Не иначе, как Каула ее всю дорогу учила обращению со своим сыном.
– Если бы Вы были моей женой, я бы не колебался.
– Загвоздка только в этом?
– Разумеется. Супруги могут вытворять все, что им заблагорассудится, даже в публичном месте. И отделаются только небольшой платой в казну, если уж совсем распояшутся. А вот не соединенные супружескими узами будут препровождены для разбирательств. В мои планы на день посещение «покойной управы» не входило, но если Вы настаиваете…
– Это приглашение? Или признание?
Она стоит совсем близко, согревая мое лицо своим дыханием, прерывистым и очень мягким. Юная, но не чрезмерно, свежая, полная сил. Миленькая и весьма. Пожалуй, супружество больше не кажется мне таким уж страшным делом… А что? Можно попробовать прижиться в Нэйвосе, а можно одолжить денег, прикупить домик где-нибудь поближе к Энхейму, но только ни в коем случае не в нем самом: тогда от матушкиных визитов можно будет сойти с ума за первые же полгода. Летом сдавать внуков на руки Кауле и, если дела будут идти хорошо, вдвоем отправляться на западное побережье… Ну вот, теперь размечтался я. Не рановато ли?
– Выбирайте сами.
Ливин улыбнулась.
– Можно, я не буду торопиться с ответом?
Стоит облегченно выдохнуть.
– Конечно, не торопитесь.
А вообще, нет никакой уверенности, что согласится. Да, матушка привезла ее именно за этим, но… Тот же Кайрен нашел девушку достойной внимания. В северной столице много любителей юных селянок, и Ливин легко сможет приворожить мужчину побогаче и попривлекательнее, чем некоторые олухи. Скорее всего, она прекрасно это понимает. Потому и попросила время на ответ. А может, вопрос был задан не вовремя и не к месту? И я принял желаемое за действительное? М-да, незадача.
– Может быть, пойдем дальше?
Да, пожалуй, пойдем, а то встали посреди улицы, увлеченные друг другом и собственными фантазиями.
Снова беру Ливин под руку. Шагов пять она молчит, потом спрашивает:
– Что Вы хотите узнать обо мне?
Я хотел что-то узнать? Кажется, хотел. Все напрочь вылетело из головы. То же мне, герой-любовник со старческими провалами в памяти… Не спорю, в некоторых случаях подобное качество очень даже полезно и приятно, но, право, не в таких.
– Матушка сказала, что Вы сирота. Ваши родители давно умерли?
– Вы меня совсем-совсем не помните?
Я должен ее помнить? С какой радости?
– Правда, я была слишком маленькой…
– А сколько вам лет сейчас?
– Девятнадцать.
Да, она и должна была быть маленькой. Когда я уезжал из Энхейма, ей только-только могло исполниться одиннадцать. А когда мне было двенадцать, ей должно было быть… Уф-ф-ф! Ведь почти испугался.
– Простите, не помню.
– Я не обижаюсь: hevary Каула рассказывала, что Вы в детстве были очень рассеянным.
– А больше она ничего не рассказывала?
– Почему же… Но Вам будет неинтересно, ведь Вы же себя знаете, верно?
Я – себя? Знаю, конечно. Но не так хорошо, как хотелось бы. К тому же говорят, со стороны виднее.
– Чем жили Ваши родители?
– Тем же, чем и многие другие. Отец служил в городской управе, мать обшивала тех, кто мог заплатить… – Вдруг Ливин весело прищурилась: – Вы еще спросите, как они выглядели!
– Это смешно?
– Нет, но… Ничего не объяснит. Вот Вы, к примеру, мало похожи и на матушку, и на своих братьев.
– Мало похож? Ну, не скажите! Цвет волос у меня и парней почти одинаковый, да и лица…
– Ах, Вы об этом? Я говорила не о наружности, а о том, как Вы ее носите.
– Ношу?
Сердце приостановилось, потом начало колотиться о ребра, как птица, жаждущая вырваться из клетки.
– Вы… Вам как будто неуютно в своем теле. Как будто оно тесное, как бывает с одеждой. Или не нравится. Или неудобно.
Или ненавистно. Но этого Ливин, пожалуй, не сможет даже предположить.
– С чего Вы взяли?
– Вы двигаетесь… неловко. Почти всегда. Но вчера вечером, в саду, когда осматривали мою ногу, эта неловкость куда-то исчезла. Ненадолго, а потом вновь появилась. Наверное, это из-за болезни?
– Болезни?
– Ваша матушка говорила, что до четырнадцати лет Вы сильно болели, даже могли умереть… Это было так опасно?
Опаснее, чем она думает. Гораздо опаснее.
– Да. Я мог умереть. Но не умер же! Давайте сменим тему на более веселую! Но для начала позвольте мне заглянуть в управу и забрать письма, если таковые имеются.

***

Канта стояла за стойкой так прямо, словно проглотила палку. Нет, целый кол, ростом с себя самоё. И обычно красное лицо сегодня почему-то выглядело бледным. Кровь отлила от лица? Неужели, Гебар прислал что-то ужаснее, чем дюжина орущих пьюпов? На всякий случай вежливо улыбаюсь:
– Для меня есть что-нибудь?
– Есть, heve, – ответила служка, но не двинулась с места, вперив взгляд в точку, расположенную где-то над моим левым плечом.
Совсем женщина плохая стала. Наверное, пора переходить на менее ответственную службу. Или нянчиться с внуками. Впрочем, возможно, у нее и детей-то нет…
– Так давайте, если есть. Или Вы спите на ходу, hevary?
Она вздрогнула, посмотрела на меня, но опять же, не в глаза, а, с непонятным остервенением, на подбородок.
– Сейчас, не извольте беспокоиться.
Мешочек с письмами не выглядел особенно внушительным, не пищал и не визжал. Из-за чего же служка не в себе? Странно.
Я по привычке вывалил послания на стойку. Так, новые заметки от Гебара, письмо на имя Кайрена… Ах да, он предупреждал, что ждет известий от своих родственников. А это что такое? Продолговатый футляр, набранный из тоненьких деревянных пластинок необычно светлого, почти белого цвета с красивым рисунком на спиле. Оплетен шелковым шнуром и запечатан цветным воском, на котором… Или я еще не проснулся, или это настоящие эльфийские руны. Изображающие мое имя, кстати: Гебар показывал, как представить слово «Тэйлен» посредством рунописи. Впрочем, рядом с изящными рисунками есть и именование на привычном языке. Послание для меня? Но от кого? В дружбе с эльфами, вроде бы, замечен никогда не был…
На мое левое плечо опустилась чья-то ладонь. Я было подумал, что это Ливин собирается меня поторопить, но вовремя спохватился: девушка стоит справа, и обе ее руки спрятаны в складках шубки. Что за дурацкие шутки?
– Heve Тэйлен? – Спросил незнакомый голос. Спросил мягко, почти ласково, но совершенно безразлично. С таким чувством треплют по голове соседского ребенка: глаза бы не видели, но правила приличия требуют при встрече оказать знак внимания.
– Да. Что Вам угодно?
Поворачиваюсь. С футляром в руках.
– Это письмо пришло на Ваше имя, не так ли?
Невысокий, довольно щуплый мужчина средних лет, с улыбчивым лицом и глазами доброго дядюшки. Закутан в подбитый мехом плащ, только капюшон снят и видны приглаженные к черепу редкие волосы, цветом и видом похожие на болотный мох.
– Да, на мое. Если верить надписи под печатью.
– А что написано на ней самой, можете сказать?
Он спрашивает, весь лучась искренним интересом и добродушием, но голосу все равно не хватает тепла.
– В числе прочего, тоже мое имя.
– Вы знаете рунопись?
– Немного. Но к чему все эти вопросы?
Незнакомец оставил мое недовольство без внимания.
– Кто направил Вам это письмо?
– Откуда я знаю? Я еще не читал.
– Но будете?
– Конечно, буду! В нем могут оказаться важные сведения.
– Важные, несомненно, важные… Вот только для кого?
– Для меня, для кого же еще!
– Знаете, я никак не могу справиться с любопытством, а потому… Тоже хотел бы ознакомиться с содержанием письма. В Вашем присутствии, разумеется.
– Что Вы хотите…
– Я прошу Вас пройти со мной.
Рука, на несколько мгновений вынырнувшая из складок плаща, показала мне медальон, такой же, как у Кайрена, но вместо идущего по следу пса на щите узора красовался раскинувший крылья орел. Плечо надзора. «Покойной управе» вообще не принято отказывать в просьбах, а уж столь любезным людям…
– Надеюсь, Вы не будете оказывать сопротивление? Не хотелось бы тревожить посетителей.
Одновременно с его словами двое молодцов, куда более крупных, чем их начальник, выдвинулись из углов зала ближе к дверям. Да уж, сопротивление… Я похож на идиота? Положим, похож, но не в этом смысле.
– Как пожелаете, heve. Конечно, я пройду вместе с Вами. Позвольте только сказать несколько слов этой hevary.
Он кивнул, но все же не стал скрывать, что прислушивается, и очень внимательно. Я повернулся к Ливин.
– Мне сейчас нужно будет уйти вместе с этим человеком. По делам. А Вам лучше отправиться домой.
– Но…
– Как только освобожусь, я непременно выполню все свои обещания.
– Вы…
Она стояла, хлопала ресницами и ничего не понимала. А собственно, что могла понять девушка, приехавшая из тихого городка, почти деревни, никогда ранее не сталкивавшаяся с государственными людьми? Но если пауза затянется… И Ливин, и я лишимся шанса на благополучный исход дела.
– Домой иди… Дура!
Прозрачные глаза мгновенно наполнились слезами. Девушка всхлипнула, тряхнула головой и выбежала из управы, забыв о боли в ноге. Человек из Плеча надзора ухмыльнулся, но ничего не сказал, кивком предложив мне следовать за собой. Так мы и шли через город: впереди щуплый незнакомец, успевавший раскланиваться со встреченными знакомыми, коих оказалось великое множество, в двух шагах позади – я, а следом двое молодцов на тот случай, если наберусь смелости, а точнее, дурости попробовать сбежать. Нет уж, лучше удавиться собственноручно: и проще, и быстрее. Наверное. Может быть.

Нить шестнадцатая.

Друзья и враги -
Лишь стороны монеты.
Рискнешь подбросить?

Хоть я и старался думать на ходу, но ничего путного из сей затеи не вышло, очень, кстати, меня расстроив: если припомнить, что самые удачные мысли приходили мне в голову именно во время прогулок, получается… Разучился. За одну минуту – ту самую, в течение которой лицезрел медальон «покойной управы».
Как ни странно, любой человек, будь он совершенно безвинен или по самое горло запятнан следами злодеяний, даже попадая в руки дознавателей, начинает дрожать от страха. Что уж говорить о ласковых и чутких пальчиках служек из Плеча надзора! Тут не только дрожь, а целое телотрясение происходит. И самое странное, никак не можешь себе объяснить причину страха. Ведь они, по сути своей, те же самые люди, может быть, твои соседи по улице, в обычное время вы можете очень мило беседовать друг с другом или вовсе подружиться, но стоит вашему собеседнику вытащить из кармана или из-за пазухи цепочку с медальоном, все. Непонятный, но необоримый ужас.
Я-то чего боюсь? Подумаешь, получил письмо от кого-то из эльфов, с кем не бывает? Положим, ни с кем, но это мелочи. Но ведь все можно объяснить! Наверняка, проделки Гебара. Только не знаю, он ли надоумил одного из своих близких соседей сие написать и отправить мне, или они сами с какого-то перепугу (а скорее, с перепоя) решили заняться писаниной. Да и вообще, о чем в нем может идти речь? Жаль, не умею хотя бы бегло читать по-эльфийски. Дома, конечно, имеется перевод и расшифровка рун, так что можно, при очень большом желании, разумеется, прикинуть, какой смысл содержится в письме, но проще обратиться к знатоку. Есть один такой в Нэйвосе, правда, его услуги никогда не были мне по карману, но ради такого случая… А совсем замечательно будет, если управские служки сами его пригласят и оплатят труды. Вот только мне все равно придется присутствовать. И более того: коряво переписывать каждую руну на другую бумажку, потому что эти надменные эльфы…
Нет, не спорю, придумано замечательно. И осуществлено не менее талантливо. А на деле ведь проще простого! Если известно имя и кое-какие подробности о человеке, письмо можно написать таким образом, чтобы прочитать смог только истинный получатель, но больше – никто. Недаром же считается, что имя может многое рассказать о своем владельце, а некоторые полагают, что именно присвоенное нам при рождении сочетание букв и звуков определяет нашу дальнейшую жизнь. Утверждение непроверенное, но что-то в нем есть. Что-то правдивое той самой правдой, которую трудно выразить словами, но которую всегда душа чувствует. Так вот, эльфы, беря за основу имя и прибавляя к нему свое собственное впечатление о получателе, каким-то магическим образом вкладывают это в строки своих рун, в результате чего любой из тех, кто не должен узнать, о чем пишется, увидит только перебегающие с места на места закорючки. И как не пытайся отследить их перемещение, все равно, в нужном порядке они выстроятся и замрут, лишь когда письмо предстанет перед очами получателя. И только перед его очами: остальные все равно увидят бесконечный хаос. Наверное, и на печати…
Да, там, скорее всего, руны тоже скакали с места на место. Недаром же надзорный нарочно спросил о том, мне ли это письмо предназначено. Но каким образом эльфам удалось? Они же ни разу меня не видели, не слышали, не… Читали. Гадский Гебар подсунул им мои переводы? Я его убью, честное слово, убью! Хвастался, небось, нашими совместными трудами перед кем-то, а теперь мне прислали письмо, в котором написано что-то вроде «бросал бы ты это дело парень, пока тебя на смех не подняли». Точно, так и есть. Читать уже не хочется. Корпеть над переводами – тем более. А стыда-то сколько будет, когда местные служки узнают, о чем говорится в письме…
Кстати, почему меня никто не допрашивает? Оставили одного в комнате… Ну, не в комнате, а в камере, но по отсутствию в ней какой бы то ни было мебели – ни лавки, ни лежанки – можно сделать вывод: долго я здесь находиться не буду. Правда, верхнюю одежду забрали. Хорошо хоть, сапоги оставили: через щели в дощатом полу тянет сыростью. Можно сесть, но не хочется. Да и плохо видно, что творится на самом полу, потому что сквозь решетку продолговатого отверстия в стене над дверью проходит факельного света ровно столько, чтобы моя фигура (если, конечно, не прилягу прямо у порога) была ясно различима глядящему в дверное окошечко.
Впрочем, задержка мне только на руку: если Ливин сумела внятно рассказать о произошедшем в Письмоводческой управе, можно надеяться, что Кайрен уладит недоразумение, я ведь ему уже объяснял касательно своих занятий в свободное время.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45