Хотя, даже если не сумела, попробую сам убедить надзорного. В конце концов, ничего противозаконного в том, чтобы получать письма от эльфов, нет. Выглядит подозрительно, согласен. Особенно в свете постоянных размолвок с этими непонятными обычному человеку существами. Правда, до войны не доходит (и вряд ли дойдет), но чем аглис не шутит… Стойте-ка! Все эти выводы хороши, просто замечательны, но я упускаю главное. Причину.
Письмоводители по собственной воле и стремлению не сообщают в «покойную управу» о том, кто кому пишет и от кого получает послания. Более того, чтобы получить право на ознакомление с чужой перепиской, нужно предъявить и доказать серьезные на то основания, вроде угрозы государственной безопасности или чьей-то жизни. Или нужно знать, что в ворохе писем скрывается нечто, возможное к представлению злоумышлением. Что же получается? Надзорный знал об эльфийском письме еще до того, как я пришел в управу. Собственно, поэтому он там и находился. Ждал меня. Значит, ему было сообщено заранее. Кем? Кантой? Краснолицая, конечно, меня недолюбливает, но не настолько же, чтобы сдать в «покойную управу». Или настолько? Нет, верится с трудом. К тому же она, как сейчас понимаю, выглядела донельзя испуганной, а не торжествующей. Тогда… Кто-то интересовался моей перепиской. Зачем? В ней нет ничего ценного. И никогда не было. И преступного тоже ничего нет. Да, это клятое письмо доставило волнений, но все непременно разрешится! Если…
В коридоре раздались шаги и голоса. Идут двое. И разговаривают, нисколько не смущаясь того, что их могут слышать те, кто находится в камерах. Но ведь это может означать… Я никому не смогу рассказать об услышанном просто потому, что не выйду отсюда. Никуда и никогда.
– Я сделал все, как ты просил, Сим. Не думаю, что парня можно обвинить в чем-то достаточном для долгого задержания: тебе повезло, что heve Лисад сейчас в отъезде, а кроме него никто не прочтет письма. Хотя сомнительно, чтобы там было написано что-то серьезное.
Кажется, тот самый надзорный, что привел меня сюда. Но кто с ним?
– Да мне плевать, что там написано! Хоть поздравление по поводу наступающего Зимника! Главное, что этот идиот попал в мое распоряжение хотя бы на несколько дней.
А вот этот голос мне, в отличие от первого, знаком лучше. Только где я мог его слышать? Слегка визгливый, скользкий, словно масло. Я точно его знаю. Это…
Лязг засова. Скрип открывающейся двери.
– Ну что, щенок, не хотел говорить по-хорошему? Поговорим по-плохому.
Салим. Довольный. Почти победоносный.
Он остановился, не переступая порога: видимо, все же опасался, что могу попытаться напасть, а в коридоре, рядом с охранниками, стоящими у каждой камеры, спокойнее. Надзорный не стал мешать своему, похоже, давнему приятелю и стоял за его спиной, чуть в стороне, позволяя, впрочем, рассмотреть скучающее выражение на своем лице.
– Что Вам нужно?
– Ты знаешь, что мне нужно. И теперь расскажешь. Все-все! А уж я позабочусь о том, чтобы у тебя появилось желание это сделать!
– Только не переусердствуй, Сим, – предупредил надзорный. – Он внесен в списки задержанных, а поскольку обстоятельства задержания достаточно серьезны, должен будет предстать перед дознавателями. Как прикажешь мне объясняться, если ты его искалечишь? Да и женщина, которая была с ним, может обратиться в управу.
– Женщина?
– По виду, из провинции. Наверное, родственница или знакомая.
– Почему ты не взял и ее?
– А основание? – Надзорный взглянул на своего приятели с сожалением. – Да, ты все же слишком давно ушел со службы, если забыл о бумажной возне.
– Ладно, отпустил, так отпустил… Хотя она не была бы лишней.
Салим улыбнулся так мерзко, что у меня появились позывы к рвоте. Хорошо хоть, желудок был пуст или почти пуст после раннего завтрака и не слишком давнего посещения отхожего места.
– Учти: у тебя не больше суток, даже уже на час меньше. Потом надо будет вернуть все в целости и сохранности.
– Но никто ведь не говорит, в какой сохранности, телесной или душевной, верно?
Надзорный нахмурился:
– Ты о чем?
– Я и не собирался допрашивать щенка обычными методами: он слишком хилый и может не выдержать. У меня есть кое-что другое в запасе. Кое-что, не затрагивающее целостность тела. А если заключенный сойдет с ума, скажем, от страха, это же неудивительно, верно?
– Неудивительно. Но ты говоришь о…
– Я пригласил Заклинателя.
– Дорогое удовольствие! – Присвистнул надзорный.
– Надеюсь, оно того стоит. Так что, – злорадное обращение ко мне, – готовься к скорой встрече!
Дверь захлопнулась, а я, теперь уже не обращая никакого внимания на сырость и холод пола, сел прямо на доски.
Он хочет допросить меня с помощью Заклинателя? Уж лучше бы пытал, право слово! От чрезмерной боли меня защитила бы печать Сэйдисс, которая, помимо всего прочего, чутко следит за моим телесным здоровьем, и если бы пыточных дел мастер перегнул палку, я просто потерял бы сознание. На все то время, пока боль не вернется в допустимые пределы. Соответственно, пока можно было бы терпеть, аглиса лысого бы от меня Салим дождался, а не ответов на свои вопросы!
А собственно, о чем он собирается спрашивать? Все так же терзать меня описанием средоточений? Я мог бы рассказать, но… не теперь. Теперь вообще боюсь открывать рот. После всего, что увидел, узнал и понял за последний месяц. Если проговорюсь, все будет кончено. В руки неизвестных, но несомненных злоумышленников попадет ключ к власти, полной и безраздельной.
А может, он уже в их руках? Потому Салима и прислали, чтобы он выспросил все о средоточениях? Как только порядок и механика описания станут известны, будут составлены описания для всех крупных и значимых городов, начиная с Меннасы, и их жители попадут под влияние. Чье-то. Если пришлецами командует какая-то из имперских служб, верных престолу, еще ничего, но если это противная сторона? Те, кто мечтает сменить династию, к примеру? Что же мне делать?
А что я вообще могу? Разве только разбить голову о стену. Но и то не выйдет: печать не позволит. Особенно в таком смятенном состоянии чувств. Только успокоившись, я мог бы попробовать… Хм. Заклинатель. Салим не может не знать о печати в моем теле: догадываюсь, как он вообще встрял в происходящее. Тот хозяин дома свиданий, Полту Стручок. Помнится, он обещал до меня добраться. Вот и добрался: заплатил кому-то из «вольных ищеек», чтобы разузнать о моих занятиях, привязанностях и прочем. Попасть в мэнор без моего согласия невозможно, оставалось что? Отправиться по местам, где я обычно бываю. На службу, к примеру. Скорее всего, ищейка разузнала по Регистру, в какой управе я получал жалованье, и стал наводить мосты. Разумеется, столкнувшись при этом с Салимом, который, не будь дураком, ухватился за возможность «дружить» со Стручком против меня. И к письмоводителям они могли заявиться уже вместе, подкупить Канту, которая видела, что в получаемых мной письмах частенько встречаются эльфийские руны, дождаться письма… Вот ведь повезло мерзавцам! А Гебара за такую подставу убью. Если сам останусь в живых после встречи с Заклинателем.
Но если Салим знает о печати… Ни один из Заклинателей не покусится на чужое имущество, потому что не хочет получить гору проблем. Конечно, случаются стычки, но они, как правило, затрагивают какие-нибудь мелочи, а не человеческую жизнь. Значит, ни к кому из кланов Салим обратиться за помощью не мог. Но есть еще Заклинатели вне клана. Отлученные . Не подчиняющиеся законам.
Хаос, Вечный и Нетленный! Кажется, для меня все кончено.

***

Витки широких ремней притянули к подлокотникам деревянного кресла мои предплечья, к грубо обтесанным ножкам – щиколотки. Голову закрепили в подобии тисков, чтобы, когда Заклинатель начнет работу, ничто не могло нарушить мою речь.
Салим с удовлетворением наблюдал, как меня колотит, и отпускал уничижительные замечания, хотя сам и понятия не имел о сути того, что будет происходить перед ним.
Можно подумать, я трясусь от страха! Трясусь. Но не я, а мое тело, помнящее времена разлучения с сознанием. Душа не боится. Уже нет. Подумаешь, какая ерунда – снова стать свободной! Правда, эта свобода будет означать забвение. Полное и окончательное. Я не боюсь кануть в небытие, но, Хаос, Вечный и Нетленный! Я не хочу. Теперь, когда после стольких лет появились надежда и желание жить, когда стал виден истинный смысл того, чему меня научили… Наверное, это жадность. Скаредность. Сквалыжность. Не хочу, чтобы все пропало зря! И передать знания некому, да и времени нет. Салим ничего не узнает. Ни-че-го. Сам дурак, сам выбрал тот единственный способ, который не приведет к успеху, даже крошечному. И деньги зря потратит. Много денег: отлученные дорого берут за свои услуги. Впору смеяться, но губы не слушаются: подрагивают, как в лихорадке. Аглис задери, да меня, и в самом деле, лихорадит! От нетерпения встречи со смертью. Ну же, иди ко мне, бесстрастная моя, мы славно развлечемся! Вот только чей облик ты изберешь?
– Проходите, heve. Сюда, пожалуйста.
Фигура, закутанная в плащ. Капюшон надвинут на лицо, не разобрать ни единой черты, но сразу видно: Заклинатель. Потому что беспокойные струйки горячего воздуха маревом танцуют вокруг вошедшего.
– Хотелось бы приступить немедленно: у нас мало времени, – тут же подскочил Салим.
Заклинатель молча высвободил из складок плаща руку и раскрыл затянутую в черную перчатку ладонь всем понятным жестом. Взвесил полученный кошелек. Помедлил пару вдохов, спрятал монеты где-то в недрах, скрытых темным сукном.
– Вас устраивают мои условия?
Голос прозвучал глухо. Слишком глухо, чтобы я мог услышать в нем что-то, кроме безразличия. Но когда Салим рассыпался в заверениях, и Заклинатель откинул капюшон… Я даже перестал дрожать. На целый вдох. А потом снова затрясся.
Слегка вытянутое, незагорелое лицо с тонкими чертами. Огромные глаза насыщенного голубого оттенка с чуть опущенными внешними уголками, от чего взгляд вечно кажется грустным. Коротко стриженые черные волосы… А когда-то они были так длинны и прекрасны, что многие девушки завидовали человеку, стоящему сейчас передо мной.
Валлор. Заклинатель Хаоса. Отлученный .
Он сразу узнал меня. Впрочем, тому причиной даже не печать, которая – я чувствовал – откликнулась на вежливый вопрос. Своего главного врага узнаешь в любом обличье, не правда ли?..

…Мне летом исполнилось восемнадцать, Валлору – двадцать. Мальчишки, как есть мальчишки: взрослые люди не повздорили бы из-за пустяка, а если бы и повздорили, то не довели бы дело до поединка. Я не хотел принимать вызов, но Тайрисс смотрела такими восторженными глазами… Все беды с мужчинами происходят из-за женщин. Так было и так будет. Пока не кончится время.
Просторная площадка далеко от домов, людей, животных – от всего того, чему может быть причинен вред. Обычная арена для поединков: скальная ограда высотой примерно в два моих роста, тихо журчащий ручей, скатывающийся по одной из каменистых складок. Под ногами хрустит песок. Стены вокруг кажутся цельными, но так бывает не всегда: проход, по которому мы достигли арены, запечатан за нашими спинами. Во избежание, в прямом смысле этого слова. Чтобы ни один из поединщиков не уклонился от выяснения отношений в отведенное правилами время. Впрочем, совсем не обязательно драться.
– Ты по-прежнему не хочешь отменить вызов?
Валлор отрицательно дергает подбородком. Конец длинной челки срывается со скулы, повисает в воздухе на невозможно долгое время, потом плавно возвращается на место.
– Это глупо.
Молчание, упрямое и грозное.
– Что и кому ты хочешь доказать? Тайрисс все равно не смотрит в твою сторону.
– Да, не смотрит! Она видит только одного человека в мире!
– Если ты думаешь, что это делает меня счастливым, то ошибаешься.
– Еще скажи, что она тебе безразлична! Скажешь?
Глубокие голубые глаза пылают огнем отчаяния.
Гад. Нарочно задает вопрос так, чтобы я не мог на него ответить правдиво. Конечно, мне не безразлична золотокосая девочка. Я люблю ее. В конце концов, она моя кузина! Но смешно и рано говорить о ней, как о женщине. Лет через семь, а то и больше, когда Тайрисс войдет в силу и в права… Тогда и будет смысл спорить о том, кому владеть сердцем красавицы. Но сейчас-то зачем тратить силы?
Вздыхаю.
– Не скажу.
– Вот! – Валлор торжествует. – Но ты же знаешь, что Время Выбора еще далеко впереди, а сам потакаешь девчонке… Мог бы образумить ее, а не благосклонно взирать на танцы!
Образумить? То есть, сказать: пойди, девочка, постой в сторонке, подожди, пока будешь достойна разговора с дядей. Представляю, что на это ответила бы Тайрисс! Спалила бы полдома. А может, и весь. И кто бы смог ее остановить? Уж точно, не Валлор!
– Чего ты добиваешься?
– Оставь ее в покое!
– Я не причиняю ей беспокойства.
– Причиняешь! Своим благодушием! Поклянись, что когда проиграешь, ты не будешь видеться с Тайрисс до ее совершеннолетия!
Кажется, кто-то из нас, и в самом деле, зазнался. Но я ли?
Насмешливо переспрашиваю:
– «Когда»? Ты так уверен в успехе?
Вместо ответа он опускает подбородок и смотрит на меня исподлобья, а струйки воды срываются со скальной подложки русла и змеями замирают в воздухе.
Что ж, пора.
Песчинки у моих ног начинают кружиться в хороводе. Медленно, плавно, своим шуршанием словно напевая колыбельную. Свиваются в кольцо, спиралью поднимаются вверх, обнимая меня.
Ворон, наблюдавший за нами с кромки скалы, поднимается в воздух, делает круг над ареной и роняет перо. Клочок тьмы опускается все ниже и ниже, касается земли и…
Поединок начинается.
Водяные змеи Валлора бросаются ко мне, но встречают на своем пути других – песчаных, то застывающих стеклом, то сплетающихся шершавым руслом для отклонения водяного потока. Вверх, вниз, вокруг, насквозь – следить глазами за происходящим попросту невозможно. Мы и не следим, слушая песнь Хаоса в наших душах. Глазами мы лишь смотрим друг на друга, потому что проиграет тот из нас, кто допустит до себя оружие противника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45