпущены с Лубянки. Доехав до квартиры Локкарта, они обнаружили, что его любовница, Мура Бенкендорф, была арестована ЧК.
В то время Рейли был в Петрограде и, вероятно, не знал об аресте Локкарта. 31 августа в полдень, т.е. через три часа после освобождения Локкарта, он приехал на квартиру резидента МИ1С Эрнеста Бойса. Там он изложил план восстания латышских стрелков, охраняющих Кремль, который Бойс, по словам Рейли, назвал «чрезвычайно рискованным», но «стоящим». Он также дал понять, что в случае провала вся ответственность ляжет на Рейли. Затем Бойс уехал в посольство Великобритании для того, чтобы взять капитана Кроми и отвезти его на свою квартиру для встречи с Рейли. Но к тому времени, когда Бойс приехал в посольство, Кроми был уже мертв. Спровоцированная слухами о том, что убийца Урицкого укрывался в посольстве, толпа во главе с агентами ЧК ворвалась в здание посольства Великобритании, Кроми попытался остановить ее, но в ответ он услышал крики с требованием освободить дорогу, иначе его «застрелят, как собаку». Кроми открыл огонь и был убит в последующей перестрелке.
1 сентября рано утром ЧК совершила обыск на квартире французского агента де Вертимана, по-видимому, по наводке своего информатора, Рене Маршана. В результате обыска была найдена взрывчатка, предназначенная для проведения акций саботажа. И хотя де Вертиман смог скрыться, на следующий день Совнарком победоносно объявил: «Сегодня, 2 сентября, был ликвидирован заговор, организованный англо-французскими дипломатами, во главе которого стоял начальник британской миссии Локкарт, французский генеральный консул Гренар и французский генерал Лавернь. Целью этого заговора была организация захвата Совета народных комиссаров и провозглашение военной диктатуры в Москве. Все это должно было быть сделано путем подкупа красноармейцев.»
В заявлении не говорилось ни слова о том, что сам план использовать для военного переворота красноармейцев (латышские батальоны) был разработан агентами-провокаторами ЧК. Чтобы оправдать нарушение дипломатической неприкосновенности Локкарта, в заявлении неубедительно говорилось о том, что его личность на момент ареста не была установлена: «В конспиративном штабе заговорщиков был арестован англичанин, который после того, как его доставили в специальную комиссию по расследованию, заявил, что является британским дипломатическим представителем Локкартом. Когда личность арестованного Локкарта была установлена, он был немедленно освобожден.»
В заявлении Совнаркома правильно сообщалось о том, что Рейли был «одним из агентов Локкарта» и что он передал 1 миллион 200 тысяч рублей на реализацию заговора. В заявлении также сообщалось, что и другие миссии Антанты принимали участие и подготовке мятежа. Рене Маршан не был открыто назван информатором ЧК, тем не менее, в своем письме-протесте на имя французского президента Раймона Пуанкаре он подробно описал встречу агентов Антанты, состоявшуюся 25 августа. Копия этого пиcьма была удачно найдена чекистами в ходе одного из обысков и затем опубликована в коммунистической прессе. Находка, безусловно, не была случайной.
В сообщении Совнаркома от 2 сентября и в последующих советских заявлениях Локкарта называли главным действующим лицом заговора Антанты. Однако главной заботой самого Локкарта в этот момент была судьба его любовницы, арестованной ЧК. 4 сентября он обратился в Комиссариат по иностранным делам с просьбой об освобождении Муры. Ему было отказано. После этого, следуя порыву, он решил напрямую обратиться к Петерсу и направился на Лубянку. Когда он пришел, то понял, что «вызвал некоторую нервозность: охранники, стоявшие у главного входа, что-то быстро друг другу шептали». Петере терпеливо выслушал просьбу Локкарта и сказал ему, что его заверения по поводу непричастности Муры к заговору будут приняты во внимание и тщательно проверены. «Вы избавили меня от некоторых хлопот, – продолжил Петере. – Мои люди ищут вас уже целый час. У меня есть ордер на ваш арест». Несмотря на возражения со стороны Комиссариата по иностранным делам, придававшего большее значение статусу дипломатической неприкосновенности, чем ЧК, Локкарт был немедленно арестован и провел в заключении целый месяц.
5 сентября, по-видимому, пытаясь оправдать повторный арест Локкарта, произведенный накануне, газета «Известия» опубликовала заявление, подписанное Дзержинским и руководителем партийной организации Петрограда Зиновьевым.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123