Колдун ваш Иванка, что ли?!
– Бука не бука, колдун не колдун, а хитер! – возразил Ульянка. – И я было раз изловил его, да он и меня обошел…
– Врешь! – перебил сотник.
– Ей-богу! – воскликнул Ульян.
– Укрепляешь баснями вора. За такое тебя самого, как вора, – в тюрьму! – крикнул сотник.
Он навел на Ульянку пистоль и твердо сказал:
– Смирно сидеть, Иванка-псковитин! Я тебя разом признал, шиш проклятый!
– Кой я Иванка, чего ты грезишь! – воскликнул Ульян.
Он привстал, но сотник крикнул:
– Сиди, убью!
Ульянка покорно сел.
– Поп, вяжи-ка его, да покрепче! – сказал сотник.
Испуганный поп стал вязать Ульянку.
– Ты и не знаешь Иванки, – запричитал Ульян. – Он молодой, у него ни бороды, ни усов…
– Может, и ты нацепил! – возразил сотник. – Ну-ка, поп, рви с него бороду, – приказал он.
Поп дернул за бороду, Ульян вскрикнул.
– Своя у него борода, – неуверенно сказал поп.
– А-а, вон вы как! Стало, ты, поп, с ним заодно! Ты, стало, и есть поп Яков! – воскликнул московский сотник.
– Смилуйся, господин сотник, я тутошний поп Егорище! – завопил поп.
– Коли не врешь, рви шишу бороду! – потребовал сотник.
Поп снова дернул Ульяна за бороду. Пятидесятник взвыл.
– Не ори! – сказал сотник. – Москва слезам николи не верит. Крепче дери, поп!
Поп дернул крепче и вырвал клок бороды. Ульянка перекосился.
– Еще! – приказал попу сотник.
– Не стану! – вдруг взбунтовался поп. – Я поп – не палач! И вор – человек! Иванка-псковитин других не хуже, пошто его драть! Сами его гоните, и он тем же вам платит!..
Поп вдруг опомнился и замолчал.
– Ай да поп! – воскликнул московский сотник. – Спасибо! Не Иванку ты, поп, связал, а псковского изменщика Ульянку. А борода у него своя, не как у меня!
Московский сотник дернул себя за бороду и оторвал ее вместе с усами.
– Ива-анка! – заголосил Фадеев.
– Не старайся орать, изменщик, – сказал Иванка. – Стрельцы твои все повязаны, а за Кузю тебе, проклятому, собачья смерть! Повешу тебя на том самом суку, где ты Кузю весил!
Со двора послышался говор многих людей.
– Вот и ватага моя к дворянину в гости! – сказал Иванка.
Дверь распахнулась, во вместо Иванкиной ватаги на пороге стоял псковский стрелецкий пятидесятник Неволька Сидоров, и за его спиною толпились стрельцы…
Глаза Иванки расширились от удивления и смятения.
– Держи Иванку, робята! – крикнул Ульян.
Взмахнув пистолем, Иванка рванулся к двери, но несколько дюжих рук схватили его…
– Вот и кончились басенки про Иванку! – сказал Ульянка, уже развязанный тем же попом.
Ватага Иванки, войдя в сельцо, захватила и повязала оставшихся там стрельцов и готова была прийти на помощь своему атаману, как было условлено, когда внезапно прибыл из Пскова со свежей полсотней Неволя Сидоров… Он проехал прямо к дворянскому дому и неожиданно захватил Иванку в самый решительный миг для Ульяна Фадеева.
– Везти его наскоре, что ли, во Псков, – вполголоса предложил Неволя.
– Ночное время – куды! Того и гляди, отобьют, – шепотом возразил Ульянка. – Шиши тут каждую тропку знают. Пождем до утра…
– Расспросим его легонько, – сказал Неволя.
– Слова не скажет, проклятый. Уж я их знаю!
– Спрос не беда!
– Эй, Иван! – громко обратился Ульянка к пленнику. – Как ты, курья башка, полез на меня один?! Аль не знаешь указ воеводский – где тебя словят, там и по» весить!
– Дурак! – сказал Иванка, стараясь казаться спокойным. – Что я – мальчонка, что ли? На мне «государево слово и дело» – как ты меня повесишь!
– А я и не ведал – Иванка ты али нет: поймал шиша, да на сосну!
– Ты сперва до сосны меня доведи – кто из нас вперед в петле будет? – проговорил Иванка.
– Мыслишь, твои шиши две сотни стрельцов одолеют?! – вызывая на дальнейшую откровенность, сказал Неволя.
– Прежде нос вытри, потом тебе воевода две сотни даст! – отрезал Иванка. – Моих пятьсот мужиков али вашу силу не одолеют!
Ульянка вызывающе захохотал:
– Тебе бы орешками торговать – дорожишься! Али с пытки правду сказывать хочешь?
– Пытай. Тебя впятеры мучить станут! – сказал Иванка.
Пятидесятники переглянулись. Дерзкая угроза связанного пленника говорила о том, что какая-то сила повстанцев поблизости есть и что Иванка надеется получить от них помощь. Однако шиши не нападали. Это позволило стрельцам заключить, что их не достаточно много для нападения…
Они послали разведку к селу и ждали. Лазутчики не возвращались…
– Силу копят шиши! – убежденно сказал Неволя. – Надо наскоро уходить, покуда можно пробиться.
– Отобьют они по дороге проклятого кобеля, – опять возразил Ульянка. – Одно остается: в рот кляп да покинуть его в подвале. Кто станет искать? А после наехать с сотней да вынять его и везти во Псков!
– Не к тому схватили, чтобы самим его кинуть! – взъелся Неволька. – Ехать, так и его везти. В рот кляп забьем, привяжем вора к седлу, окружим стрельцами. Ночью кто его разберет!..
По знаку Невольки двое стрельцов повалили связанного Иванку, и, прежде чем он успел вскрикнуть, в рот его всунули кляп и завязали платком…

8

Постоянные наезды ватажек в деревню, удалые рассказы о смелых выходках будоражили юную кровь Федюньки. От рассказов Иванки и его товарищей у него кружилась голова. Он мечтал быть героем и участником битвы.
«Хоть бы раз меня взяли, я бы им показал, каково я дите!» – размышлял огорченный Федюнька, оставленный Иванкой в деревне.
Он сидел насупленный и угрюмый, глядя в огонь светца. Аксюша в задумчивости сидела тут же, изредка прерывая молчание тяжким вздохом.
– Куды ни глянь – кругом панихида! – насмешливо сказал Гурка, входя со двора и взглянув на обоих. – Брось крушиться, Федюнька! Меня вот и тоже с собой не взяли, гляди – не скулю! – добавил он утешающе.
– Тебе что! Ты вон сколь дворян посек! – отозвался мальчишка.
– Топором-то?
– Ага.
– То не в счет. Плаха – не ратное поле!
– И в поле ты бился…
– Постой, поживи-ка на свете. И на твой век подраться достанется… Так-то, брат тезка!.. – заключил скоморох, широкими руками взъерошив курчавые волосы Федюньки.
Мальчишка капризно и недовольно мотнул головой, вырываясь.
– Пусти!.. Какой я те «тезка»!
– Такой и тезка! Тебя ведь Федором звать?
– Ну, Федькой…
– И меня тоже – Федькой…
Скучающий Федюнька оживленно придрался к словам скомороха, надеясь услышать какую-нибудь забавную шутку:
– А как же ты Гуркой стал?
– Так и стал: «Поп крестит Иваном, а люди зовут болваном!» Федюнькой меня батька с маткой махоньким звали, а как в скоморохи попал, стали Гуркой кликать.
– А бачка твой был скоморох? – с любопытством спросил Федюнька.
– Бачка был звонщиком в церкви.
– И мой тоже звонщик! – уже о оживлением подхватил Федюнька, в болтовне забывая свое огорчение.
– Ну вот! А ты говоришь – не тезка!.. – Гурка снова взъерошил волосы на голове Федюньки. – А как твоего бачку звали? – спросил он шутливо.
– Истомой…
Пальцы Гурки впились в мягкие кудри Федюньки.
– Постой… ты не балуй!.. – словно с какой-то угрозой сказал он. – Ты вправду скажи, как звали?!
– Чего ты?! – удивленно воскликнул Федюнька. – Я правду баю – Истомой.
– Постой, погоди… а матку как? – нетерпеливо, каким-то треснувшим голосом спросил скоморох. – Авдотьей?..
– Она потонула, – отозвался Федюнька.
– И брата Иванка искал на Москве – Первушку! – воскликнул Гурка.
– Какой он брат нам: изменщик, боярский холоп!.. – откликнулся в негодовании Федюнька.
– А еще у вас братья были? – необычным, дрожащим голосом добивался суровый, всегда спокойный Гурка.
Федька в испуге взглянул на него. Даже в сутемках избы глаза скомороха блеснули волнением. Его беспокойство передалось Федюньке. Мурашки пошли у него от затылка по всей спине и во рту пересохло, будто от страха.
– Был брат… Федюнька… – пролепетал он, с трудом выговаривая слова и глядя на Гурку вытаращенными вопрошающими глазами…
В этот миг за окном послышался топот скачущей лошади. Гурка и Федя, оба встрепенувшись, прислушались. Всадник спрыгнул с седла у крыльца, и вслед за тем дверь избы распахнулась. Задыхаясь, вбежал молодой удалец из ватаги, Власик Горюха.
– Ивана схватили! – воскликнул он, тяжело дыша. – Скорей, дядя Гурей! Стрельцов понаехало – сила!..
Гурка уже напяливал полушубок.
– Беги, живей всем запрягать! – решительно приказал он.
Вестник выбежал из избы.
Федюнька вскочил и схватился за шапку.
– Брось шапку, Федя, сиди, – властно сказал Гурка. – А ты чего встрепенулась, дева? Страшишься? Обыкнешь тут, не беда. На свете чего не бывает!..
– Не могу я тут… к матке хочу! – простонала Аксюша. – Боюсь я тут с вами!.. Пустили б меня домой…
– Ладно, ладно, как ворочусь – потолкуем… – прервал ее Гурка, засовывая за пазуху пистоль.
Прицепив сбоку саблю, он скинул шапку.
– Давай обнимемся, что ли… как знать!..
Он трижды поцеловался с Федюнькой, шагнул к Аксюше, но не нагнулся к ней, а лишь заглянул в ее испуганное лицо и выскочил вон…
В морозном лесу меж стволов гулко свистел отзвук от мчавшихся по дороге пяти саней. Впереди, далеко обогнав санный поезд, скакали верхами Гурка и Власик Горюха.
Власик рассказывал на скаку, как они перевязали стрельцов Ульянки, но запоздали предупредить Иванку о внезапном прибытии Невольки с полсотней, и как оказался Иванка, словно в мышеловке, в руках врага. Слова были отрывисты, сбивчивы, и Гурка не слушал их. Он горел лишь одним нетерпением – доскакать и скорее ввязаться в битву за жизнь любимого друга и брата… брата!
Хотя разговор с Федюнькой был прерван известием о несчастье, но Гурке все было ясно: он не мог потерять семью в тот самый миг, как нашел ее после долгих лет… Случись с Иванкой такая беда вчера или месяцем раньше, Гурка так же скакал бы на помощь… Он так же летел бы на выручку Кузе, если была бы вовремя подана весть, но сознание того, что в беду попал его родной брат, так чудесно найденный в людском море, жгло и гнало его все сильней… Никакая скорость коня не могла угодить ему. Он поминутно со свистом взмахивал плеткой, стараясь ускорить бег…
– …Людей бы у нас и хватило, да без ватамана не сладить… вразброд!.. – сквозь топот и свист встречного ветра выкрикивал Власик, гнавшийся вслед за Гуркой.
– Далеко еще? – нетерпеливо спросил Гурка.
На пригорке замаячил темным пятном помещичий дом.
– По той березине обушком надо вдарить, – сказал Власик, указав на белевший среди елок толстый высокий ствол в стороне от дороги.
– Пошто ее вдарить?
– Галочьи гнезда на ней: закрачут и весть дадут нашим.
Власик отъехал с дороги. Тотчас же в морозной тиши послышался галочий и вороний грай.
Гурка слышал позади себя хлест кнутов по лошадиным бокам и спинам, конское фырканье и визг санных полозьев.
Не доезжая двора, вся ватага спрянула на ходу с саней и побежала к воротам.
В темноте заскрипели доски забора под тяжестью перелезавших людей. Гурка ждал схватки, криков и выстрелов. Он кинулся в ворота, сжимая пистоль, но ворота были отворены… Перебежав двор, с толпою товарищей он вбежал на крыльцо. Дверь в сени стояла распахнутой… Сердце Гурки замерло…
– Огня! – крикнул он.
Сразу в трех местах в темноте забряцали кресала, посыпались искры… Через несколько мгновений почуялся запах пенькового дыма и вспыхнуло смоляное пламя. Оно осветило покинутое жилье…
– Братцы! В погоню!..
– Куды во тьме гнаться! – воскликнул Власик.
– А зажегчи дворянское гнездо, то и путь осветит! Пали дом! А мы, братцы, на кони!.. Скорей! – крикнул Гурка.
Он первым выбежал и вскочил в седло. Ватага вся завалилась на сани. Гаркнули ездовые и засвистали кнуты… Вдруг в ворота дворянского дома въехал целый обоз с криком и гамом.
– Стой! Кто?! – крикнул Гурка.
– Свои, дядя Гурей. Стрельцов половили. Начальников сразу двоих.
– А Иванка?!
– Нет ватамана с ними…
Сноп огня вырвался в этот миг из-под стены дворянского дома, освещая широкий двор, несколько саней и всадников.
– Избу пошто жегчи?! Как тебя величать-то, не ведаю, ватаманушко, пошто жегчи избу?! – крикнул один из пленников, лежавших в санях.
– Молчи, дьявол! – злобно остановил его второй пленник.
Гурка взглянул на них. Кричавшего «пошто жегчи избу» он не узнал, но угадал в нем хозяина. Зато второй был знаком – это был псковский изменник, пятидесятник Ульян Фадеев.
– Где Иванка? – грозно спросил его скоморох.
Ульянка со страхом взглянул в лицо земского палача, но тут же взял себя в руки.
– Припоздал, скоморох! – нагло сказал он.
– Убили?! – выкрикнул Гурка.
Богатырским рывком Гурка бросил пятидесятника оземь…
– Ватаман! Вели потушить избу!.. – причитал помещик, ухитрившись связанными руками вцепиться в полу Гуркиного тулупа.
– Уйди ты, дерьмо дворянско! – воскликнул Гурка, ткнув его сапогом в бок.
Гурка узнал второго изменника – Невольку.
– Где Иван? – спросил он.
– Где был, там нет! – ответил Неволька.
– А, сучья кровь, так-то?! Робята, обоих в огонь, пусть горят живьем! – приказал своим Гурка. – Да с ними и дворянина!..
– Ватаман, вели избу тушить!.. Там Иванка! – выкрикнул в страхе и отчаянии дворянин. – Там в подполье Иванка!..
Гурка остолбенел… Тушить избу было поздно: сухие бревна трещали в жарком огне, дом горел, как костер, освещая окрестность… Наступая вдоль стен, пламя уже лизало дощатые сенцы…
Гурка схватил дворянина за ворот и вмиг обрезал с него веревку.
– Веди в подвал!
Дворянин рванулся к крыльцу, но отшатнулся, закрыв лицо рукавом от жара, и отступил. Гурка ударил его пинком в поясницу.
– Веди, дьявол!
Волоча помещика за шиворот, Гурка сам шагнул в горящие сени и скрылся в дыму. Четверо смелых ребят кинулись вслед за ним в пламя.
Дым слепил и душил Гурку. Кожа лица трескалась от близости пламени.
– Тут, тут вот, пусти меня, тут!.. – стонал дворянин, кашляя и давясь дымом.
Овчинные тулупы спасали их от огня.
Дворянин потянул за кольцо творило подвала и, спасаясь от жара, первый скакнул в яму. Гурко спрыгнул за ним и вдохнул воздух. По сравнению с домом здесь было прохладно, и дым не успел набиться.
– Иванка, ты тут?! – крикнул Гурка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97