– Попали в переплет, – согласился Брукс. – Полагаю, ты уже сказал ей, как мало нам радости от подобного дела.– Разумеется. Но для нее это достойное внимания обстоятельство – слабое утешение. Она избита; защищаясь от изнасилования, вынуждена была убить человека; брошена в тюрьму. Над первыми двумя обстоятельствами ты не властен. Третье от тебя зависит.Прокурор предостерегающе выставил ладонь:– Пойми одно. Мы не собираемся держать ее в камере с алкашами. У нее будет тот комфорт, какой можно создать здесь.– Вот именно, ключевое слово "здесь". – Пэйджит посмотрел на него оценивающим взглядом. – Она под арестом. В течение сорока восьми часов вы должны либо предъявить ей обвинение, либо отпустить. Но вы сможете в любой момент снова арестовать ее. Что бы ни произошло в эти сорок восемь часов, на суть происшедшего это никак не повлияет. И заставлять такого человека, как Мария Карелли, ждать два дня в тюряге – плохая практика и никудышная политика.Брукс развел руками:– Нам надо быть осторожными, Крис. На втором этаже у нас труп. А вчера вечером, останавливаясь во "Флуде", он был самым знаменитым среди ныне живущих писателей Америки.Вовлекая Шарп в разговор, Пэйджит повернулся к ней:– Сколько книг Ренсома вы прочитали?Она молча смотрела на него.– Несколько книг, – ответил за нее Брукс.– В таком случае, – продолжал Пэйджит, не отводя взгляда от Шарп, – почему вас удивляет, что Ренсом пытался кого-то изнасиловать? Немало начитанных женщин по всей стране, узнав об этом, нисколько бы не удивились.В Шарп чувствовалась какая-то внутренняя напряженность. Что-то не особенно заметно в тебе, голубушка, сочувствие ближнему, подумал он. Значит, трудно будет иметь с тобой дело. И теперь лишь суд, если они туда обратятся, даст ему какие-то возможности.– Мы должны исходить из фактов, – ответила она. – А не из того, что он мог написать. Или собирался написать.– А они приводят нас, – спокойно добавил Брукс, – к той страшной кассете, касающейся Лауры Чейз и сенатора Кольта.Он помолчал.– Миллионы людей все еще любят этого человека. В их числе и я.– Насколько помнится, ты встречался с ним, – заметил Пэйджит.– Я агитировал за его избрание. – Прокурор покачал головой. – Когда его самолет разбился, два моих приятеля и я проехали на машине три тысячи миль через всю страну в состоянии шока, чтобы участвовать в похоронах. Как будто не могли расстаться с ним. – Он пристально взглянул на Пэйджита. – Вся страна, – мягко добавил он, – не хотела расстаться с ним.Это правда, подумал Пэйджит. Видимо, авария самолета Кольта ночью в Калифорнийской пустыне, через три месяца после смерти Лауры Чейз, воспринималась как приговор судьбы, как мистика. Белокурый, с благородной осанкой, улыбчивый и остроумный, Джеймс Кольт в свои сорок казался слишком молодым для президента; видимо, что-то все-таки запало в сознание людей, если они остановили свой выбор на человеке, лучшие годы которого были еще впереди. Помнили не самого Джеймса Кольта, помнили его смерть, потому что потрясение, с ней связанное, запечатлелось образом сценки у мемориала: вдова с пепельными волосами, стоически переносящая горе, еще несформировавшиеся черты лица сына-подростка, искаженные в попытке всмотреться в копию отца, так жутко похожую на оригинал.– А Джеймс Кольт-младший в самом деле намерен баллотироваться на пост губернатора?Брукс кивнул:– Да, насколько я знаю.Пэйджит бросил на него оценивающий взгляд.– Ты сам создаешь себе трудности, – наконец бросил он, – которых прекрасно мог бы избежать.– Если бы мы могли, Кристофер. Если бы только могли.Пэйджит некоторое время рассматривал Брукса.– Ладно, – наконец произнес он. – Значит, медэксперту не нравятся пороховые следы?Прокурор сделал удивленные глаза.– При очень высокой разрешающей способности аппаратуры, – ответил он, – никаких следов пороха обнаружено не было. Никаких признаков близкого выстрела. Никаких.– Ну и?– И в этом проблема. Медэксперт никогда не скажет нам, что произошло, но она всегда очень точно может сказать, чего не произошло. А не произошло следующего: Мария Карелли не стреляла в Марка Ренсома с двух-трех дюймов. Близкое расстояние исключено.– Довольно неожиданно, – проговорил Пэйджит. – Мария обычно очень точна. Наверное, она просто линейку свою забыла.Брукс внимательно посмотрел на него:– Славненький аргумент для суда. Но, поскольку Ренсом уже восемь часов как мертв, мы не можем игнорировать этот факт. И приходится задуматься.– Да брось ты, Мак! Пистолет выстрелил в момент, когда Ренсом набросился на нее. Мария могла ошибиться. Он мог отпрянуть от пистолета. Все возможные варианты надо учитывать.– Ну что же, она все это узнает от тебя. Как возможные варианты, разумеется.– Если она вспомнит все, как было, сомневаюсь, что готова будет поручиться за точность расстояния.– И потом, – продолжал Брукс, – этот отказ отвечать на вопросы Монка. Он производит не совсем хорошее впечатление на людей, которых ты просишь поверить ей. И она требовала адвоката.– У выпускников юридических факультетов бывают странности, подобные этой. А требовала она не адвоката – она хотела видеть меня. Это как призыв о помощи к другу или священнику.– К священнику?– К кому-нибудь, кто способен на сочувствие, – сухо сказал Пэйджит, – на что она имела полное право.– Конечно, она может рассчитывать на сочувствие. Но ты не священник, а я не страус, чтобы прятаться от неприятной реальности. Единственное разумное объяснение того, почему она перестала отвечать на вопросы Монка, – она поняла, что попала в трудное положение. Впервые Пэйджит почувствовал страх.– Более гуманно предположить, – парировал он, – почувствовала себя плохо физически.Он обернулся к Шарп:– Много ли жертв изнасилований заявляют о случившемся? Процентов пятьдесят, даже из таких, как Мария Карелли. Они чувствуют стыд, чувствуют вину, чувствуют себя покинутыми всеми, а если заявят, им придется рассказывать все совершенно незнакомым людям, к тому же еще не оправившись от душевной травмы. Марии Карелли пришлось объясняться через три или четыре часа после того, как она убила человека, который пытался это сделать с ней, причем находилась она с Монком в обстановке, в которой ощущала себя совершенно потерянной. Она была дезориентирована, от нее требовали оправданий, она чувствовала себя опозоренной и, возможно, "виноватой", как чувствовал бы себя всякий нормальный человек, только что убивший кого-то. Даже считая себя невиновным перед законом.В лице Шарп было напряжение. Он вдруг понял, что самое себя, а не Марию она видела мысленно предметом нападения.– Я, – заявила она, – берусь за любое дело, это мой долг. Даже если мне кажется, что мы проиграем.– Я это хорошо понимаю. – Пэйджит снова посмотрел на Брукса. – У тебя прекрасные показатели по половым преступлениям, Мак. Те, кому положено, это знают. Не порть их неверным подходом к какому-то идиотскому случаю.Брукс пожал плечами:– Укажи мне причину, Крис, и я отпущу Карелли. Такую причину, чтобы я мог объяснить людям.Пэйджит почувствовал опустошенность и холод в груди.– Причина у меня есть, – наконец вымолвил он. – Но не такая, чтобы болтать о ней кому бы то ни было.Во взгляде прокурора появилось любопытство:– Что же это?До чего не хочется говорить, думал Пэйджит, даже независимо от того – есть Шарп в комнате, нет ее.– Мой сын, Карло. Ему уже пятнадцать, живет со мной. – Пэйджит коротко вздохнул. – Он сын Марии.Брукс уставился на него.– Боже милостивый, – пробормотал он. – Так вот почему ты здесь.– Поэтому я здесь.Было стыдно: он как будто использовал дружбу Брукса, свои семейные обстоятельства, а главное, все, что связано с сыном, в надежде на благосклонность Закона.– Есть некоторые аспекты в жизни Карло, которые… трудны. До сих пор это было сугубо частное конфиденциальное дело. Теперь все раскроется. Ему надо будет через все это пройти, все пережить – все то, что совершила его мать в силу сложившихся обстоятельств. Но ему будет легче, если, проснувшись завтра утром, он будет знать, что она не в тюрьме.Шарп как будто отодвинулась. Брукс внимательно рассматривал свои руки.– Что же ты хочешь от нас? – спросил он.– Просто выслушайте. Дай мне шанс доказать вам, что нет оснований для возбуждения дела, прежде чем вы примете решение об этом. А пока отпусти ее.Прокурор взглянул на него:– Она согласна пройти испытание на детекторе лжи?– Нет. По моему совету. Брукс поднял бровь.– Ну да, – после крохотной паузы сказал он, – она же может закончить с Монком.– Она может. Но я хотел бы взять это на себя.– Потому что ничего из того, что ты скажешь нам, не может быть использовано в суде.– Потому что именно так любой знающий адвокат ведет дело с твоей конторой.– Но ты просишь…– И потому, – спокойно закончил Пэйджит, – что бремя доказательства лежит на обвинении. Думаю, что у вас нет оснований для возбуждения дела. Если я прав, я делаю вам одолжение, просто указав причину – почему. Кроме того, я дам вам свою версию.Брукс посмотрел на Шарп, потом снова на Пэйджита.– О'кей, – проговорил он. – Обещаешь полное раскрытие. А если мы решим возбудить дело, ты нас ставишь раком.– Лучше подбери другую метафору, Мак. По крайней мере, для пресс-конференции.Прокурор невесело улыбнулся.– Мне жаль… Такой неприятный случай, Пэйджит… Работать с тобой – одно удовольствие… – И тут же, взяв трубку, принялся набирать, видимо, хорошо знакомый номер.– Вы уже закончили с ним? – спросил он невидимого абонента, потом добавил: – Мы здесь с адвокатом мисс Карелли – подходите.И положил трубку.– Медэксперт, – объяснил он. – Только что закончила осмотр Ренсома.Спустя некоторое время в комнату вошла стройная белокурая женщина, протянула для пожатия прохладную руну.– Элизабет Шелтон, – представилась она. – Медэксперт.– Кажется, – заметил Пэйджит, – у вас было много хлопот.Она лукаво улыбнулась ему:– Был очень длинный день.И подвинула стул, поставив его между Пэйджитом и Шарп.– А у нас тут была откровенная непринужденная беседа, как это водится между приятелями. – Брукс указал рукой на Пэйджита. – Он в курсе вашей проблемы с огнестрельной раной. Может быть, расскажете нам, что удалось выяснить нового.– Очень мало. По сути – ничего.– Что вы имеете в виду?Она быстро взглянула на Брукса и, когда тот кивнул, снова обернулась к Пэйджиту:– Во-первых, нет необходимых данных. И, прежде всего, угла вылета пули. Если бы пуля прошла насквозь, мы смогли бы определить ее траекторию от тела до того места в преграде, где она застряла, и сообщить вам не только угол, но и место, где пуля поразила тело, с точностью до двух футов. Но в нашем случае пуля застряла в позвоночнике.Говорила она с хладнокровной деловитостью, без эмоций, но это не производило неприятного впечатления.– Что еще? – спросил Пэйджит.Шелтон задумалась.– Во-вторых, при обследовании тела Ренсома не удалось обнаружить ничего, что подтвердило бы верность показаний мисс Карелли.– Ну хорошо, – мягко перебил ее Пэйджит. – У него же брюки были спущены. Немного необычно был одет человек для интервью.– Ну конечно. – И в глазах, и в голосе ее была осторожность. – Но я взяла мазок с его члена и проверила, нет ли следов спермы. Было бы естественно обнаружить сперму у мужчины после недавней эрекции, даже если не было извержения. Ничего подобного.– У теста стопроцентная достоверность?– Таких тестов почти нет. Но считаю, что на этот результат можно положиться. – Взгляд ее сделался более уверенным. – После того, что произошло, я больше не поклонница Марка Ренсома. Но не могу утверждать, что он насильник или хотя бы что он делал попытку изнасилования.– Хорошо. Что еще вы обнаружили?– Мисс Карелли говорила, что Ренсом пытался вырвать у нее из рун пистолет до выстрела. Но на его руках нет следов пороха. Опять же, все зависит от того, как это происходило, но если бы следы пороха обнаружились, они бы подтвердили сказанное ею. – Шелтон поколебалась минуту. – Факт тот, что стреляла она не с двух-трех дюймов, а, по моему мнению, примерно с двух-трех футов. Короче говоря, мистер Пэйджит, экспертиза не убеждает меня в том, что мисс Карелли не застрелила его во время мирной прогулки в парке.– Но, – возразил он, – кое-что обнаружилось и у мисс Карелли.Она кивнула:– Царапины, например. Я взяла пробу из-под ногтей и у него, и у нее. Под ногтями мисс Карелли были частицы кожи, под ногтями Ренсома не было ничего.– Какова достоверность этой пробы?– Невысокая, – сказала она. – И мы не можем точно сказать, чья это кожа – как правило, не можем. Но что мы всегда стараемся делать – это исключаем некоторые возможности. В данном случае я не могу исключить возможность, что мисс Карелли расцарапала самое себя и при этом сломала ноготь.Спокойствие Шелтон обескураживало. Дело свое она знала, могла согласиться с тем, с чем надо было согласиться, и производила впечатление человека в высшей степени беспристрастного. Но, несомненно, если будет надо, она представит свои убийственные доказательства.– Но ведь вы видели, – не сдавался Пэйджит, – и тот прямо-таки жуткий синяк.На мгновение медэксперт была озадачена.– Да, – кивнула она. – На левой щеке у мисс Карелли есть синяк.– Значит, она сама себя лупила? Или это у нее аллергия на шампанское?Брукс улыбнулся деланной улыбкой опытного следователя, которому проблема совершенно ясна.– Нет, разумеется, – признала Шелтон. – Это похоже на удар.– Открытой ладонью? – спросил Пэйджит.– Да.– Сравнительно недавно?– Да.– Ренсом, как я полагаю, был правшой, а значит, он мог ударить мисс Карелли по левой щеке?– Да.– После пары таких ударов, – сказал Пэйджит Бруксу, – и я бы застрелил Ренсома. Ну а если Ренсом ударил ее, то все, что она рассказала Монку, выглядит гораздо более правдоподобным, а версию о том, что позже она сама себя расцарапала, придется признать несостоятельной. Добавьте сюда кассету с Лаурой Чейз и Джеймсом Кольтом, которая косвенно подтверждает предположение о сексуальных проблемах Ренсома, и у вас не будет причин не верить мисс Карелли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79