Это был невысокий человек с лицом, напоминающим ореховую кору, – сплошь в наростах и трещинах, сутулый, с острым, подозрительным взглядом. Ни намека на сердечность или радость. Чувствовалось, что душа этого человека слилась с унылой обыденностью, что неумолимые законы церкви и среды убили в ней нечто очень важное. И, должно быть, единственное, на что этой душе доставало сил, – это презирать стоящего здесь за то, что он такой же как и его собственная дочь.Они стояли в тесной прихожей. За спиной Джона Карелли протянулся вдоль ряда дверей темный коридор; в нем тенью появилась Франческа, отворила одну из дверей, закрыла ее за собой. Во время прежних своих приездов Пэйджит не видел ее, но почему-то чувствовал, что лишь она одна могла походить на Марию.Протянутую руку Джон Карелли игнорировал.– Она говорила, что вы приедете.Пэйджит подтвердил:– Повидаться с Карло.Карелли не двигался; все в его позе говорило: будь он помоложе, он вышвырнул бы пришедшего вон. Наконец старин проворчал:– Здесь он.И провел Пэйджита в гостиную. Ее скудными украшениями были тяжеловесные портьеры, полностью закрывавшие окна, распятие, натюрморт с грушей и сливами и семейные фотографии – фотографий Марии среди них не было. Воздух в темной комнате был тяжелый, спертый – похоже, здесь давно не открывали окна. Ничто не напоминало бы о Марии, если бы не хрупкий черноволосый мальчик, сидевший перед телевизором и пустым взглядом следивший за перипетиями старого фильма о полицейских. В профиль были видны длинные ресницы и изящные черты лица.– Карло! – позвал Пэйджит.Мальчик не оглянулся. Тогда отец сел рядом с ним на корточки.– Я – Кристофер. Приехал повидаться с тобой.Карло нерешительно обернулся к нему; как и прежде, ясные голубые глаза его поразили Пэйджита. Но ни узнавания, ни интереса не было в них: два года слишком большой срок – мальчик не помнил его.– Не хочешь пойти на улицу и поиграть?Не получив ответа, Пэйджит коснулся плеча Карло:– Пойдем в парк!Мальчик поспешно замотал головой:– Я хочу смотреть это.– У вас здесь играют в бейсбол или во что-нибудь такое? – обратился Пэйджит к Джону Карелли.Тот нахмурился:– Он любит смотреть телевизор.Пэйджит взглянул на мальчика, опять уставившегося на телеэкран, потом снова на отца Марии.– Я остаюсь здесь. Не буду отрывать вас от дел. Джон Карелли постоял молча, потом вышел. Фильм был о калифорнийском дорожном патруле.– А кто хорошие парни? – спросил Пэйджит.Карло показал на экран:– Он. И он.– А как их зовут?– Джон и Понч. Их каждый день показывают.– И ты каждый день их смотришь?– Да. – Взгляд его при этом не отрывался от экрана.– А почему?– Потому что Джон – мой лучший друг. – Он помедлил. – Иногда и Понч тоже.– А ты когда-нибудь играешь с другими друзьями, на улице?Мальчик медленно покачал головой.– А почему?Карло отвел глаза от экрана и взглянул с едва заметным испугом:– Тогда пропущу Джона и Понча.В его голосе было удивление, как будто поразительной была сама мысль, что можно заниматься чем-то другим. Неожиданно Пэйджита охватило страстное желание сорвать шторы, распахнуть окна. Но вместо этого он уселся перед телевизором в полутемной комнате, рядом с Карло Карелли, изредка переговариваясь с ним.На экране двое патрульных помогали отцу с матерью искать малыша по имени Тимми, который потерялся в дремучем заповедном лесу предгорий. В конце концов, подумал Пэйджит, сами же разрешали мальчишке играть одному на улице. Но он умерил свой скептицизм, стараясь проникнуться интересами ребенка.Спустя некоторое время он почувствовал, что плечо Карло касается его плеча. Искоса взглянул на него. Мальчик пристальней, чем прежде, смотрел на экран, как бы боясь заметить то, что сделал.Пэйджит промолчал. Потом, не говоря ни слова и не глядя на мальчика, осторожно обнял его рукой. Карло замер. И в самый разгар поисков Тимми Пэйджит почувствовал, как мальчик прижался к нему, но очень робко.Экранный Тимми неожиданно столкнулся с медведем. Карло вздрогнул.– Может быть, – мягко обратился к сыну Пэйджит, – сядешь ко мне на колени?Тот, казалось, был в нерешительности. Тогда, ни слова не говоря, Пэйджит поднял его и усадил.Медведь ушел, а Карло остался на коленях Пэйджита. Когда фильм закончился объятиями Тимми с родителями, он не сделал попытки встать.– Мой папочка умер, – вдруг произнес он. Подбородок Пэйджита касался макушки мальчика.– Кто тебе это сказал?– Папа.– А кто это?Карло молча показал на коридор:– А что говорит мама?Он пожал плечами. Короткий жест этот, как и сам ребенок, оставлял впечатление чего-то хрупкого.В дверях появился Джон Карелли. Его неласковый взгляд говорил, что время гостя истекло.– Здесь где-нибудь поблизости есть парк? – спросил Пэйджит, делая вид, что ничего не понял. – Я хотел попросить, чтобы Карло отпустили поиграть со мной.– У него нет времени, – отрезал Джон Карелли. – Полшестого мы обедаем.Как Мария, должно быть, рвалась отсюда, подумал Пэйджит, и как может она мириться с тем, что Карло живет здесь?– Это очень любезно с вашей стороны, – вежливо сказал он, – но я не хотел бы доставлять лишние хлопоты миссис Карелли, оставаясь у вас обедать. Тем не менее поблагодарите ее от моего имени. И добавил, наслаждаясь стариковским гневом: – Я покормлю Карло после того, как мы наиграемся. Полвосьмого годится или у вас есть какие-то особые планы?Старин шагнул вперед, перекрывая путь:– Мы не рассчитывали, что вы останетесь.Как будто для мертвых, подумал, но не сказал Пэйджит, время имеет какое-то значение. Он почувствовал, как напрягся малыш в его руках, будто уловив неодобрение деда, и встал, подхватив Карло одной рукой, чтобы мальчик не видел угрожающего взгляда, который он вперил в Джона Карелли, надвигаясь на него.– Да, я остаюсь. – Специально для Карло он постарался, чтобы голос его звучал весело. – Не каждый же день у меня есть мальчик, с которым можно играть.Карелли не сдвинулся с места. Подойдя к нему, Пэйджит вежливо произнес:– Простите.И, как будто входя в переполненный лифт, уверенно отодвинул старина свободной рукой.– Мы пошли, – бросил он через плечо. – Желаю приятно отобедать, и передайте миссис Карелли мою благодарность за радушие.– Так. А куда же мы поедем? – спросил Пэйджит, когда они подошли к автомобилю.Мальчик покачал головой, и он понял, что еще ни разу не видел его улыбки.– Я думаю, сделаем вот как. Сейчас поедем на детскую площадку, а потом пообедаем. Что ты любишь есть?Мальчик помедлил в нерешительности.– Пиццу, – отважился наконец сказать он.– Пусть будет пицца. Ну а теперь нам нужна детская площадка. Я, Карло, много лет уже не был на детской горке.Малыш указал пальцем на его костюм:– Вам нельзя так идти.– Ну что ты, только веселей будет. А тебе приходилось делать то, что нельзя?Тот снова покачал головой:– Папа не позволит.– Конечно, папа должен смотреть за тобой. Но мне-то уже тридцать семь, и я могу пойти на горку в той одежде, в какой захочу.Карло взглянул на него:– Вы, наверное, такой же старый, как и мама. Она на тридцать лет старше меня.Пэйджит улыбнулся:– На самом деле она не очень старая. По крайней мере, твоя мама не кажется старой.– Вы знаете ее?– Да, мы с ней друзья.– А вы знали моего папочку?Пэйджит посмотрел на него и снова улыбнулся:– А почему бы мне не побыть им сегодня? А ты помоги мне найти парк.Мальчик отвел взгляд, как бы стараясь вспомнить, как выглядел тот, прежний папа.– А как вас зовут?– Кристофер. – Он включил зажигание. – И я хочу играть.Площадка была маленькой, тесной, переполненной мамашами с детьми, несколько стариков сидели на скамейках.– Когда-нибудь играл в кетч Простая игра, в которой двое или больше игроков бросают друг другу мяч.

? – спросил он.– Только в школе. Много они мне не разрешают – у меня не очень хорошее здоровье.– Держу пари, оно у тебя лучше, чем ты думаешь. Встань вон туда, где скошена трава, потренируешься.Спотыкаясь, Карло отступил на траву. Пэйджит неожиданно бросил мяч. Мальчик вздрогнул, но когда попытался схватить его, тот уже ударился ему в грудь.– Это еще не игра, – заявил Пэйджит. – Начнем с близкого расстояния.Он прошел вперед несколько дюймов и, опустившись на колено, несильно бросил мяч. Карло снова не поймал его.– О'кей. – Пэйджит подмигнул ему. – Когда я был маленьким, я много тренировался.– У вас было хорошее здоровье?– Вначале нет. Потом стало хорошим. На четвертой попытке Карло поймал мяч.Пэйджит увидел, что движения у него такие же, как у матери; он обещал со временем стать высоким, и уже теперь длинные руки и ноги делали его немного неуклюжим. Но двигался он достаточно быстро; не было проблем и с реакцией; не хватало только уверенности и ловкости.Карло снова поймал мяч.– Видишь, – улыбнулся Пэйджит. – Ты хорошо играешь.– Это не я хорошо играю. Вы поддаетесь.– Но ведь ты ловишь. Не я.– Они никогда не разрешат мне играть, – сказал Карло унылым голосом. – Я миллион лет могу просить их об этом, а они всегда будут говорить мне, что я нездоров.В этих словах была вся его жизнь. Пэйджит опустился рядом с ним на корточки.– Что с тобой? – спросил он. Карло впервые заговорил громко:– Я ненавижу себя. Я хочу убить себя, вот и все. Какие странные слова для мальчика, подумал Пэйджит; он говорит их не совсем серьезно, и в то же время как бы примериваясь к ним. Неожиданно Пэйджит почувствовал растерянность и отчаяние. По какому-то наитию он сказал беззаботным голосом:– Если вы убьете себя, Карло Карелли, мне придется есть пиццу одному.Мальчик мгновение смотрел на него. Потом, впервые за все время, чуть было не улыбнулся:– Тогда придется подождать с этим.
– Итак, у тебя проблемы, – констатировал Ларри Колвин. – Или, точнее, у Карло. Во всяком случае, такой вывод ты сделал после двух своих визитов.Пэйджиту был непривычен мягкий тон и особая взвешенность слов старого друга. Впрочем, подумал он, разве бывает психиатр, который, по крайней мере в рабочей обстановке, не старается быть добрым и отзывчивым для того, чтобы успокоить клиента. Даже его офис – помещение на верхнем этаже кирпичного дома недалеко от Бикон-стрит – действовал успокаивающе.– Я не специалист по детской психологии, – сказал Пэйджит, – но слова "Я ненавижу себя, я хочу себя убить" говорят, на мой взгляд, о многом.Колвин кивнул, его тонкое, живое лицо отразило озабоченность:– Это можно определить как эмоциональную депривацию – мало внимания со стороны окружающих, недостаток впечатлений, недовольство собой. Самая большая проблема в том, что все это откладывается в сознании. Из-за того, что он не видит проявлений любви окружающих, Карло кажется, что он недостоин любви.Пэйджит покачал головой:– Конечно, за такой короткий срок я не сумел заметить особых перемен…– Ты сможешь поговорить с дедушкой и бабушкой?– Бог с тобой, Ларри, эти люди живут в другом мире. Миссис Карелли не говорит ни слова – насколько я знаю, последние семьдесят пять лет у нее аутизм Погружение в мир собственных переживаний.

. Что касается нашего одностороннего содержательного диалога с отцом Марии… – Он помолчал. – Когда я вернулся к ним в дом и спросил, есть ли у Карло школьный табель, он не соизволил даже ответить. Тогда я пригрозил, что добьюсь, чтобы решением суда Карло жил со мной.Колвин наморщил лоб:– Ты думаешь, мне стоит поговорить с ними?– Попытайся. Но это все равно что передавать сообщения морзянкой дикарям. Ты молод, образован, а самое скверное – веришь в терапию, ориентированную на внутренний мир человека. Эти люди уже на восьмом десятке, застряли в католицизме времен Пия I; они из генерации, в которой даже образованные люди считают, что задаваться какими бы то ни было вопросами – значит подрывать жизненно важные устои. Это все равно что Моцарту договариваться с Чингисханом выпить за компанию.Колвин встал и распахнул окно. Сверкавшая под весенним солнцем булыжная мостовая казалась россыпью монет новейшей чеканки; покрытая листвой ветка дуба, тянувшаяся к окну, качалась, волнуемая порывистым бризом. Колвин зачарованно глядел на улицу.– Этот город – великолепное место для мальчишек. Я не перестаю любить его, особенно в такие вот дни.– Но не для Карло. У него не тот образ жизни.Колвин кивнул:– Дело в том, что он очень способный мальчик. И вместе с тем очень восприимчивый. При такой убогости впечатлений он способен что-то освоить, не лишен чувства юмора.– Да, я это почувствовал. Даже за то короткое время, что мы были вместе. Я заметил в нем иронию, она спасает его. Но не Карелли же наделили его этим.– А как он с тобой?Пэйджит задумался:– Эмоций не выказывает – уверен, он со всеми так. И с каждым моим приездом, как мне кажется, все меньше радуется мне. Еще он не любит, когда к нему прикасаются, я даже не могу его толком обнять. Это немного обидно.– Все, что ты, Крис, говоришь, очень важно. – Колвин помедлил. – А что его мать?– В конце концов я разыскал ее в Риме – ты мог видеть Марию в вечерних новостях, когда "Красная Бригада" убила Альдо Моро Моро Альдо (1916–1978) – лидер левоцентристского крыла итальянской Христианско-демократической партии, в 1963–1968 гг. и в 1974–1976 гг. премьер-министр Италии.

. Дела у нее идут хорошо, она говорит: еще пару лет – и она снова в Нью-Йорке и тогда избавит Карло от своих родителей.– Но тогда ему будет уже девять лет.– Да. – Пэйджит нахмурился. – Я брал его табели в школе, смотрел оценки. Успеваемость ухудшается.– Дело не в способностях, Крис. Сказывается все – самолюбие, необщительность, даже то, что мальчик чувствует себя нескладным, неуклюжим. Следующие два года станут критическими. – Колвин позволил себе закончить на раздраженной ноте. – Да понимает ли мать, к чему придет ее сын? Есть ли у нее какие-то определенные намерения относительно него?Пэйджит пожал плечами:– Думаю, она собирается найти au pair Молодая иностранка, которая, обычно с целью изучить язык, живет в семье, выполняя несложную работу по дому либо присматривая за детьми.

. Предпочтительно такую, которая достаточно владеет английским.Колвин снова сел; на лице его было выражение напряженного внимания.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79